— Еду в отпуск, — говорю одной знакомой, — в Чибирлей.

— Куда, в Чемберлен?

— Нет, ты не расслышала, в Чи-бир-лей, в глухую деревню.

Чибирлей богат родниками, и в переводе то ли с татарского, то ли с мордовского название означает то ли быстрая река, то ли красивая. Здесь пахнет навозом, гуляют сами по себе куры, гуси, индюки. Здесь людей земля кормит.

— Теть Шур! — кричу соседке.

— Подойди, а?

За забором лает собака. Громогласная соседка в потертой фуфайке бежит, переваливаясь.

— Я в шинок за хлебом ходила, чего?

— Теть Шур, что ты знаешь о Чибирлее?

— Щас, Дуньку покормлю и расскажу.

Дунька — это любимая двухлетняя свинья тети Шуры.

— Раньше, когда я маленькой была, — говорит Шура, мешая палкой в ведре комбикорм, — у нас сторож был в деревне, дед Вася. Он рассказывал, что речка Чибирлейка была широкой и называлась Медовухой. Летали пчелы, было много ульев. А там, за оврагом, было не два пруда, а три. В одном из них купалась барыня, а в другом плавали лебеди.

Где сейчас новый пруд — был родник гремячий. Когда наступал вечер, на другом конце деревни его было слышно. Это мне Тамара Иванова рассказывала. А поля у нас были!..

Было много чего, а теперь людей нет.

Бабы плачутся: на деревню нашел мор. Дома пустеют один за другим, деревенское кладбище разрастается. За шесть месяцев в деревне умерли 27 человек. Что случилось? Во всем виноват «Максимка». Это спиртовой стеклоочиститель, ласково прозванный «фуфыриком». Содержит в себе технический спирт и диэтилфтолат в малых дозах. Это сильнейший яд, который не выводится из организма, а при накоплении обязательно вызывает рак. Все удовольствие — по 20 рэ за бутылку, сплошная экономия.

Пьешь его и не пьянеешь. Поддашь еще, а потом встать не можешь и тупым становишься.

Схема простая: пришел с работы, сгонял в шинок, выпил с устатку, что-то сделал на огороде, потом еще выпил. Ночью помер. Ай да «Максимка», ай да озорник…

Соседка наша — тетя Шура. Ее детство длилось до восьми лет. Зимой — санки, катание с крыш, баня у речки. Летом — грибы, горячий хлеб из местной пекарни, огурцы с соседского огорода, подсолнухи. Весна — «жаворонки» из теста на ниточке ко дню 40 мучеников на 22 марта. Стоишь на крыше, вертишь фигуркой из теста и кричишь во все горло: «Жаворонки, ноги тонки, прилетайте, красну вёсну приносите, нам зима надоела, весь хлеб у нас поела!». Жила без забот с сестрой и родителями, а потом раз — и детский дом. Отец удавился. Мать умерла.

Выросла Шура, вернулась обратно, вышла замуж, двух дочерей замуж выдала в Тольятти. А недавно в доме завелся «Максимка». Теперь тетя Шура одна, без мужа.

Если верить местным, то в деревне нет работы. Если проехать по Чибирлею на велосипеде, то можно насчитать четыре крупных предприятия: совхоз, деревообрабатывающий комбинат, мебельная фабрика, лесхоз. Есть еще школа, детский сад, администрация, отделение Сбербанка, почта, медсанчасть и два магазина.

Татьяна, племянница тети Шуры, моет полы в администрации за 400 рублей в месяц. Брат был у нее, Генка, утонул этим летом. Опять же не без участия «Максимки».

Мать Татьяны еще жива, получает пенсию. Так и кормятся. А работать никто не собирается. Говорят, негде.

В Чибирлее четыре улицы: наверху — Молодежная, ниже — Сидорова (в честь героя Великой Отечественной войны названа), за ней, у оврага, Родниковая и Заречная. Всего домов 600, не меньше, и все из дерева. Стоят избушки-развалюшки очень близко друг к другу: случись пожар, огонь быстро перекидывается с дома на дом. Так и получилось.

…В центре, на Сидорова, соседи сбежались на странный треск. Так под влиянием высокой температуры начал разрушаться шифер. На такое событие пришли поглазеть даже с Шанхая (так местные жители нарекли отдаленную часть поселка).

Позвонили в город, вызвали пожарных. За пять минут пламя перешло к соседям. А там женщина молодая с младенцем, и муж пожилой ушел в рейс на своем «КамАЗе» куда-то в Сибирь. А в доме у них — газ. Один хлопок — и все.

Не поддаваясь панике, сосед сел на свою «Ниву» и уехал в администрацию. Газ отключили.

Маленькая Алинка попросилась смотреть на пожар, сказала, что «Кошкин дом» смотрела по телевизору и ей не страшно.

Прошло минут двадцать после вызова пожарных. Приехала допотопная машина из лесхоза. Городских так и не видно.

— Хоть бы с водой была! А то лет десять назад горел дом на этой же стороне, а машина без воды приехала. Пока на пруд съездили, один дом сгорел, пришлось второй и третий спасать.

Лесхозовская приехала с водой, но без пожарных. Размотали рукав, начали тушить, а половина воды выливается через дыры. Один дом уже полностью сгорел.

Приехали городские из Кузнецка. За ними — врачи на карете «скорой помощи», за врачами — пьяные газовщики.

Пока собрались тушить второй дом, из третьего хозяева начали выносить пожитки.

…Через два часа пожар был ликвидирован. Сгорели два дома, все остались живы.

Говорят, что незадолго до пожара видели двух пацанов, бежавших огородами.

Вечером того дня в деревне не топилась ни одна печка…

На следующий день как ничего и не было. В поле на коне молодой белобрысый пастух гоняет стадо.

— Скучно мне одному. Хочешь на коне посидеть? Он у меня спортивный.

Краткий инструктаж по управлению конем — и я уже в седле. Конь и вправду воспитанный.

Как оказалось, Коля на ногах еле стоит, а в седле держится. Конь — его лучший друг.

— Его с ипподрома списали. Он был больной, на ногах не стоял. Я его вылечил. …Как-то раз стоим мы с ним. Я пиво пью. Он тоже. Траву ест… — болтает Коля.

В 10 утра издалека донесся колокольный звон. Церковь в деревне разрушили еще в начале XX века. Чибирлейцы вышли на улицу.

— День Смоленской Богоматери сегодня, — сказала тетя Шура. — Крестный ход аж из самого Кузнецка.

Из-за поворота показалась колонна. Впереди на большом самосвале, увенчанном иконами, дьячок с женой звонят в колокола. По земле идут священники с крестами и иконами в руках, за ними — паломники. Остановились в центре, у двух могучих дубов, к которым прикреплены уцелевшие иконы, на месте разрушенной церкви. Отслужили молебен и продолжили свой ход…