Вынесенный на минувшей неделе во Владикавказе приговор Нурпаше Кулаеву — смертная казнь с заменой ее пожизненным заключением — вновь поднял волну споров об уместности смертной казни и моратории на нее. Между тем, как ни спорь, до смертной казни в России осталось семь месяцев.

Странно читать в газетах и слушать по радио умные рассуждения и горячие споры на тему «Надо ли отменять у нас мораторий на смертную казнь?». Сторонники и противники моратория спорят о несуществующем, ибо моратория на смертную казнь у нас не было и нет.

Пропагандистская утка под названием «мораторий на смертную казнь» была запущена в середине 90-х годов и с тех пор летает по средствам массовой информации, вводя в заблуждение неискушенных читателей и простодушную западную общественность.

Вот как обстоят дела на самом деле. В 1992 году Россия попросилась в Совет Европы. Для этого необходимо было присоединиться к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, один из дополнительных протоколов к которой (а именно — протокол № 6) предусматривает отказ от смертной казни в мирное время. 28 февраля 1996 года Россия подписала Европейскую конвенцию, а 5 мая того же года Государственная Дума ратифицировала ее, и Россия, таким образом, вступила в Совет Европы. При вступлении Россия обязалась, среди прочего, в течение одного года подписать и в течение трех лет со дня вступления в СЕ ратифицировать протокол № 6 об отмене смертной казни. Обязалась вполне добровольно, а отсрочка объяснялась необходимостью поэтапной работы в этом направлении.

Протокол № 6 подписали вовремя — 16 апреля 1997 г. Ратифицировать его, чтобы он имел силу закона, Государственная Дума должна была до 5 мая 1999 года, то есть до истечения трех лет со дня вступления в Совет Европы. 6 августа 1999 года, с опозданием на три месяца, президент Ельцин внес протокол № 6 на ратификацию в Государственную Думу. И все на этом остановилось. Протокол не ратифицирован до сих пор. Менялись президенты, думы, а смертная казнь оставалась.

При вступлении России Совет Европы оговорил, а Россия согласилась, что с момента вступления в СЕ в стране будет объявлен временный мораторий на смертную казнь. До того времени, как протокол № 6 не приобретет силу закона, то есть максимум на 3 года, как предполагали тогда в Совете Европы.

Но в России все делается медленно. Мораторий не объявили ни при вступлении в Совет Европы, ни через месяц, ни позже. Его нет до сих пор. Кто и как будет объявлять мораторий, не оговаривалось. Его могла бы принять Дума своим законом или президент своим указом. У Думы при голосовании не получилось, президенты не захотели. Ни прошлый, ни нынешний. Так и продолжала Россия оставаться в необыкновенно терпеливом Совете Европы белой вороной — протокол не ратифицирован, мораторий не объявлен.

Вместо моратория президент Ельцин издал 16 мая 1996 года некий намек на него — указ «О поэтапном сокращении применения смертной казни в связи с вхождением России в Совет Европы». Указ обязывал правительство подготовить законопроект о присоединении к протоколу № 6, рекомендовал депутатам парламента уменьшить количество статей со смертельным исходом и обязал МВД и прокуратуру гуманно обращаться с приговоренными к смерти. О прекращении смертных казней — ни слова. Штатные пропагандисты и подобострастная пресса тут же раструбили на весь мир, что это и есть мораторий на смертную казнь. Многие этому поверили, а вчитываться в тексты указов и законов никто не стал.

Похоже, все были довольны и этим. Возможно, в Совете Европы поверили Ельцину, публично заявившему, что теперь в России никого не расстреливают. Или только сделали вид, что поверили, чтобы не злить неуравновешенную российскую демократию.

На том все и замерло. Сторонники смертной казни были довольны тем, что закон ее не запрещает, противники удовлетворялись обещаниями г-на президента. Так бы, ко всеобщему удовольствию, продолжалось и дальше, если бы не жалобы в Конституционный суд трех граждан, из которых двоих приговорили к смертной казни, а одного оправдали. Их судили обычным судом, а им хотелось суда присяжных, которые уже начали тогда появляться кое-где в России. На беду подсудимых, в их родных регионах суда присяжных еще не было. Просто не успели ввести, ведь в России все делается медленно. Приговоренные, в том числе и оправданный, решили, что это несправедливо: одним можно суд присяжных, другим нельзя.

Конституционный суд с ними согласился и 2 февраля 1999 года вынес решение, согласно которому смертная казнь не может назначаться судами нигде — ни там, где есть суд присяжных, ни там, где его нет. Ибо все подсудимые в России имеют равное право на справедливый суд. Это постановление действует и сейчас и будет действовать до той поры, пока суды присяжных не появятся на всей территории страны. А как только появятся, никаких юридических препятствий для вынесения смертных приговоров не будет.

На сегодняшний день судов присяжных нет только в Чечне. Закон 2001 года о введении в действие нового УПК устанавливает, что суд присяжных должен быть введен в Чечне не позже 1 января 2007 года. Осталось 7 месяцев и 2 дня.

Между тем миф о моратории продолжает будоражить воображение публицистов, политиков и депутатов Государственной Думы. Один из них, депутат Сергей Бабурин, настолько уверовал в существование моратория, что в ноябре прошлого года внес в Госдуму законопроект «Об отмене моратория на исполнение наказания в виде смертной казни в Российской Федерации». Законопроект простенький, как сам депутат: мораторий отменить, а приговоренным к вышке дать право на обращение за помилованием. Надо сказать, правительство РФ и правовое управление Госдумы в своих официальных заключениях отозвались на законопроект с недоумением: нет никакого моратория, что отменять-то?

«Как же нет? — мог бы возразить член шести всеразличных академий доктор юридических наук С. Бабурин. — Вот в сентябре 2000 года парламентская группа «Народный депутат» обратилась к президенту Путину с просьбой отменить мораторий, а тогдашний Уполномоченный по правам человека Олег Миронов хотя и возражал против отмены, но сам факт существования моратория не оспаривал. Вот председатель Совета Федерации Сергей Миронов в апреле 2002 года утверждал, что мораторий на смертную казнь наложен президентским указом, а Генеральная прокуратура в октябре того же года, требуя выдачи нескольких чеченцев, уверяла грузинские власти, что в России на смертную казнь объявлен мораторий». Вот на днях замгенпрокурора РФ Владимир Колесников, как передало РИА «Новости» в минувшую пятницу, не исключает возможности отмены моратория на смертную казнь после создания в Чечне суда присяжных. Что ж, никто не скажет, что никакого моратория нет и никогда не было.

Терминологическая путаница, в результате которой решение Конституционного суда стало восприниматься как мораторий на смертную казнь, неслучайна. За ней стоит попытка негодными средствами поддержать демократический имидж России. Мораторий должен был вводиться государственным актом во исполнение Европейской конвенции по правам человека и обязательств России перед Советом Европы. В основе этого акта должны были лежать гуманитарные мотивы и признание того, что смертная казнь как репрессивная мера утратила свою актуальность. В основе решения Конституционного суда лежат совсем другие мотивы — признание несовершенства российской судебной системы, которое должно быть устранено, чтобы смертная казнь могла применяться и дальше.

Таким образом, хотя результаты моратория и решения КС, казалось бы, имеют, хотя бы на некоторое время, одинаковые последствия, смысл этих документов различен. Один направлен в будущее и обозначает вектор цивилизованного европейского развития, другой консервирует неопределенную ситуацию до той поры, пока в рамках действующего законодательства не станет возможен возврат к старым методам уголовных репрессий. Различия эти настолько очевидны, что в своем решении судьи КС даже не упоминают слово «мораторий».

Абсолютная ценность моратория и относительная решения Конституционного суда стали видны со временем. В Совете Европы давно приняли протокол № 13 о полной отмене смертной казни (включая военное время), и уже 33 государства ратифицировали его. А Россия остается единственной из 46 стран — членов Совета Европы, которая до сих пор не ратифицировала протокол № 6.

Юридическое восстановление смертной казни грозит России самыми суровыми санкциями, вплоть до исключения из СЕ. Вполне реальная перспектива. Не стоит, наверное, думать, что участие в международных организациях, как и вообще мнение Запада, так уж важны для сегодняшней российской власти. Но рисковать членством в Совете Европы ради сохранения в стране смертной казни власть вряд ли захочет. Уже хотя бы потому, что и без смертных приговоров силовики и правоохранители легко лишают жизни тех, кого они решили устранить. Вероятно, до конца нынешнего года Кремль продавит через послушную Госдуму ратификацию 6-го протокола, и внешне приличия будут соблюдены.