В январе 2004 года в Петербурге у собственной квартиры выстрелом в затылок был убит 44-летний доктор педагогических наук профессор Игорь Скопылатов. Его смерть разрушила представление об образовательной сфере в России как о сфере безобидной, а следовательно, и безопасной. Незадолго до убийства профессор сказал одному из своих коллег: «По прибыльности коммерческое образование догнало нефтяной бизнес».

На мой взгляд, именно в этой фразе — ключ к разгадке гибели бывшего полковника Министерства обороны России.

Качалки

Роковую роль в судьбе Скопылатова сыграл человек, который открыл ему глаза на возможности коммерческого образования. Оказывается, каждый коммерческий вуз, каждая его учебная площадка, каждый его филиал — это своеобразная нефтяная скважина, из которой при умелом ведении дела можно качать все радости жизни — деньги, влияние, славу. Это были не отвлеченные рассуждения о теории бизнеса. Перед ним была действующая образовательная корпорация, позволяющая не только безбедно жить, но и занять в обществе весьма престижное место.

Возглавлял эту корпорацию Евгений Волков — экономист по образованию, человек незаурядных организаторских способностей, почти ровесник Скопылатова. Он безошибочно уловил конъюнктуру середины 90-х прошлого века: в стране появилось достаточно много людей, имеющих возможность оплатить образование, не предъявляя к его качеству слишком больших требований. Волков учредил и стал собственником десятка вузов и примерно полусотни их филиалов, разбросанных по России. Четыре таких филиала он открыл в Санкт-Петербурге: института современного бизнеса, института банковского дела, института банковского учета и аудита, экономико-финансового института.

Вначале Скопылатов стал проректором в институте банковского дела, но вскоре Волков доверил ему филиал института современного бизнеса — можно сказать, головного петербургского филиала. Филиалы работали без лицензии на ведение учебного процесса. Студенты об этом не знали, но им гарантировали выдачу дипломов государственного образца. Так прошло несколько лет. Лицензий по-прежнему получить не удавалось, и благоразумие подсказало, что пока лучше прикрыть филиалы.

Ситуация для этого сложилась более чем удачная. Помощь Волкову предложил Александр Мигунов — человек в Питере известный. В свое время он работал на различных должностях: от редактора Ленинградского телевидения до помощника члена Политбюро ЦК КПСС Зайкова, затем занимал руководящую должность в одном из министерств Союза. Мигунов решил создать в Санкт-Петербурге негосударственное образовательное учреждение «Некоммерческое партнерство «Смольный университет». Он вынашивал идею создания системы так называемого непрерывного образования, при которой обучение строится по общей концепции, начиная с дошкольного возраста, охватывает среднюю школу, вуз и аспирантуру. В составе «Смольного университета» намечали объединить четыре академии, 16 институтов и гимназию имени принцессы Ольденбургской.

Партнерами университета среди прочих стали Российская академия образования и волковский институт банковского дела. Студенты из ликвидированных филиалов перетекли в новый университет, получивший лицензию на право заниматься образовательной деятельностью. Мигунов стал генеральным директором университета, Скопылатов — ректором. Научно-педагогический и административный совет вуза возглавил сам президент РАО академик Никандров.

Увлеченный идеей непрерывного образования, Мигунов не заметил, как за его спиной университет превратился в своеобразную качалку, наподобие той, которые качают из скважин нефть. Совершенно случайно он обнаружил, что в университете обучается не 635 студентов, как установлено Министерством образования, а гораздо больше. Потрясенный открытием, гендиректор назначил ревизию, которая должна была выяснить и реальное количество студентов, и сумму, выплаченную ими за обучение.

В ответ Скопылатов и весь административный состав университета, прихватив документы бухгалтерского и административного учета, покинули рабочие места.

Тем не менее проверка установила: студенты, набранные сверх нормы, платили за обучение не в кассу университета, как положено, а в карман администрации.

Мигунов не подозревал, что махинации с деньгами — не самая большая беда, которая обрушилась на его голову. Скопылатов решил отнять у него университет. Волков снова открыл в Санкт-Петербурге филиал института современного бизнеса, которому в Москве дали новое название, созвучное названию знаменитого МГИМО, — МИМЭО (Московский институт международных экономических отношений). Он снова начал работу без лицензии.

Скопылатов с сообщниками захватил помещение ректората «Смольного университета» вместе с его имуществом и документами, более 200 студентов принудил заключить договора с новым вузом. Сделать это было несложно: у Скопылатова в руках оказались такие мощные рычаги влияния, как захваченные личные дела студентов и их зачетные книжки.

По мнению Мигунова, операция по переводу студентов из университета в институт преследовала единственную цель: легализовать численность обучавшихся в университете и тем самым замести следы преступления.

Мигунов обратился в милицию. Правоохранительная система всячески сопротивлялась возбуждению уголовного дела, но Мигунов был так напорист, что дело все-таки пришлось возбудить.

Отчего у судьи дрожали руки?

Чуть больше года назад Смольный межрайонный суд Санкт-Петербурга под председательством Ольги Садовниковой вынес приговор четверым сотрудникам университета — трем деканам и главному администратору. Всех приговорили к двум годам условно. Я хотел ознакомиться с материалами дела, чтобы понять логику правосудия, вынесшего смехотворный приговор. Право на это по закону имеет любой гражданин: дело не секретное и приговор к тому времени уже вступил в законную силу. Но Ольга Садовникова ознакомиться с материалами расследования и приговором не позволила.

При встрече судья нервничала. У нее дрожали руки. «Я готова дать вам любое дело, — сказала она, — даже еще не рассмотренное, но только не это!» Вздохами и недомолвками независимый федеральный судья намекала на то, что за делом, которое она рассматривала, стоят очень влиятельные силы.

Скрывая дело от посторонних глаз, судья Садовникова была по-своему права. Ну зачем кому-то, например, знать, что одно из главных действующих лиц в процессе — и неугомонный потерпевший, и грозный свидетель Мигунов — не был приглашен в суд. Как, впрочем, и многие другие свидетели. Без Мигунова преступление, совершенное сотрудниками университета, суд квалифицировал как локальное, малозначительное. При Мигунове и других свидетелях этот фокус вряд ли удался бы. По мнению бывшего генерального директора «Смольного университета», ситуация с хищением денег в этом вузе выходила далеко за рамки банального прикарманивания денег нечистоплотными деканами.

Забегая вперед, скажу, что следствие нашло подтверждение многому из того, о чем бил тревогу Мигунов. Например, удалось установить механизм формирования финансового ручейка, который брал свое начало из студенческих карманов, накапливался в сейфах деканов, а затем вливался мощным потоком в казну волковской корпорации.

Золотой поток

Один из сотрудников Волкова, отвечавший за электронный учет студентов и обслуживавший десять головных вузов, рассказал следствию: в каждом вузе обучалась примерно тысяча человек, а средняя стоимость обучения на то время составляла 450 долларов в семестр. Несложно подсчитать, что в казну собственника всех этих вузов в год поступало примерно 9 млн долларов. Но следует учесть, что у этих вузов только в Москве было еще около 50 учебных площадок. Мы не располагаем достоверными данными о том, сколько студентов обучалось здесь, но по некоторым сведениям — не менее 500 человек на каждой площадке. Прибавим полсотни филиалов по стране с сотней обучающихся в каждом. Выходит, в год корпорация Волкова получала около 40 млн долларов.

Разумеется, это очень приблизительная цифра, но не думаю, что она сильно отличается от реальной.

Подчеркну: речь о поступлениях от так называемых легальных студентов. Но есть студенты и нелегальные, такие, как, например, в «Смольном университете», чьи деньги нигде не учитывались. Один из бывших партнеров Волкова, в свое время контролировавший финансовые поступления, утверждает, что только в одном МИМЭО при предельном контингенте обучающихся в 460 человек на самом деле якобы обучалось… 8000 студентов! А это еще 7,2 млн долларов! Левых, нигде не учтенных. Как утверждают источники в корпорации Волкова, именно такие поступления от каждого вуза и являются основой благополучия собственника. Понятно, что такие деньги уводились от налогообложения.

Оценивая капитализацию волковских вузов, следует иметь в виду еще одно весьма важное обстоятельство: каждый студент, обучающийся в вузах корпорации, имеет освобождение от службы в армии.

Допрошенные следствием бухгалтеры системы Волкова рассказали, что деньги, собранные со студентов, ректоры лично привозили в головной офис корпорации в Москве, расположенный на улице Габричевского. Одна из бухгалтеров признала: из привезенных денег что-то оставалось на хозяйственные нужды, а остальное: «значительная часть использовалась Волковым по своему усмотрению… Передача денег Волкову никак не оформлялась, и отчетов денег не велось».

Скопылатов был одним из тех, кто исправно, раз в месяц-полтора привозил Волкову наличные деньги.

Если бы Мигунов оказался в суде, следствие, вполне возможно, пошло бы не по заранее заготовленному сценарию. Велика вероятность, что суду пришлось бы искать ответы на более чем серьезные и весьма щекотливые вопросы, вызывая повестками влиятельных лиц не только в Санкт-Петербурге, но и в Москве. Этот процесс мог стать неуправляемым и вполне мог погрести под собой корпорацию, от которой кормилась масса чиновного люда. Допустить этого они не могли.

Кастет против пера

Следует заметить, что коммерческое образование — это не только возможность качать деньги. Это еще и прекрасная возможность приобретать влиятельные связи. В волковских вузах, имеющих и юридическую направленность, получают образование сотрудники милиции, таможни, прокуратуры, политики и бизнесмены, их дети, родственники, нужные им люди… Многие — бесплатно. Понятно, что в проблемной ситуации они готовы поддержать корпорацию. Видимо, именно так и произошло, когда усилиями Мигунова было возбуждено уголовное дело и над Скопылатовым и Волковым нависла опасность.

Прокуратура Санкт-Петербурга отменила постановление следствия о предъявлении обвинения Волкову. Затем прекратила уголовное преследование Скопылатова. Из обвиняемых по делу вывели главного бухгалтера «Смольного университета».

Все это дело о хищении переводило в разряд мелких, малозначительных, в котором признаки хищения отсутствуют вовсе. Хотя это и противоречило материалам дела.

Пикантность ситуации в том, что правоохранительная система, всячески оберегая от малейших посягательств на корпорацию Волкова, в то же время активно давила на Мигунова, устраивая всевозможные проверки. Другой на его месте, возможно, смирился бы с судьбой. Но на бывшего гендиректора наезды не действовали. Он продолжал бомбить заявлениями и жалобами всевозможные инстанции. Мигунов становился не просто неудобным, он становился опасным. И если в мае 2002 года его побили «слегка», то уже спустя полгода Мигунова избивали кастетами. Вместе с ним досталось и новому ректору «Смольного университета», которого преступники изуродовали обрезами металлических труб.

Третье нападение случилось в самый канун нового 2003 года. Утром, когда в соседних комнатах шли занятия, в рабочий кабинет гендиректора «Смольного университета» ворвалась группа бандитов. С Мигунова фактически сняли скальп. В тяжелом состоянии его доставили в больницу.

Приехавшие сотрудники милиции не только не начали преследование преступников, не сняли отпечатки пальцев, оставленные нападавшими, но даже не составили протокол о случившемся. Складывалось впечатление, что наглость, с которой действовали бандиты, объяснялась их уверенностью в том, что их никто не станет искать.

Здесь самое время упомянуть о некоторых обстоятельствах, возможно, имеющих прямое отношение к успешному захвату Скопылатовым документации «Смольного университета», незаконному учебному процессу, организованному в санкт-петербургских филиалах московских вузов, к угрозам и попыткам убийства Мигунова и фактическому развалу уголовного дела, возбужденного по его настоянию.

Особые обстоятельства

Проверка, которую организовал генеральный директор «Смольного университета», выявила не только систему выкачивания денег из студентов. Оказалось, что на должностях преподавателей университета числились первый заместитель председателя Комитета по науке и высшей школе администрации Санкт-Петербурга Александр Горшков и начальник ВНИИ МВД России генерал-майор милиции Владимир Кикоть. В 1999—2001 годах этим госчиновникам исправно начисляли профессорскую зарплату, хотя на самом деле преподавателями вуза они не являлись. Подписывали липовые ведомости на выплату денег (в обход гендиректора) Скопылатов и его деканы.

Бланками с печатями ВНИИ МВД закрывались наличные подотчетные деньги, которые получал ректор. Но вязь взаимоотношений Скопылатова и начальника милицейского НИИ плелась и более тонко. Декан университета Александр Лухнов, один из уличенных в прикарманивании студенческих денег, фактически правая рука Скопылатова, возглавил «Санкт-Петербургский научный центр». Вместе с ним соучредителем центра стала жена генерал-майора Кикотя Ирина Кикоть. Основная деятельность фирмы — торговля, реклама, маркетинговые услуги, консультации… Но в Санкт-Петербурге о центре говорят как о конторе, которая поставила на поток изготовление кандидатских и докторских диссертаций, оказывая помощь в их защите. Разумеется, за деньги. Причем немалые. Докторская, например, стоит 50 тыс. долларов. Недостатка в заказчиках, как говорят, нет. Блеснуть научным званием желают и бизнесмены, и государственные чиновники, особенно в правоохранительных органах, и политики самого разного уровня.

Организатором этого бизнеса, как утверждают источники из бывшего окружения Скопылатова, был сам Скопылатов. Как член ВАК он способствовал успешной «защите» диссертаций. Замечу, что и генерал Кикоть тоже был членом ВАК. От этих двух человек в значительной степени зависела защита кандидатских и докторских диссертаций по педагогике и психологии. В России основной поток претендентов на научные звания по этим двум специальностям шел именно через них. Какие возможности открывало членство в ВАК, говорит такой смешной пример. Кандидатом педагогических наук стал водитель Скопылатова — человек, весьма далекий от науки. Защищался он на ученом совете, который возглавлял Кикоть.

Коль мы коснулись «Санкт-Петербургского научного центра», приведем еще один пример того, как переплетались связи и интересы влиятельных чиновников. В учредители центра ввели сына тогдашнего начальника правового управления Министерства образования Евгении Волоховой. Это давало дополнительную возможность решать в министерстве практически любые вопросы.

Существует еще один факт, который трудно оставить без внимания: сын генерал-майора Владимира Кикотя Андрей Кикоть на период описываемых событий работал в городской прокуратуре руководителем подразделения по надзору за следствием в органах милиции.

Пропавший свидетель

Учитывая все это, поведение судьи Садовниковой становится более понятным и по-своему логичным. Она не могла не догадываться, в чьих интересах кто-то ночью прямо в здании суда пытался сжечь 25 томов дела по «Смольному университету». Она не могла не понимать, почему милиция не проявила особого рвения в поиске злоумышленников. Она не могла не предвидеть последствий появления в суде Мигунова.

Но к тому времени, когда начался процесс, Мигунов уже бесследно исчез. Заговорили о том, что бывшего гендиректора убили, а тело его пока не найдено. Но затем эта версия уступила место версии более правдоподобной: не получив поддержки от государства в борьбе с криминальным образованием и коррупцией, реально опасаясь за свою жизнь, бывший гендиректор «Смольного университета» вынужден был укрыться от преследователей. И все же опасность появления Мигунова в суде существовала до последнего дня. Возможно, именно по этой причине опасавшиеся Мигунова предприняли акцию устрашения — за сутки до оглашения приговора в Санкт-Петербурге был зверски убит помощник Мигунова (он же важный свидетель) Сергей Кисельников.

Смерть Кисельникова была не единственной, сопутствовавшей расследованию смольнинского дела. По окончании судебного следствия был убит и сам Скопылатов. Кто и зачем это сделал?

Насколько мне удалось изучить личность Игоря Анатольевича, трудно представить, что он смог бы долго возить деньги Волкову. Скопылатов мог быть зависим от кого-то только до тех пор, пока эта зависимость была ему на руку. Он сам способен был поставить дело так, чтобы замкнуть на себя финансовые потоки. К тому же у Скопылатова проснулись амбиции политика, и знавшие его понимали, что образование, которым он занимался, нужно ему уже не только как источник финансового благополучия, но и как трамплин в большую политику. Став депутатом одного из муниципальных советов Санкт-Петербурга, он уже выстраивал схему продвижения в Совет Федерации.

Надо полагать, Скопылатов достиг бы цели, поскольку не был слишком щепетилен в выборе средств. Мне, например, довелось слушать аудиокассету с записью телефонного разговора одного из сотрудников милиции, которую сделал Скопылатов. Для этого он активно использовал возможности своих друзей из Военного инженерного училища связи, где в свое время служил преподавателем. Скопылатов подслушивал друзей и врагов, на всякий случай скрытно снимал свои встречи с важными людьми. Отсюда версия: Скопылатова могли убить за его чрезмерное стремление проникнуть в чужие тайны и, возможно, попытку шантажа.

Существует и другая версия. Некогда очень дружные Скопылатов и Волков к осени 2003 года рассорились. Их отношения стали откровенно враждебными. Что же так круто развернуло партнеров? Вполне возможно, Скопылатов мог попытаться перехватить у столичного босса невскую образовательную жилу, а это могло послужить причиной более чем серьезного конфликта. Ведь как мы понимаем, речь шла о потере многомиллионных доходов.

Оборванная нить

Немногим более года назад в столичных СМИ прошла информация о том, что оперативниками с Петровки задержана некая Ирина Волкова — дама, торговавшая фальшивыми дипломами. Точнее, дипломами МИМЭО. Ее взяли с поличным. Торговля была поставлена на широкую ногу и имела несколько степеней оказания услуг. Дипломы без так называемого легендирования стоили тысячу долларов. Если же диплом регистрировался в вузе, он уже стоил

5 тыс. долларов. К диплому прилагались оценочная ведомость и нагрудный знак.

Ирина Волкова не работала в МИМЭО, но была близкой подругой Людмилы Волковой — супруги того самого Волкова, который создал империю негосударственных вузов, в которую входил МИМЭО.

Одними из тех, кто купил у Ирины Волковой дипломы, были Дмитрий Х. и Виктор В. Оба покупателя говорили об участии в сделке Людмилы Волковой.

О приобретении фальшивых дипломов Дмитрий и Виктор заявили в милицию.

У следствия были все основания провести комплексную проверку МИМЭО, чтобы установить механизм утечки документов строгой отчетности, досконально выяснить роль Волковых в торговле дипломами, определить, сколько студентов действительно обучаются в вузе, как формируется бюджет института, как и куда расходуются средства. Словом, арест торговки дипломами давал повод совместно с Министерством образования заглянуть во все потаенные уголки учреждения. Но этого почему-то не произошло. Нить, которая связывала Ирину Волкову с Людмилой Волковой и в целом с институтом, кто-то искусно оборвал. Ирина пошла под суд как мошенница-одиночка. Ее осудили условно.

Почему же Петровка, с такой помпой начав операцию по разоблачению торговцев дипломами, тихо свернула ее?

При подготовке этого материала я встречался с одним из офицеров милиции — активным разработчиком операции. Я даже поделился с ним некоторыми документами, касавшимися деятельности корпорации Волкова. Меня несколько удивило, что офицер фактически выступил защитником системы, в отношении которой накопилось достаточно много вопросов. В ходе беседы выяснилось, что у моего визави с Волковым сложились тесные, почти дружеские отношения. И вот совсем недавно источник в корпорации сообщил: в списках бесплатно обучающихся в МИМЭО значится фамилия офицера.

В этой связи по-новому воспринимается и такой факт. Во время обыска на одной из квартир Ирины Волковой была обнаружена чрезвычайно важная улика — записка. В ней речь шла о распределении прибылей от торговли левыми дипломами. Себе Ирина оставляла процентов 20 от продажи. Тот, кому доставались остальные 80 процентов, собственноручно и составил записку. Но в уголовном деле этот документ не фигурировал. Он бесследно исчез.

О записке мне рассказал человек, который оказался в квартире Ирины во время обыска.

Что же все это означает? Видимо, по какой-то причине сотрудники милиции решили ограничиться рядовым исполнителем. Вполне возможно, что в деле с фальшивыми дипломами был использован прием, который правоохранительные органы применяют сегодня очень широко: на «объект» совершают «наезд», а затем стороны находят общий язык. В данном случае «объектом» мог быть Волков.

Возможен и другой вариант: милиции поступил заказ убрать Ирину, которая по какой-то причине перестала устраивать хозяев.

Чтобы понять, что на самом деле означает связь Ирины Волковой с Людмилой Волковой, следует пояснить роль Людмилы. В корпорации она не просто жена предприимчивого мужа, за которого вышла замуж не так давно. Она, как говаривали прежде, человек с активной жизненной позицией. На время возбуждения уголовного дела в отношении Ирины в корпорации на всех ключевых должностях восседали близкие Волковой. Вице-президент — ее родной брат. Главный бухгалтер — сын от первого брака. Управляющий делами — бывший муж. Какова роль всех этих людей в поставках на рынок фальшивых дипломов? Вопрос остался не изучен.

Дипломы ворует ФСО?

Параллельно с делом Ирины Волковой расследовалось (и продолжает расследоваться) дело, возбужденное в отношении ОАО «Перспектива». Это предприятие, которое обеспечивает гознаковскими дипломами все вузы страны — государственные и негосударственные. Оно принимает заказы от Министерства образования и размещает их в типографиях Гознака. Журналистов к этому делу не подпускают, но известно, что оно идет ни шатко ни валко и перспективы его напоминают перспективы дела Ирины Волковой. Хотя именно где-то здесь бьют источники левых дипломов.

Об этом мне рассказала женщина, которая уже давно и тесно сотрудничает с «Перспективой». Она не давала согласия на публикацию в газете своего имени, и потому мне пришлось изменить его. Назовем ее Бэлла Филипповна. Наша встреча состоялась в кафе. Женщина зрелых лет, энергичная и решительная, заказала пиво. Она опасалась, что и ее вслед за Ириной Волковой привлекут к уголовной ответственности. Тогда еще не было ясно, куда повернет следствие, а моя собеседница Бэлла Филипповна, дружившая с подругами Волковыми, слишком много знала и о фальшивых дипломах, и о качестве образования в вузах корпорации, и о многом другом. Бэлла Филипповна была именно тем человеком, который осуществлял связь между корпорацией и ОАО «Перспектива», обеспечивая семейные вузы дипломами, в том числе и левыми.

— Я занималась аккредитацией практически всех волковских вузов, — рассказывала Бэлла Филипповна. — Каждая аккредитация обошлась в 10 — 15 тысяч долларов. Диплом с выпиской по оценкам, которые я получаю в «Перспективе», стоит 3,5 тыс. долларов. Но за каждый пакет я плачу «крыше» еще почти столько же.

— А «крыша» — это кто?

— Связь на Гознак мне дали люди из администрации президента.

— Кто?!

— Сотрудники охраны.

— ФСО?

— Да. Это были офицеры в звании не ниже подполковника.

Если верно то, что сообщила Бэлла Филипповна, становится вполне понятна еще одна причина, по которой следствие о торговле фальшивыми дипломами ограничилось лишь Ириной Волковой. Сведения о том, что за поставками на рынок гознаковских дипломов стоят спецслужбы, выводят ситуацию на совершенно иной криминальный уровень.

Моя собеседница сообщила также, что с помощью несложных манипуляций Гознак якобы размещает в Голландии заказы на такое количество дипломов, которое значительно превышает официальную заявку Минобразования. Это количество контрабандно ввозится в Россию по каналам, которые контролируют спецслужбы.

Поток ворованных дипломов так велик, что захлестнул интернет и стал практически легальным. На различных сайтах — призывы, поражающие своим цинизмом: не нужно тратить время на учебу! Покупайте дипломы любых вузов!

Я позвонил по одному из указанных телефонов. Спустя три дня мы встретились с курьером на площади Трех вокзалов, у Дома культуры железнодорожников. Молодой человек вручил пакет. Это был гознаковский документ строгой отчетности, отпечатанный в Голландии. Он свидетельствовал о том, что я, Корольков Игорь Викторович, в 2005 году окончил МИМЭО по специальности «мировая экономика». В приложении, как и требовалось, 60 процентов оценок — «отлично», остальные — «хорошо». Печати, подписи, регистрационный номер.

Я передал курьеру 24 тысячи рублей, врученных мне редакцией для проведения сделки. Момент покупки диплома зафиксировал фоторепортер «Новой газеты» Сергей Кузнецов.

Купленный диплом не был легализован в вузе, об этом меня сразу предупредили. И сказали, что легализованный диплом будет стоить 5—7 тысяч долларов.

Учитесь легко и беззаботно!

Сделка, в которой я принял участие, в сущности, мало чем отличается от того, что делают многие негосударственные вузы. Фактически они точно так же продают дипломы, но процедура эта несколько растягивается во времени и прикрывается видимостью учебного процесса. Знаний не дает ни то, ни другое.

Ровно год назад, когда я начинал готовить эту статью, я отправился знакомиться с коммерческими волковскими вузами, расположенными в Москве.

Некоторые волковские вузы занимали здания бывших детских садов. Как, например, Московский институт права, что на улице Яблочкова. Согласно официальным данным, полученным в институте, здесь на дневной форме обучения могут заниматься не более 1068 человек. Откровенно говоря, я с трудом представляю, как в двухэтажном здании типового детсада, рассчитанного на 250—300 детей, могут заниматься больше тысячи студентов. Тем не менее с лицензией здесь все в порядке и внутреннее убранство вуза говорит о его материальном благополучии.

Под предлогом пристроить в вуз оканчивающего школу сына я обратился в приемную комиссию. Меня выслушали и сказали: стоимость учебы на стационаре — 170 долларов в месяц (1530 в год); приносите деньги — и ваш сын уже сейчас, еще до окончания школы, будет считаться принятым в вуз. Меня заверили, что ни о чем беспокоиться не следует — собеседование он обязательно пройдет.

Я поинтересовался, могу ли получить второе образование. Нет проблем, ответили мне. Более того, мне, человеку, которого видели впервые, дали понять, что я могу получить диплом и за более короткий срок. Я понял, что так называемая учеба в институте — формальность.

Примерно такой же разговор, как в институте права, у меня состоялся в приемных комиссиях института бухгалтерского учета и аудита, института банковского дела, института управления. Везде гарантировали прием сына и необременительное получение второго диплома для меня.

Не уверен, что из таких вузов когда-нибудь выйдут новые Ландау, Капицы или Кони. А кто же из этих стен может выйти?

«Разберитесь с этим балаганом!»

В интернете на образовательном портале «Всеобуч» я наткнулся на переписку студентов Московского института международных экономических отношений. Почитаем эту переписку.

Олег

Я учусь в этом вузе на 5-м курсе. …за весь период обучения пришлось столкнуться с… отсутствием нормальных знаний у 50 процентов преподавательского состава.

Студент 5 курса

Уважаемый ректор!!! У вас под носом развивается коррупция, те, кто сидят в 14-м кабинете, вымогают от всех деньги… там хамят и мнят себя крутыми, а на самом деле все ленивые и ничего не знают… Разберитесь с этим балаганом.

8-й корпус 2-мо-098

Классный вуз. Халява, правда, и знаний особо нет, но для меня, двоечника, в самый раз.

Rn21

…все равно «пять» влепят, если хоть пару слов относительно предмета сказать можешь!

Выпускница

Институт просто безобразный, преподавание отвратительное!

Алла

Полная халтура…

Вот как оценивает ситуацию в сфере негосударственного образования письме президенту России Владимиру Путину и генеральному прокурору РФ Владимиру Устинову Александр Мигунов.

«Особая общественная опасность все шире развертывающегося нелегального образовательного бизнеса в России состоит в том, что в собственники многочисленных учебных заведений разного вида и профиля приходят преступные группировки со своими законами, моралью и нравственностью, диктатом силы, осуществляющие выжимание денежных средств из сферы образования, и перекачивают их, например, в сферу торговли нефтепродуктами и недвижимостью. Освобожденная от налогов образовательная деятельность служит прикрытием не только для преступного бизнеса, но и активного проникновения под видом образовательных и научных организаций во все сферы государственной власти и управления. При этом получение образования становится вопросом купли-продажи фальсифицированных государственных дипломов, зачастую также и дипломов кандидатов и докторов наук, званий академиков, подрывающей всю систему образовательных учебных заведений и уводящей ее в сферу теневой экономики, достигшей невероятных масштабов коррупции в государственных органах управления образованием и осуществляющих их так называемое крышевание правоохранительных органов. Такое может допустить только государство, которое само является преступным снизу доверху, поскольку речь идет об образовании и воспитании будущих поколений».

Минобразования: проблем нет!

В июне прошлого года руководство редакции «Московские новости» (я тогда там работал) обратилось к министру образования Андрею Фурсенко с письмом, в котором изложило свое видение ситуации в связи с коммерциализацией высшего образования. Редакцию интересовало мнение министерства: существует ли, на его взгляд, проблема качества коммерческого образования и торговли дипломами; если да, то что предпринимает ведомство для изменения положения?

На имя министра редакция также направила копию представления Главного следственного управления при ГУВД Санкт-Петербурга и Ленинградской области по делу «Смольного университета». В этом документе обращалось внимание министерства на незаконную образовательную деятельность петербургских филиалов московских вузов, принадлежащих Волкову, предлагалось провести министерскую проверку и устранить выявленные нарушения. Редакция просила министра прояснить судьбу этого документа. Нас интересовало, были ли приняты меры по представлению следствия.

На это письмо министр Фурсенко не ответил.

Спустя две недели после письма, направленного министру, аналогичное письмо редакция направила руководителю Федеральной службы по надзору в сфере образования и науки Виктору Болотову. Г-н Болотов уклонился от оценки ситуации с негосударственным образованием. Он сообщил, что ему ничего не известно о корпорации, возглавляемой Волковым, и о том, что предельный контингент в некоторых вузах превышается в десятки раз. Что касается представления Главного следственного управления, то, как заявил г-н Болотов, «за последние годы… не было запросов из вышеназванной организации». Г-н Болотов не ответил на предложение журналистов встретиться с сотрудниками федеральной службы, чтобы совместно подготовить статью, как нам кажется, на весьма непростую и важную тему.

Откровенно говоря, иного мы и не ожидали.

Зачем приговоренный звонил генералу?

Продажа дипломов напрямую и под видом обучения приобрела в России такой размах, что впору говорить об угрозе государственной безопасности. По некоторым данным, коммерческие вузы уже составляют 60 процентов всех вузов страны. Не берусь утверждать, что все они гонят брак, превратив вузы в источник личного обогащения, но то, что кому-то в стране пора озаботиться острейшей проблемой, — факт бесспорный. Только вот кто это сделает?

В начале статьи я рассматривал две версии убийства бывшего ректора Смольного университета Игоря Скопылатова. Но существует еще одна. В центре этой версии стоит человек, занявший в иерархии государства одну из ключевых должностей. Среди его друзей и покровителей — крупные политики, пришедшие во власть с невских берегов. Речь о заместителе министра внутренних дел России, начальнике Департамента кадрового обеспечения МВД, докторе педагогических и юридических наук генерал-лейтенанте Кикоте.

Скопылатов и Кикоть были очень дружны. Их связывала работа в ВАК, у них был общий интерес в Санкт-Петербургском научном центре, Скопылатов «подкармливал» Кикотя, выплачивая ему зарплату в «Смольном университете». И Скопылатов, и Кикоть в Санкт-Петербурге были людьми очень влиятельными, с обширными связями. Их возможности росли на глазах, и было ясно, что и один, и другой вот-вот выйдут на более высокую орбиту. Кикотя прочили в заместители министра внутренних дел, а Скопылатова — в заместители министра образования, курирующего одно из самых лакомых направлений — лицензирование вузов.

Когда Скопылатов был еще жив, cледствие изъяло у него несколько записных книжек, в которых фиксировались его звонки Кикотю и встречи с генералом. Кроме того, Мигунову как гендиректору университета приходили счета на оплату телефонных разговоров, которые вел с университетского мобильника ректор. Распечатка подтверждала тесные контакты Скопылатова и Кикотя. Эти контакты были интенсивны и накануне гибели бывшего ректора. В связи с этим следствие допросило генерала, и тот, что весьма странно, фактически отрекся от бывшего коллеги. Заявив, что никаких общих дел со Скопылатовым не имел.

Мы уже говорили о том, что в уголовном деле по «Смольному университету» должны были фигурировать в качестве обвиняемых Скопылатов и Волков. Но усилиями какой-то очень влиятельной особы обоих вывели из дела. И хотя Скопылатов не фигурировал даже как свидетель, опасность вызова его в суд существовала. Потому как обвиняемые деканы в любой момент могли заговорить и сдать своего патрона. Опасаясь за себя, Скопылатов мог требовать вытащить из передряги своих подчиненных. Было два человека, к которым он мог обращаться с подобным требованием: друг генерал Кикоть и его сын, прокурор городской прокуратуры, надзирающий за работой милиции. В чем могла заключаться аргументация Скопылатова? Она могла звучать примерно так: подсудимые грозятся сдать его, но, если это произойдет, он тоже не будет молчать.

По своей натуре Скопылатов был шантажистом с мертвой хваткой. Как мы уже говорили, он умел документировать компромат на партнеров. Скопылатов мог представлять угрозу для генерала Кикотя в период его карьерных ожиданий.

А теперь все это сопоставим с тем, что происходило с генеральным директором «Смольного университета» Мигуновым. Наезды милиции и налоговой полиции, три дерзких нападения за полгода и демонстративная безучастность милиции в поимке преступников. Особенно показателен третий случай. Обливаясь кровью, Мигунов называет сотруднику милиции номер машины, на которой бандиты, избивавшие его, скрылись, но тот даже не стал делать вид, что пытается установить владельца машины.

Во время командировки в Санкт-Петербург мне удалось установить еще один, как мне кажется, весьма важный факт для осмысления того, кто мог организовать убийство Скопылатова. Бывший следователь по особо важным делам городской прокуратуры оказалась соседкой Скопылатова — жила в том же доме. Она обратила внимание, что в течение нескольких дней за кем-то в их доме неизвестные ведут наблюдение. Бывший следователь сообщила о своих подозрениях в милицию, но никто ничего не предпринял. Что это, обычная халатность или за убийством стоят все-таки сотрудники милиции?

Я ни в коей мере не утверждаю, что именно генерал Кикоть причастен к громкому преступлению. Возможно, это сделал кто-то другой, но обладающий не меньшими возможностями, чем генерал.

Я всего лишь сопоставляю ставшие мне известными факты. Кто-то должен их проверить.

Весь вопрос в том — кто?