Самым ярким впечатлением, полученным мною первого января, был кассир в универсаме, сидевший за кассой с глянцевым журналом в руках, фингалом под глазом и в форме сборной Испании. Этого мальчика-кассира я видел раз двести в только что закончившимся 2006 году и не обращал на него никакого внимания. Он был всегда тихий, невзрачный. И одевался серенько. Но теперь он преобразился: фингал у него под глазом ярко переливался бордовым и синим и гордо свидетельствовал о том, что парень встретил Новый год по полной программе. Я перегнулся через прилавок и посмотрел, о чем он читает. Кажется, этот мужественный человек решил круто изменить свою жизнь: сидя за кассовым аппаратом в красно-желтой форме, которую он в новогоднюю ночь то ли купил на премиальные, то ли отнял в каком-нибудь баре у заехавшего в Москву Рауля, он спокойно и деловито рассматривал фотографии блондинки Пэрис Хилтон, томно лежащей на берегу теплого моря… Однако кассир с фингалом был не единственным героем, удивившим меня в эти дни. В череде пьяных празднеств я в один из дней очутился рядом с осоловелым англичанином, который никак не мог понять смысл русского выражения «по последней и под танк». Человек пять уже что-то толковали англичанину, но он не врубался. Наконец к нему подошла очень красивая московская девушка и на свободном английском объяснила то, что он так хотел знать. Из ее объяснения следовало, что «последнюю» пили перед тем, как с гранатой выйти против танка. Это веселое создание с длинными волнистыми волосами и губами, чуть тронутыми коралловой помадой, весело толковало одуревающему британцу, как именно следует взрывать танки: выдернуть чеку, сжать гранату в руке, броситься на дно окопа, пропустить танк над собой, швырнуть гранату вслед… Я спросил ее, какое учебное заведение она закончила, и получил естественный ответ: филфак. В череде впечатлений вслед за девушкой, умеющей взрывать танки, следует прием, который устроил мой друг в полуразрушенном доме в двухстах метрах от Кремля. Осенью мой друг был в Каннах, представил там свою экспозицию и был с полной серьезностью проинтервьюирован кинообозревателем «Новой Газеты» Ларисой Малюковой. Теперь экспозиция состояла из полуобрушенных стен, могучих деревянных балок и тепловых пушек, которые гнали горячий воздух на одетых в пальто и шапки гостей. За столом, культурно накрытом скатертью, стояла пара барменов — он и она, оба молодые и красивые, оба в черных пальто покроя пятидесятых годов и в ушанках, в которых впору идти на охоту в тайгу. Перед ними высились огромные баки, очевидно, сворованные из какой-нибудь советской столовой. Я поинтересовался, что в баках, и получил ответ: «Глинтвейн!». В правом баке был глинтвейн, сваренный на красном вине, в левом на белом, и все подходящие заговорщицки произносили то «Красный!», то «Белый!», отчего мне вскоре стало казаться, что все они тут тайные сторонники московского «Спартака». И девушка в пальто и ушанке пританцовывала под итальянские арии в разбомбленном доме и щедро плескала половником горячий глинтвейн в пластиковые стаканчики, которые подставляли ей в диком темпе многочисленные веселые и красивые люди… Однако вскоре — может быть, через день, а может, и через два — я попер на моем джипе через лес в страстном желании найти сугроб. Какой смысл иметь джип, если ты не можешь заехать на нем в самый глубокий сугроб и затем на полном приводе, с диким ревом, выбрасывая фонтаны снега из-под колес, выбраться оттуда? Но нынешней малоснежной зимой найти подходящий сугроб почти невозможно. Зато я нашел в лесу мужика, который катил перед собой бочку. Созерцая его в свете мощных фар моего вездехода, я некоторое время размышлял о том, что сказала бы та девушка с длинными волосами о семантике и исторических корнях выражения «катить бочку». Я же тоже филолог. Потом вылез из машины и спросил мужика, что он тут делает. Я был удивлен его присутствием в лесу, а он был удивлен моим. И он объяснил мне, что бочка представляет собой пиротехнический снаряд весом двадцать пять килограммов, который он катит на поляну, где каждый год с семьей и друзьями устраивает фейерверк.

Итак, мы в четыре руки погрузили двадцать пять кило бенгальских огней и осветительных ракет в машину и поехали. По дороге лесной партизан поведал мне о своей жизни. К сорока годам он успел основать две фирмы, сменить семь работ, закончить истфак, полетать на дельтаплане, увлечься горными лыжами и стать топ-менеджером в компании, основанной в Париже гражданином России, который теперь живет в Москве. Когда он через четверть часа в присутствии целой толпы взрослых и детей подпалил свою бочку, раздался дикий грохот, и в небо под крики и визг полетели красные, зеленые, синие и серебряные звезды. Они взбегали в небо по крутым траекториям и взрывались в черной вышине, и весь мир вокруг тогда озарялся волшебным светом приключения и чуда. Но и это еще не все. Новый Новый год прошел, неумолимо надвигался старый, но тоже Новый. Я ехал на моем джипе по Каширскому шоссе и заехал на бензоколонку. Внимание, ГАИ: я был абсолютно трезв, хотя количество выпитого в эти дни, конечно, уже измерялось гектолитрами. Но я никогда не сажусь за руль пьяным. Именно твердая уверенность в собственной трезвости сделала следующие несколько минут моей жизни столь тяжелыми. В сумерках я вдруг увидел между собой и бензоколонкой страусов. Они стояли и недружелюбно смотрели на меня. Что бы вы подумали, встретив вечером 10 января на двадцатом километре Каширского шоссе страусов? Я подумал, что у меня что-то разладилось в голове, она перешла в автономный режим и теперь творит безумные фантазии, которые не опубликуешь в газете. Я вылез из машины и увидел, что страусы мне не померещились, они тут действительно есть. Только темнота растворила железную сетку, которой обнесено их пространство.

«Зачем на бензоколонке страусы?» — спросил я у женщины в кассе. «Чтобы привлекать клиентов!» — отвечала она с оттенком досады, сердясь на мою недогадливость. «А им здесь хорошо?» — усомнился я, озабоченный правами зверей. «Конечно, хорошо! Как им может быть здесь плохо!» — гневно отвечала кассирша, своей убежденностью отметая все мои сомнения. Действительно, может ли быть плохо страусу в России, зимой, на Каширском шоссе, на бензоколонке компании «Сибнефтьтрансгаз» или что-то вроде этого? Я отправился к вольеру, желая лично выяснить ситуацию, но страус — птичка на тонких ногах, с огромной ступней пятьдесят шестого размера, высотой в два метра — вдруг быстрым движением вытянул в мою сторону длинную шею, и я увидел вблизи от себя маленькую головку со злыми глазами и недобро сияющие белки. Диалога не получилось. Этим текстом я передаю привет сторонникам теории, которая полагает историческое время России идущим к концу. Согласно этой теории, Россия уже исчерпала запас отпущенных ей сил, вычерпала до дна свою витальную энергию. Полнота жизни и сила деяния покинула наши пределы. Но кассир с фингалом, щеголяющий в форме испанца, итальянские арии в разбомбленном доме, красивые девушки, разливающие глинтвейн, сваренный в спартаковских цветах, топ-менеджеры, катающие по ночному лесу бочки с порохом, красавица в прикиде от Гуччи, в деталях объясняющая англичанину способы борьбы с танками, а также злобные страусы, тусующиеся на Каширском шоссе — все это примеры, говорящие об обратном. P.S. Этим текстом я передаю привет сторонникам теории, которая полагает историческое время России идущим к концу.