В отсутствие достойных сценариев кинематографисты обращаются за помощью к писателям, драматургам, адекватным времени. Среди востребованных нынче Алексей Слаповский, братья Пресняковы и… Александр Николаевич Островский. Три фильма про три источника, три составные части неистребимого несчастья русского человека: водку, безденежье и хандру. От изменения порядка слагаемых «сумма» не меняется…

Фильм первый — «День денег» Алексея Рудакова — про водку и шальные башли, с которыми легче осознать, что не в них счастье. Снят по одноименному роману Слаповского. Писатель в последнее время прогремел дважды: психоделическим романом «Они» — о тотальной оккупации симулякрами всех нас — и попсовым сериалом на Первом канале «Участок». Три товарища (в русской транскрипции — собутыльника): писатель (Михаил Полицеймако), Парфен (Евгений Стычкин), Змей (Денис Ясик) болезненно нуждаются в средствах… для опохмелки. А кто ищет, тем более в комедии… Понятное дело, найдут — не в тумбочке, не в гипсе, не в стульях, а под старым ящиком — $33 тысячи да триста долларов в придачу.

Золотая рыбка тут ни при чем, местный пахан по широте пьяной души опровергал аксиому: мол, деньги на дороге не валяются. Дальше начинается в меру эксцентрическая комедия положений, в которой добрые «богатыри» стремятся с помощью денег осчастливить себя и своих злополучных знакомых. Да постигают, медленно трезвея, что за жалкий металл люди только и выучились, что гибнуть, а счастье… Может, оно под другим фанерным ящиком?

Комедии, всякий скажет, сочинять ух как трудно. Фарс Алексея Рудакова раскачивается маятником от вполне сносных и даже смешных ат-тракционов и шуток к аншлагово-плинтусовому юмору. Примерно в том же диапазоне существуют актеры. Роман Мадянов (пахан и его брат-близнец), Алиса Гребенщикова, Денис Ясик в откровенной эксцентрике чувствуют себя органично и раскованно. Богатырь Дмитрий Назаров нежданно-негаданно смешон в роли крутого Фимы Достоевского — упыря с модными косичками, с пеной у рта отстаивающего правоту нового сословия: кто больше башляет, тот и круче. Евгений Стычкин, Михаил Полицеймако усердно смешат зрителя, выходит неловко и блекло.

Да и сюжетные повороты до боли знакомы. Братья-близнецы (один — беспредельщик, другой — славный) до боли напоминают две роли Евгения Леонова в «Джентльменах удачи», тройка героев подобрана по типу Трус, Бывалый и Балбес; найденные деньги немедленно оказываются на помойке, где правят свои «генералы песчаных карьеров». Хоть в фильме и чувствуется замах на гайдаевский стиль повествования, мешают небрежность в деталях, зависание ритма, вкусовые просчеты.

Это больше похоже на Гайдая времен «Спортлото» и «На Дерибасовской…». Впрочем, и у такого кино зрителей — хоть отбавляй, как и на концертах Петросяна. Вон и на премьере в Доме кино зал ухохатывался. Впрочем, ущербное кино оставляет ощущение смутной перспективы. Верится, что Алексей Рудаков, в свое время снявший не только «Особенности русской бани», но и «Кожу саламандры», способен «взять вес» полноценной комедии.

Фильм второй. «Русские деньги». Только кажется, что деньги везде одинаковы. Разные они, и отношение к ним — всякое. И названий — хоть отбавляй. Что одному — куш, другому — солома, и запах они имеют, что там ни говори, и цвет. То зеленые в моде, то натуральное «дерево» в почете. «Бабки» меняем на бабло, кати складываем в штуки, сыплем кровными налево и направо, бросаем на ветер и наскребаем последние 3.62…

В общем, живем. А главное, знаем, что «…честным трудом никогда не заработать больше насущного хлеба. А у кого деньги, сударь, тот старается бедного закабалить, чтобы на его труды даровые еще больше денег наживать…». Слушайте, это ж больше ста лет назад прогнозировал Островский, а ведь по-прежнему — не в бровь… Отчего и возгорелся Игорь Масленников идеей призвать Островского в ряды «новых очевидцев». Затеял трилогию по трем актуальным пьесам, проливающим свет на темное царство капитализации России: «Волки и овцы», «Доходное место» и «Банкрот». Цикл «Русские деньги», а первая часть его (экранизация «Волков и овец») выходит аккурат в момент очередного полива кипятком капитализации не склонной к капитализму страны.

Это во времена «Пионерской зорьки» и программы «Служу Советскому Союзу!» про деньги вслух да еще с экрана — ни-ни. Сегодня такие понятия, как закладные, ложное банкротство, акции, фальшивые векселя, подробнейшим образом расписанные Александром Николаевичем, снова наступают, хватают за горло, вершат неправедный суд, приводят к самоубийствам.

«Волки и овцы» — история о том, что на каждого изворотливого мошенника поставит капкан еще более ловкий охотник. Круговорот волков и овец — в природе капитализма. Чем хороша пьеса Островского — переливанием смыслов и оттенков. Когда один и тот же персонаж (Лыняев, Мурзавецкая, Беркутов, Глафира) то сочувcтвие острое вызовет, то хищным оскалом сверкнет. Алла Демидова, Оскар Кучера, Леонид Мозговой, Юрий Гальцев, Зоя Буряк, Алексей Гуськов, Нина Ургант — лишь часть труппы, занятой в фильме. Точнее бы сказать: в фильме-спектакле. Был такой жанр на советском телевидении. Фильм Игоря Масленникова из плена Мельпомены не вырвался. Хоть персонажи в усадьбу Щелыково на пролетках подъезжают, и деревья — зеленые, и небо — голубое…

Но слишком уж статуарны мизансцены, в духе старого провинциального театра играют эстрадник Гальцев (Лыняев) и Лидия Вележева (Глафира), а между зрителем и экраном стоит невидимый заслон «четвертой стены». Несомненной удачей фильма можно счесть работу Аллы Демидовой в роли авантюрной, но осторожной Мурзавецкой. Ей «аккомпанирует» Леонид Мозговой, сыгравший природного интригана Чугунова. Но слишком яркий, самодостаточный дуэт выпадает из общего ряда актерских полуудач.

Фильм третий. «Изображая жертву». «И крокодилы плачут, а все-таки по целому теленку глотают», — в XIX веке писал Островский. В XXI ему отвечают новодрамовцы братья Пресняковы, призывая в помощь себе театральное «отче наш» — «Гамлета». Изобретают его сардонический парафраз. Выпускник университета Валя (Юрий Чурсин) не социализируется, не вписывается в нормы и рамки реальности и уходит в пространство имитации. Перевоплощается в жертву на следственных экспериментах (застреленного в японском кафе, утопленницу в бассейне, выброшенную из окна жену). Сами «эксперименты» обставлены столь обстоятельным абсурдом, что заставляют вспомнить «показательный театр», устроенный принцем датским. Для Вали эти «сценки» не столько способ разоблачить очередного убийцу, сколько репетиция собственного акта мести.

Он репетирует свой смертельный номер для матери (Гертруду, измученную домашним хозяйством и тяжелыми сумками, играет Марина Голуб), ее нового мужа дяди Пети (Виталий Хаев), невесты Ольги (совершенно нормальную Офелию сыграла Елена Морозова). Валя Юрия Чурсина — виртуальный Гамлет, прыгающий на раскаленной сковородке действительности, полной лжи и будничной ненависти. Про таких актеров, как Чурсин, говорят, что играют они на собственных нервах. Во всяком случае, ему удается достичь градуса гамлетовского противоречия: когда душа корчится от боли под маской ерничества и инеем непроницаемости.

В отличие от Масленникова Кирилл Серебрянников не «играет в кино». Он почти не выводит клаустрофобическое действо популярного мхатовского спектакля на улицу, сохраняя верность интерьерам: квартира, бассейн, кафе. Но достигает настоящей киногении. Это виртуозная игра с изображением. Снятое на пленку (вроде бы реальность) монтируется с «цифрой» (вроде бы сцены следственных экспериментов), с анимационными заставками (вроде бы сны Вали). Визуальная игра как способ погружения в бессознательное с короткими подъемами к поверхности реального мира, чтобы глотнуть кислорода и снова «залечь на глубине…».