Лет пятнадцать назад, находясь в Прибалтике, под Ригой, я получил письмо от моего старшего и мудрого друга Семена Израилевича Липкина:«Дорогой Стасик, ваши сообщения о некоторых чертах латвийской жизни, написанные хоть и бегло, рисуют многое. Что касается меня, то я всегда, вот уже лет 50, знал, что национальные идеи когда-нибудь у нас взорвутся, но от того, что я знал, мне не легче… Что касается тех мест, с которыми я связан, то буквально на моих глазах произошло резкое изменение отношения интеллигенции к России. До войны — почти благоговейное преклонение перед русской культурой… Война разбудила национальные чувства, перешедшие в националистические. Высылка мусульман-горцев потрясла, буквально потрясла наши большие мусульманские республики. В Таджикистане, например, меня не стеснялись (еврей, значит, не русский, говорю по-таджикски) и вовсю ругали старшего брата, вспоминая захват Бухары, борьбу с так называемым басмачеством, коллективизацию, 37-й год, 49 — 52-е годы, и, как я ни убеждал, что это не русские делали, а опричники, в том числе из их среды, — мои собеседники качали головами, со мной молча не соглашались. Таджики считали, что не Ленин, а русские забрали у них Бухару и Самарканд, говорившие и говорящие на фарси, и отдали узбекам. И если какой-нибудь стихотворец писал стихотворение под заглавием «Самарканди ширина манн» — «Мой сладкий (дорогой) Самарканд», описывая красоту города — и только, то автора уже считали смелым борцом за истину, в ЦК его журили, но любя…». И т.д.Обрываю цитирование почти страдая, да и, если исходить из сюжета моей статьи, перецитировал, о чем, естественно, не жалею. Но главное все же: «…Я всегда, вот уже лет 50, знал…».Знал, что империя неминуемо распадется, взорвется?Выходит, что так. Заодно вспоминаю рассказ Сергея Аверинцева, и в зрелости не изжившего былой пораженности. Как его мать при известии, что Хрущев «передарил» Крым не чужой для него Украине, заметила: когда СССР начнет распадаться, возникнуть проблемы.Понимаю удивление Сергея Сергеевича: такое действительно было редкостью. Я, признаюсь, не предвидел и того, что из ельцинского хаоса вылупится именно нынешний режим. Да что — я! Даже готов полуэгоистически извинить себя, мягко говоря, не политика, зато задним числом имею что предъявить, допустим, тому же Чубайсу, в чьем уме, именно политическом, не приходится сомневаться. Допускаю и верю, что, проводя пресловутую приватизацию, он (они) имел (имели) в виду цель благородную: покончить с засильем коммунистов. Но как не предвидели, что место «коммуняк» займут дети железного Феликса?..Повторюсь: в былое время провидцев было мало (или таились?). Боюсь, вернее, как раз не боюсь ошибиться, но, кажется, нынче рассчитывать на роль угадливого пророка появилось куда более оснований. История поработала, а, главное, слава богу, перестали таиться.Вообще, откликаясь на требование к пишущим иметь «позитив», скажу, что у сегодняшней власти есть, есть — в историческом смысле — великолепное преимущество. Кто мог сбить, скажем, Хрущева (Сталина не касаемся суеверно) с его веры в скорый приход «коммунизьма»? Кто был способен расшевелить усталый мозг Брежнева? А сегодня — словно бы только и делай, что отбирай среди вразумляющих тебя тех, кто на оное вразумление наиболее способен. Если угодно, «разделяй и властвуй» — не в традиционном тираническом смысле, а в том, что отделяй крикунов-идиотов от тех, которые поумнее. Пусть самых язвительных — они-то как раз полезнее. И — «властвуй», коли дадена власть, имея разумных советодателей.Наивно с моей стороны? Хуже того — банально! Но ведь именно до банальности очевидна, полагаю, и для нынешних неглупых правителей — бесперспективность призрака холодной войны… Да не в плане международном, а в политике внутренней, внутригосударственной, даже внутринациональной.Можно ли всерьез верить, будто социальный и национальный мир несет тот кремлевский проект, о котором уже наскучило говорить, — потешное войско всяческих «наших»? Как не задуматься, что их, готовых — «всегда готов!» — превратиться в новых хунвейбинов, глядишь, постигнет судьба «настоящих», китайских? Знают ли многоголово-однообразные «Наши», «Местные», «Молодогвардейцы» — кто там еще? — о судьбе своих подобий, отправленных «на перевоспитание»? Соображают ли, чем чреваты внушаемые им амбиции?Да откуда им знать, если и сталинская челядь, жадно уничтожая именитых предшественников, не гадала разделить их участь. (На то у тех же «Наших» есть козлы-провокаторы.)Неважно, что покуда они, обряжаемые в дедморозовские тулупы или (кощунственно!) в гимнастерки Великой Отечественной, скорее тусуются, выкрикивая заготовленные речовки. Подобное сперва входит в привычку, потом — в подсознательную уверенность. А кончается все стереотипно — см. выше.«Наши» не удивляют. Удивляет власть.И как не заговорить о — разумеется! — «маршах несогласных»? То есть все уже говорено — о жестокости разгона, о бессмысленности жестокости, но я, так сказать, о личном.Ни единого разу не бывал на митингах. Признаться, опасаюсь толпы, даже дружелюбной; боюсь ее завлекающей силы. Того и гляди (вспоминаю минувшее) начнешь вместе со всеми скандировать: «Ель-цин! Ель-цин!».Боже меня упаси от снобизма — тут моя личная агорафобия и, возможно, специфичность профессии: могу написать то, что в ином случае выкричал бы. Но сегодня… Сегодня жалею о своей временной физической немощи еще и потому, что не могу примкнуть к означенному «маршу». Ко всему прочему относясь к комплоту Каспаров — Касьянов — Лимонов (уже треснувшему) близко к позиции, резко заявленной акционером «Новой» Александром Лебедевым.(Хотя, конечно, понимаю и другое: «Джек, — сказал он, — политика — это всегда вопрос выбора, а из чего выбирать, не ты решаешь. И за выбор надо платить». Роберт Пенн Уоррен. «Вся королевская рать».)Не то чтобы очень хотелось, а вроде как бы немного совестно, что не удостоюсь почета получить по башке дубинкой омоновца. (С милицейским кулаком знакомство имел.)Обожаемая власть! Ну зачем тебе делать из меня мазохиста?Впрочем, как все похоже! Как все это было в России, даже если порою без уродливо-бессмысленных крайностей!Лестная — для обеих сторон — аналогия. «Писатели имеют долг возвысить громкий глас свой против злоупотреблений… Человек с дарованием может в своей комнате, с пером в руках быть полезным советодателем государю, а иногда и спасителем сограждан своих и отечества» (Денис Фонвизин). И: «Худо мне жить приходит! Уж и господин Фонвизин учит меня царствовать!» (Екатерина Вторая, она же Великая).Вот и кончился век Екатерины, которая не многим чета, а вначале была одержима непритворно высокими замыслами (первый российский парламент, «Наказ», по существу — черновик конституции, свобода слова или, вернее, по-горбачевски — «гласность», когда дозволялось тогдашним жванецким-шендеровичам оттянуться по адресу самой государыни), словом, кончился век, обещавший быть золотым, постыдно. Разгулом фаворитизма, гонением на вольное слово, ссылкой Радищева, тюрьмой для просветителя Новикова, жестокой опалой Крылова и того же Фонвизина. Страхом — перед земляками ли былого царицына корреспондента Вольтера, перед пугачевщиной ли; главное, что — страхом, имеющим обыкновение рождать агрессию.Дежурный вопрос: какою сдаст Россию — ежели сдаст — Путин? Кому — второстепенно, но какою? Надо ли, чтоб ответить, обладать пророческим даром мамы Аверинцева?