«У Сокурова редкое качество для сегодняшнего дня, он — ответственный человек. Владеющий всем арсеналом кинематографических искусств.

Режиссер-сценарист-оператор. Существуют финансовые границы, он в них всегда укладывается. Не бывает так, что он снял полкартины, потом потребовал еще столько же денег. Ответственное отношение к деньгам — тоже часть профессии».

Андрей Сигле — музыкант и бухгалтер. Невиданное в мире сочетание: композитор и продюсер в одном лице. Одаренного студента Ленинградской консерватории ректор Шведской королевской академии музыки пригласил в Гетеборг продолжить обучение по специальности «кинокомпозитор». Так что со всей ответственностью можно считать Сигле единственным в стране обученным кинокомпозитором. Его музыка — в фильмах Мельникова, Лопушанского, Баранова и Калибаева, Калягина, Светозарова, Сокурова. В Каннах, куда не прибыли ни режиссер Сокуров, ни Галина Вишневская, именно продюсер Андрей Сигле представлял от России конкурсную картину «Александр»…

О Сокурове

— Какое-то непонятное совместительство: музыка и продюсирование. Значит, вы по долгу, так сказать, службы вынуждены «музыку разъять, как труп, поверить алгеброй гармонию»?

— Рассматриваю продюсирование как исключительно творческую профессию. Для меня главное не финансовые отчеты, не сведение дебета с кредитом, а некие возможности и рычаги для создания кино. Оно же делается не из воздуха. Кино — искусство материальное. Вот помогаю шить эту материю. В том числе и деньги нахожу. И думаю, как их вернуть. Но главное умение продюсера — правильно деньги потратить. Чтобы добытые средства максимально пошли на фильм. На точный кастинг, режиссера, монтаж, озвучание. На всю организацию производства. Для меня всегда пожелание режиссера — закон. Тщательно анализирую спектр отечественной режиссуры и работаю лишь с теми режиссерами, которые мне интересны, в основном в авторском кино.

— А народные сериалы типа «Улиц разбитых фонарей» или «Агента национальной безопасности»?

— И в сериалах работаю лишь с давно знакомыми, проверенными людьми. Любой творческий альянс не возникает на пустом месте. Продюсирование ведь — не только умение достать деньги, но и способность устанавливать человеческие контакты. Создание фильма — командный марафон. Вы можете собрать на одной площадке всех «звезд» — кино не получится.

— Когда вы сочиняете музыку к фильмам Сокурова, Лопушанского (последняя совместная работа «Черные лебеди» по Стругацким), Евтеевой («Демон», «Клоун», «Петербург») и когда пишете тему к шлягеру «Агент национальной безопасности», вы ориентируетесь на адрес: здесь арт, здесь — народное?

— Это и есть основа профессии. Кинокомпозитор должен уметь работать со всеми музыкальными жанрами, включая острый гротеск или пародию, владеть всеми вариантами аранжировки. — А в «Агенте национальной безопасности» вы сознательно пародировали классическую тему из «Агента 007»? — Конечно. Это же образ нашего местного «007-го», раздолбая и богатыря. На самом деле, такого агентства нацбезопасности нет. А вот такой герой Леха существует где-то наверняка. Вечно безденежный. Вечно пьяный. Человек-рубаха. Человек-стена. — Вы продюсируете уже четвертый фильм Александра Сокурова («Телец», «Отец и сын», «Солнце», «Александра»), говорят, он — очень трудный, требовательный человек… Его тяжелый характер — это миф или правда? — Сокуров — режиссер, точно знающий, чего хочет, умеет формулировать задачу. С Александром Николаевичем легко работать. У него редкое качество для сегодняшнего дня, он — ответственный человек. Владеющий всем арсеналом кинематографических искусств. Режиссер-сценарист-оператор. Существуют финансовые границы, он в них всегда укладывается. Не бывает так, что он снял полкартины, потом потребовал еще столько же денег. Ответственное отношение к деньгам — тоже часть профессии.

Об «Александре»

— Какова степень вашего продюсерского участия в сокуровских картинах, кроме денежной составляющей, разумеется? — Мы всегда советуемся: как и что снимать. На «Александре» (см. «под текст». — Прим. ред.) была сложная дилемма: везти ли в Чечню всю группу и снимать там картину, или снять часть эпизодов там, остальное — в павильоне «Ленфильма». Мы взвешивали все, сомневались, но совместно приняли решение снимать все в Чечне. Иначе не достичь документальной точности по эмоции, по состоянию, по воздуху в кадре.

— Где проходили съемки?

— В Грозном и в Ханкале.

— Какие были предприняты средства безопасности? Съемочная группа — всегда большой и недисциплинированный коллектив…

— Нас охраняли армия и ФСБ. Правда. Все было очень серьезно. Возили на съемочную площадку на бэтээрах, бронированных машинах в сопровождении, с саперами, которые разминировали дороги. Возили разными маршрутами. Всегда в разное время выезжали и возвращались. Галину Павловну Вишневскую возили офицеры ФСБ. На машинах менялись номера по нескольку раз. Спецмеры обусловлены тревожным состоянием: ни война — ни мир, которое там зависло, боюсь, надолго. Вместе с военными мы старались продумать все мелочи, обеспечить максимальную степень защиты людям.

— Впечатления от этой командировки?

— Самое главное ощущение, которое мы старались передать в картине, — все без исключения тут находящиеся хотят мира. Все чудовищно устали от войны. Мы ежедневно общались с простыми людьми, горожанами, с солдатами. Война вымотала всех. Как говорит наша героиня: «Долго воюете. Привыкли». Они привыкли жить в войне. У многих солдат-контрактников — семьи. Но они живут здесь уже много лет. Уже и в отпуск домой не ездят. Не могут понять нашей тутошней жизни. Кроме того, они получают по тысяче долларов зарплату. Тратят минимально, практически все отсылают домой. А дома — максимум пять-семь тысяч рублей. Поди на эти деньги прокорми семью. Это замкнутый круг войны, в котором ощущение призрачной стабильности. В палаточном городке, в котором мы обитали и снимали: то над одной палаткой флаг приспустят, то над другой. Значит, снова в подразделении кто-то погиб. В нашем кино — все правда, все настоящее. Смотрю на людей, нападающих на картину, называющих ее агиткой, и спрашиваю: «А что вы видели сами, своими глазами?». Меня и многие иностранные журналисты укоряли: «Армия у вас с человеческим лицом. Они столько накрошили там… А вы показываете людей». А там действительно люди… с обеих сторон.

Я видел Грозный из Ханкалы — дома, точно в тире, словно мишени: побольше и поменьше. Могу себе представить, как лопоухий восемнадцатилетний рязанский парень прямой наводкой из пушки по ним стреляет. Он же не видит, что там, кто там. Не понимает, что делает. И мы были на той стороне. Видели стены, после такой «прямой наводки». Чеченцы после обстрела вытаскивали трупы на улицу. Зарывали тут же под домом. Выволакивали уцелевший скарб, переносили в целую квартиру и там продолжали жить. Пытались жить. Те, которые в домах, они же не видят тех, которые стреляют. Никто не видит, не слышит и не понимает друг друга. А где-то есть люди, подогревающие эти смертоносные слепоту и глухоту.

Сейчас уже ковровых бомбардировок не существует. Но зачистки продолжаются. Накануне нашего приезда в Грозный погибли пятеро омоновцев. Дома стоят практически полупустые. И вот что происходит. Квартиры, заперты на ключ. Военные открывают двери, потому что спускаются с гор боевики — отсиживаться в этих квартирах. Им приносят туда продовольствие, оружие, лекарства, потом они уходят. Поэтому прочесывают дома. И вот те самые пятеро ребят поднимаются на лестничную клетку. Двое идут в левую квартиру, там все безобидно: мать с дочкой и старик. А в правой… Открыли дверь… прямой наводкой троих омоновцев сразу убили. Боевики начали закидывать грантами и левую квартиру, несмотря на крики женщины и ребенка. В общем, омоновцы погибли, закрыв собой эту семью. Боевики скрылись. Там все по-разному бывает. И потом по-разному интерпретируется…

О «Кино»

— Вы работали над саундтреками групп «Кино», «Наутилуса» и «Алисы», Гребенщикова, над звуковым рядом фильмов «Игла» и «Собачье сердце». Что это такое: саунддизайн?

— Просто я был членом команды. Кстати говоря, это стало темой разбирательства между Марьяной Цой и группой «Кино». Она претендовала на наследование авторских прав всей музыки, ребята доказывали, что было коллективное творчество. Я отказался от той тяжбы. Но так как уже нет Марьяны, могу сказать честно: это было совместное, командное творчество. Собирались в одной комнате, у питерского музыканта Леши Вишни на квартире, бескорыстно отданной на нужды рок-студии. Двухканальный магнитофон для сведения… И «круглосуточный полет», не зная ни дня ни ночи, — окна были предусмотрительно зашторены. Вначале существовала некая тема. Потом она перерабатывалась, варьировалась, развивалась, добавлялись какие-то гитарные партии, барабанные рифмы находил Гурьянов, искали клавишные подкладки… Это была настоящая лаборатория.

— На электронных семплерах вы можете воссоздать звучание симфонического оркестра. А может, лучше оркестр?

— Не лучше и не хуже. Это другое, интересное для меня. В консерватории я уже учился. Но я из другого роду-племени. И в кино пришел с «Кино», с фильмом «Игла». Тогда увидел на «Мосфильме», как это все действует. Потом много работали с Сережей Курехиным. Это была нужная и важная для меня школа. Хотя я находился в стороне от их бесшабашной жизни. Сегодня ночью проснулся и думаю: «Вот рок-клуб питерский… Ребята, в общем, никаких университетов не кончали… Это было скорей социальным образованием, нежели профессиональным. Все люди, приверженные какой-то общей идее, испытывали необходимость быть вместе. Где-то как-то подрабатывали, зарабатывали — покупали инструменты. И играли, играли… «Алиса», Курехин, Гребенщиков не могли делать свою музыку и тексты не бескорыстно. Но как только вокруг этого движения появился свойственный шоу-бизнесу антураж: продюсеры, большие залы и стадионы, большие гонорары, толпы поклонников — все. Закончилась рок-музыка. Она не умеет выживать в сладкой вате.

— Может, не совсем умерла, может, как-то видоизменилась…

— Витя Цой, Сережа Курехин ушли. Был год назад на одном рокерском юбилее… Собрались соратники… Мужикам по полтиннику, косухи на животах не застегиваются, серьги, куцые хвосты. Это выглядело комично и трагично. Они до сих пор не наигрались. А тогда… это было состоянием души, или (мы так стыдимся пафоса) — гражданственности. Они знали, на что идут, что можно только вперед, обратно — значит, прогнуться…

— Музыка в «Александре» — не фоновая, самостоятельная, широкого симфонического дыхания. Ее легко представить себе в концертном исполнении в консерватории. Эта самодостаточность как-то предполагалась?

— Музыка к картине родилась сама собой. За время нашей поездки мы стали другими. Повзрослели, что ли. Много чего видели. Горя. Чего не расскажешь. Что заставляет заново взглянуть на привычное, простое вокруг нас. Знаете, Александр Николаевич Сокуров, в общем, человек внутренний, закрытый. Но «Александра» — кино самое открытое, где его, наши эмоции — прорвались наружу. Не могли не прорваться. Мы обсуждали долго различные темы, проведение музыки… А потом сам собой пророс реквием по всем тем, кто ушел. В нем осталась слабая, но светлая надежда, что те, кто остался, может, еще вернутся… в мир. Главная тема, вы не поверите, сама пробила себе дорогу, несмотря даже на мои иные идеи и желания. Александр Николаевич тонко и ревниво относится к музыке. Поначалу и у него было желание как-то укротить эту тему, сбить немножко с нее, скажем, некоторый налет патетики… Но тема победила. Вцепилась в это кино, и вытравить ее было невозможно. Для меня музыка в кино не иллюстрация, она дает некое эмоциональное состояние, которого нет на экране. Она — еще одно действующее лицо в кино.

— Ну хорошо, музыка сумела сама пробить себе дорогу. А деньги? Они же на дороге не валяются? Как получается находить деньги на сугубо некоммерческие проекты? Вы не слишком похожи на человека, который ногой открывает двери в кабинеты банкиров…

— Во-первых, нам помогает Госкино. Проектам Сокурова, Евтеевой, Лопушанского, Овчарова. Сейчас снимаем кино с уникальным мастером, автором «Барабаниады» Сергеем Овчаровым. «Вишневый сад» — грандиозный проект со всех точек зрения. Во-первых, это комедия. Овчаров репетировал с актерами, несмотря на их занятость, два месяца. Еще полтора месяца будут съемки. Я очень верю в его талант. Вообще, в этом весь секрет. Работаю с теми режиссерами и проектами, которые сами за себя говорят. Например, называю две вещи. Первая — Овчаров. Вторая — «Вишневый сад». Разве это не заманчивые предложения для сотрудничества?

— Но вы же отыскиваете и дополнительные финансовые вложения. Какое качество композитора использует продюсер Сигле для убеждения будущих партнеров?

— Умею заранее слышать музыку фильма, верить в то, что он сложится. И моя внутренняя уверенность дает основание убеждать. И еще. Надо произносить только те слова, за которые ты отвечаешь.

P.S. Андрей Сигле приступил к осуществлению сразу двух проектов. Кроме чеховского «Вишневого сада» это «Конармия» Бабеля, которую начинает снимать Дмитрий Светозаров. По мнению Сигле, книга Бабеля — Библия ХХ века. Ему кажется, что давно необходимо осмысление происходящего в стране. С 1917-го по сегодняшний день. Он верит, что фильм получится. Он уже слышит его музыку…Под текст

Краткое содержание «Александры»

Пацифистский фильм Сокурова «Александра» представлял Россию на юбилейном, 60-м Каннском кинофестивале. (С некоторых пор режиссер входит в так называемую каннскую номенклатуру, в основной программе показывали его фильмы «Отец и сын», «Русский ковчег», «Телец», «Молох»). Напомним сюжет «Александры». В военную часть, расположенную в Чечне, приезжает навестить внука — офицера-контрактника его бабушка. Зовут ее Александра Николаевна, сразу понятно: она и есть альтер-эго режиссера Александра Николаевича Сокурова. В исполнении величественной и совершенно неузнаваемой Галины Вишневской она — мать всех солдат, скучающих по дому, оторванных от семей нескончаемой войной. Собственно, весь фильм и есть диалог Матери и войны (хотя мы не услышим ни одного выстрела). В финале этого политкорректного кино Александру будут провожать чеченские женщины, с которыми она успеет подружиться. Понятно, матери не воюют. Но Александра уедет, а внук отправится на очередную зачистку…