Владимир ПОЗНЕР :

«…Это журналистика или пропаганда? Я даже не готов квалифицировать. <…> Потому что пропаганда — это задача, которая дается сверху».

«Нет, каждый из нас понимает, прекрасно понимает, что можно, а что нельзя. Это сидит внутри».

«Я понимаю, что есть темы, которые трогать нельзя. Да, я это понимаю».

«И я понимаю, что надо обращаться к дяде Васе и тете Маше».

То есть пропаганда «по зову сердца» — не пропаганда?

«Эхо Москвы», 3 апреля 2006 г.

Список запретных тем

19 марта, завершая передачу «Времена», В. Познер сообщил аудитории о том, какие сомнения относительно собственной профессии породил в нем фильм Джорджа Клуни «Доброй ночи и удачи»: «…У меня, политического журналиста, работающего на телевидении, возникло довольно много вопросов. В частности, чем мы занимаемся, для кого работаем, на кого работаем? Для себя, для своей карьеры, для заработка, чтобы угодить начальнику, чтобы угодить власти, чтобы выразить свою личную точку зрения? Вообще насколько мы думаем о том самом зрителе, который ждет от нас на самом деле сбалансированной, объективной, честной и своевременной информации?.. Тут есть много вопросов, которые вы могли бы задавать и которые мы, конечно, должны задавать себе…».

Это высказывание повлекло за собой в течение трех недель довольно бурное обсуждение среди оставшихся либеральных журналистов, так или иначе связанных с телевидением. Евгений Киселев, Ирина Петровская, Ксения Ларина на «Эхе Москвы» и другие с участием самого Познера всесторонне рассмотрели позицию последнего и общее состояние дел в политической журналистике на современном российском телевидении (точнее, по существу, констатировали ее отсутствие).

Результат дискуссии: несколько уязвленный подозрениями коллег в излишней гибкости позвоночника, В. Познер подтвердил и утвердил свою свободу и независимость от мнения начальства. Не абсолютную. А абсолютной он не знает нигде в мире.

Моя циничная однофамилица на «Эхе Москвы» Елена Афанасьева с очевидным намеком вспомнила все же стихи Е. Евтушенко:

Сосед ученый Галилея

Был Галилея не глупее,

Он знал, что вертится Земля,

Но у него была семья.

Познер подобные подозрения давно и непреклонно отвергает, указывая на свою экономическую самообеспеченность, и у меня нет оснований ему не верить.

Самое интересное (и грустное) во всей этой истории — то, что Познер сообщил о наличии некоторого списка не запрещенных (такого перечня он «никогда не видел»), но запретных для него тем, которые в его эфире невозможны.

Список запрещенных книг от Римско-католической церкви так и называется: Index librorum prohibitorum. Он вполне официальный, официально распространяется и известен всем заинтересованным.

В современной России нет цензуры. Нет формально запретных тем. Федеральные телеканалы в лучшее время (prime time — на профессиональном жаргоне) едва ли не со сладострастием повествуют о серийных убийцах, педофилах, педерастах и сторонниках многоженства. Показать свежие трупы в новостях — значит украсить новости.

Но есть нечто совсем непристойное, о чем Познер говорить не может, и он называет эти темы:

• сокрушение Конституции (в частности, отмена губернаторских выборов);

• война в Чечне;

• Ходорковский

• и еще кое-что (среди прочего — но это уже мое мнение — например, взорванные дома в Москве, Беслан…).

Признавая перед «городом и миром» (если продолжать аналогии с Ватиканом) наличие таких неприемлемых для эфира проблем, В.В. Познер, во-первых, открыто признается в своей готовности не говорить перед телевизионной аудиторией о самом главном, о сущем. Действительно, почему бы не пожевать со специалистами на глазах у изумленных телезрителей, скажем, инфляцию? Все равно после его передачи упомянутые «дядя Вася и тетя Маша» станут ничуть не больше разбираться в проблеме, но хотя бы останутся душевно утешены. С ними поговорили уважаемые люди.

А во-вторых, и в вопросах самому себе после «Времен», и в дискуссии профессионального сообщества по поводу этих вопросов Познер — политический журналист, по его собственному определению, — так и не решился (или не смог) не то что затронуть, но даже назвать главную политическую тему сегодняшнего бытия России.

Он — почти совершенно добровольно — не хочет или не может замечать разворот страны на 180 градусов. Тоже, может быть, не абсолютный (в жизни таких не бывает), но разворот как смену вектора движения.

Только однажды во всех этих нелицеприятных дискуссиях — с подачи того же Познера, между прочим, доказывающего невозможность абсолютной свободы для журналиста на том же «Эхе Москвы», — возникла, а потом немедленно пропала тема «Газпрома».

Разворот в светлое прошлое

Когда-то — на переломе 1980—1990-х — казалось, что Россия двинулась от коммунизма, от «соборности» к демократии, рыночной экономике, политической свободе.

По существу, правда, и тогда мало что удалось сделать. Никакого реального перелома, подлинного движения в данном направлении в стране не произошло. Но все же принимались достойные законы, на какое-то мгновение мы увидели демократичность избирательной системы и в полной мере ощутили независимость СМИ. Всерьез заговорили и про независимость судов, про верховенство закона и необходимость учредить демократические институты во всех сферах жизни. Но главной была убежденность (включая и убежденность властных кругов) в том, что основные структурные преобразования впереди: мы к этому стремимся, мы этого хотим. Теперь стало очевидным, что и хотели мы совсем не того, к чему пришли, и направляемся не туда, куда следовало бы.

Устремившаяся от коммунизма к демократии, к рыночной экономике, к гражданскому обществу, Россия теперь развернулась вспять, к худшим временам липкого советского застоя со всеми его прелестями: «Шаг вправо, шаг влево конвой считает как побег…». А вехой этого разворота стало окончание судилища над М. Ходорковским и поглощение «Сибнефти» «Газпромом».

Владимир Познер волен, конечно, с приглашенными хотя бы по «дозволенному» списку по-своему обсуждать и интерпретировать подобную перемену вектора движения к несвободе. Но не замечать и не обсуждать того, что как важнейшая проблема стало уже достоянием всего мира, — это даже не замалчивание. Даже не дезинформация. Это — обслуживание. И не случайно в упомянутой дискуссии не единожды прозвучало определение «сервильность».

Разворот страны к эпохе КПСС идет сразу по нескольким направлениям: экономика, федерация, политика.

В экономике «партия и правительство», не выступая на словах открыто против национального развития на основе военно-ориентированных отраслей промышленности и связанных с ними секторов науки (то есть остатков научно-экономического потенциала еще Советского Союза), как это было совсем недавно, на практике реализуют в первую очередь колоссальные проекты по экспорту энергоносителей. Становым хребтом экономического развития объявляется добывающая промышленность. Слова о структурных преобразованиях в экономике, о свободном рынке и конкуренции как основе для модернизации национального народного хозяйства исчезли из лексикона российской «элиты». Нет и стоящих за словами сущностей.

Президент России уже провозгласил на весь мир торговлю углеводородным сырьем в качестве базы нового превращения страны в мировую державу — то есть, по существу, восстановление советской экономической модели, обусловившей крах СССР. На встрече «Большой восьмерки» Путин намерен в первую очередь представить Россию гарантом международной энергетической безопасности. При этом его, кажется, ничуть не волнует, что министры Европейского союза обсуждают энергетическую безопасность совсем в ином смысле: они ищут альтернативные варианты, чтобы обезопасить себя от российского политического шантажа и соответствующих непредсказуемых движений российского нефтяного и газового вентилей.

Администрация Путина решила, а подконтрольное телевидение ежедневно и ежечасно подтверждает: ЖКХ, армия, образование, наука, медицина, пенсии и т. д. у нас уже почти реформированы — и говорить тут больше не о чем. Осталось всего-то ничего — не допустить разворовывания четырех национальных проектов. Проблема модернизации страны для Кремля, говоря словами одного из прежних премьеров, просто рассосалась. А пока что российская экономика с заново объявленным становым хребтом, по жесткой констатации РСПП, оказалась в состоянии стагнации (если по-русски — все того же застоя): отток капиталов из России достиг 100 млрд долл. в год.

В обществе и государстве Кремль продолжает культивировать муляжи европейской цивилизации: разделение властей, двухпалатный парламент, политические партии, независимая судебная система. А как оригинальный российский сверхмуляж изобретена еще Общественная палата, которая призвана увенчать наличные властные безобразия.

Еще не до конца сформированная, Общественная палата, вяло возражая, проглотила фактически закон, в том числе и о самой себе — о некоммерческих организациях (поскольку сама она очень плохо укладывается в рамки конституционного устройства, если не считать ее той самой некоммерческой организацией).

Конституционный суд со второго захода согласился с тем, что назначение губернаторов с подачи президента — выборы, соответствующие Конституции, хотя прежде имел другое мнение по тому же поводу.

По свежеиспеченному Думой закону о терроризме власть напрямую вторгается на территорию гарантированных Конституцией прав человека, ущемляя их. Конституционный суд молчит и в этом случае.

Темы, о которых Познер знает, но предпочитает не говорить на Первом канале ТВ, — порой уходящие, чаще уже ушедшие в прошлое, а иногда и не приходившие в Россию: демократические выборы, независимые mass media, в том числе главные телевизионные каналы, независимые общественные организации как горизонтальная основа гражданского общества, местное самоуправление. Это реальности, определяющие основания нашего жизнеустройства. Демократические выборы и независимое телевидение, например, уже ушли; свободные выборы, политические партии и некоммерческие общественные организации уходят на наших глазах; а независимые суды, разделение властей и верховенство закона так и не успели побывать в России.

Камуфляж для зубов дракона

Как человек наблюдательный и неглупый, Познер не может не усмотреть своеобразия в умонастроениях большей части населения нынешней России. Столетиями пребывая в состоянии угнетения и духовного рабства, оно однажды (если не углубляться дальше ХХ в.) взбунтовалось, и в 1917 г. одних угнетателей сменили другие. Эти другие измывались над населением пуще прежних и уничтожали его десятками миллионов. Потом, в самом конце того же века, оно снова не то пробудилось, не то возбудилось. В результате — кратковременная, даже молниеносная по историческим меркам вспышка надежды и не вектор даже, а скорее намек, некий абрис движения к свободе. А потом — олигархи, коррупция, вертикаль, диктатура закона… И снова тишина. Благодаря лавине нефтедолларов это население, как и подобает рожденным в неволе, свыкшимся с ней, опять погрузилось в состояние молчаливой покорности.

Можно опять-таки по-разному смотреть на это наше национальное своеобразие, печальное и действительно не очень-то обнадеживающее, сплетенное из многовекового угнетения и долготерпения.

Можно высокомерно, снобистски. На одной из передач В. Познера Андрон Кончаловский доказывал, что российское население вообще недостойно свободы.

Можно просто не замечать этого явления и все беды сваливать на «антинародный режим», как делают оставшиеся коммунисты во главе с Зюгановым.

А что же Владимир Владимирович Познер? Феномен Познера в том, что, полагая себя свободным, он своими «запретными» темами и «дозволенными» списками сеет иллюзии и, оставаясь на Первом канале, неоднократно умножает несвободу нашего многострадального населения.

Познер не может не видеть, что большая часть населения России в последнее время звереет (ксенофобия, скинхеды, грабежи, убийства иностранцев); и он — политический журналист, отворачиваясь от вопроса «почему», вносит в это озверение свою лепту. Многие из десятков миллионов духовных рабов, выращенных в советское (а теперь и в постсоветское) время, начинают смещаться от молчаливой покорности к протестной агрессии. Кому-то еще не видны перспективы усиления этой тенденции?

Талантливо, искренне и порой убедительно, имея заслуженную репутацию демократа и либерала, он выступает в роли «выставочного образца» нынешней российской власти. Камуфляжной сетки.

Как рабочий и колхозница гениальной Веры Мухиной.

Все просвещенное человечество должно принять совсем не тот «маячок», который выдумывают коллеги В. В. («не смотрите на эти глупости, что я делаю во «Временах», а послушайте «прощалку»), но совсем иной: если на Первом канале государственного телевидения служит Познер, значит, не все еще так паршиво в Российской Федерации, она идет правильным путем. Потерпите, будет все в порядке.

Познер прожил уже достаточно долго и сложно. Он обязан, казалось бы, помнить, с каким искренним (полуискренним, неискренним) восторгом инженеры человеческих душ и прочие представители творческих профессий слагали оды товарищу Сталину и сталинскому социализму.

Я не могу понять, зачем нужно Познеру прилюдно закрывать глаза на происходящее, не говорить, как и тогда не говорили, о самом главном в том и этом режиме.

Он не единожды заявлял, что (как он говорит, по-английски) финансовую «подушку» себе и ближним он обеспечил.

А что тогда?

Тщеславие? Желание навечно остаться иконой русского либерализма? Авторитетом на все времена?

Не ново, конечно.

Но какой ценой?

Самое, может быть, грустное во всей этой истории — если отвлечься от «спасения Руси» — очевидная профессиональная деградация Познера как выдающегося телевизионного журналиста. Когда он не хочет или не может говорить о том, что действительно важно, он готов уже согласиться и с тем, что его передачи делаются «нудными» и «скучными».

Никак не получается и честь соблюсти, и капитал (в любом смысле слова) приобрести.

После этого можно сколь угодно долго рассуждать о репутации и реноме. О том, что неприлично подставлять Эрнста и свою команду.

Sic transit gloria mundi.

Главное в происходящем «холодном» кошмаре, о чем не может сказать В. Познер, — характер наличной власти и вектор развития страны.

Если взять за исходную точку конец советской власти, то можно вполне определенно сказать: мы от нее не ушли, а кое в чем очевиден и регресс.

Как бы мы ни характеризовали формально сегодняшний режим — бандитский, олигархический, чекистский капитализм, — смысл его очевиден. Россия движется не к демократии, а от нее; не к рынку, но к какому-то невообразимому корпоративизму; не к модернизации, а к статусу энергетической колонии. Мы уже по ту сторону: страна уже перешла грань между частичной свободой и несвободой.

Конечно, движение — это жизнь. Но разве такое движение — жизнь?

Мы возвращаемся в какое-то хмурое мракобесие. И Познер — фиговый лист этого движения. Досадно.

Получив материал Юрия Николаевича Афанасьева, редакция обратилась к Владимиру Владимировичу Познеру с просьбой высказать свою точку зрения. Публикуем ответ В. Познера:

Добрый день!

Профессор Афанасьев, как и всякий человек, имеет право на собственное мнение, даже если не очень разбирается в предмете. Разумеется, спорить с ним я не стану. Более того, я польщен его вниманием: такой именитый автор посвящает мне целую статью!

Если же говорить серьезно, то я хотел бы ограничиться словами моего любимого президента Авраама Линкольна:

«Я буду делать все, что могу, до тех пор, пока могу. И если итог будет в мою пользу, то слова всех моих критиков и хулителей не будут стоить выеденного яйца. Если же итог будет иным, то даже хор ангелов, поющих мне славу, не изменит ничего».

Время покажет, кто прав, профессор Афанасьев или я.

С уважением,

Владимир ПОЗНЕР