В «Комсомолке» у Геннадия Николаевича Жаворонкова была кличка — Ученый. Дело в том, что он пришел в газету хотя и с улицы, но кандидатом педагогических наук. На школьный отдел, который ему доверили, это произвело впечатление не меньшее, чем прилет инопланетянина, — проблемы образования в редакции освещали ребята, чье обучение на журфаке МГУ грозило стать пожизненным: Юрий Щекочихин, Павел Гутионтов, Алексей Ивкин и другие «дети шестого этажа». Позже все они получили дипломы, стали титулованными журналистами, газетными руководителями и даже политиками.

А Гена, при всех своих замечательных талантах, остался просто Жаворонковым. Но это его уважали и любили Андрей Сахаров и Александр Яковлев. Это он мог среди ночи позвонить Елене Боннэр, и она не могла отказать ему даже в десятистрочном интервью.

У Генки Жаворонкова была миссия.

Скажи я это ему, человеку, напрочь лишенному пафоса и самоочарования, он бы мне ответил!

Но уже не ответит.

В свою педагогическую карьеру он включил учительство в исправительно-трудовой колонии. Оттуда вынес вывод, что советское образование несвободно не только в тюрьмах.

Далее, за несколько дней до защиты диссертации выступил против директора института, в котором работал.

А еще позже, когда коммунистов «Комсомольской правды» обязали «персонально» осудить и сурово наказать известнейшего журналиста, автора скандальных по тем временам материалов Валерия Аграновского, Гена Жаворонков взял и проголосовал против.

Один.

Потому как — миссия.

Она же вынудила его, забыв все на свете, начать ковыряться в темной истории с расстрелом польских офицеров в Катыни. Уже отцы перестройки Горбачев и Яковлев теряли — кто веру, а кто желание доискиваться до донышка, уже главный редактор «Московских новостей» Егор Яковлев стал чувствовать тупик. А Жаворонков все рыл. Когда же докопался до чудовищных глубин катынской трагедии, сделал своим соратником Андрея Дмитриевича Сахарова. За это мучительное и рискованное расследование Гена был награжден польским орденом «Два меча».

В последний раз мы работали вместе в «Общей газете». Уже тогда было видно, что со здоровьем у него не очень. Но как он не любил это показывать. Пока было терпимо, ездил, работал, сидел со всеми в баре. А когда уже становилось невмоготу, внезапно исчезал. Так неожиданно, что ввергал редакцию в тревогу и поиски. Просто он так болел по-мужски — чтобы его слабости не видел никто.

Так было и в последний раз.

Но он не вернулся.

Просто в жизненной миссии, которую выбрал для себя Гена Жаворонков, забота о собственном здоровье никогда не входила в число приоритетных занятий.

Отсюда еще острее наша боль.

Прощание состоится 11 ноября в 10.00 в 13-й градской больнице (м. «Пролетарская»).