Рядом с раскрученными блокбастерами с неизменным титром «Во всех кинотеатрах России» в ограниченный прокат выходят фильмы, адресованные не самому широкому зрителю, без сопровождения оглушительных рекламных барабанов, но, вне всякого сомнения, заслуживающие внимания зрителя…

«Завтрак на Плутоне» и «Предложение» — картины, черпающие вдохновение в традициях кельт- ской культуры, сконцентрированной в пространстве маленькой страны Ирландии, породившей небывалое созвездие великих имен…

Поужинаем на Меркурии?

Улететь на Марс, посетить звезды и позавтракать на Плутоне мечтают бомжеватые герои нового фильма первого из поэтов нынешнего англоязычного кино Нила Джордана. «Марсианские хроники» Брэдбери здесь ни при чем. Как обычно, приверженец артхаузного кино ирландец Джордан рассказывает глубоко личную историю, в которой фантазия и причудливость — лишь способ укрыться от ковша экскаватора нелицеприятной действительности.

Под несуразным голубым зонтиком нелепое существо с распахнутыми глазами то ли куклы, то ли ангела бредет сквозь полосы дождя. То ли девушка, то ли юноша — разоружающая и шокирующая женственность и совершенная беззащитность — держит вас в неведении. Фильм — наглядная экранизация романа Патрика Маккейби — дробится на крошечные главки. Саму историю нам расскажут два воробья, присевших на кромку кадра. Они щебечут, волнуются за судьбу неприкаянного Патрика Брадена, при взгляде на которого вспоминаешь, что именно святой Патрик нашел вход в Чистилище.

Прототипом героя был Киттен — известный в районе Пикадилли и клубах глэм-рока 60-х ирландский трансвестит. Не спешите брезгливо дергать плечами. Ретродрама Джордана так же далека от «клубничного» привкуса, как весь кинематограф режиссера. Главная тема поэта Джордана — всеобщая иррациональность мира, не умещающаяся в жестком каркасе правил. Джордан берет расхожие штампы, преображая их в уникальный штучный факт искусства. Тут темы ирландского терроризма сплетаются с глубоко личными, даже интимными проблемами. А заезженный сюжет — поиска родителей — с помощью горького юмора и виртуозных диалогов превращается в глубокое исследование попытки самоидентификации. Кто я? И должен ли стричь наголо собственную индивидуальность под болванку общепринятого?

Сюрреалистические мазки вторгаются в плотную бытописательскую среду этого фильма. Незаконнорожденного сына священника Патрика весь фильм преследует образ Леди Фантом — потерянной в детстве матери. Да и сам Патрик выпадает из реальности, словно призрак. Он убеждает заядлых кровожадных террористов не убивать его, ведь смерть педика не украсит их героическую биографию? Одна из сильнейших сцен фильма, когда нечистый на руку иллюзионист превращает навязчивую идею Патрика в аттракцион. Под гипнозом он меланхолически бродит между столиками кафе, в отчаянии бросаясь на шею то одному, то другому гогочущему посетителю с криками «Мама!». Высокая романтика затушевана черным юмором.

Кино Джордана — сплав несоединимого, льда и пламени: строгих устоев ирландской церкви, вскормившей Патрика, и бьющих через край дозволенного сюжетов его личной истории. Все по рецепту ирландского кофе, в который для терпкости и драйва добавляют виски. Вот под кровом ирландского священника (Лиам Нисон) мирно спит Патрик в обнимку с забеременевшей от бойца ИРА креолкой и смотрит цветные сны. Паства городка, пропитанного нетерпимостью и католической строгостью, не простит «морального безрассудства» святому отцу, и церковь будет сожжена.

Женское платье и каблуки — лишь атрибуты, тысячу раз использованные в кино, главное — пластика. Это феерически сотворенный Силлианом Мерфи образ. Хрупкий жизнелюб Патрик загнан накачанной действительностью в самый угол ринга. После очередного нокаута он припудрит синяки на душе и побредет дальше. Под несуразным зонтиком. Тихий, но несмирившийся. Путешественник по ближайшим звездам в поиске понимания. Уязвимый и отвергнутый обществом, прославляющим в конце 60-х секс-революцию и террор.

Убей брата к Рождеству!

Фильм «Предложение» снискал лавры Австралийской киноакадемии, полюбился европейским фестивалям. По сути, это первый австралийский вестерн. Но основной «знак качества» снятой режиссером Джоном Хиллкоатом картины — имя автора сценария. Ник Кейв — гуру консервативного рока, одна из самых заметных фигур на независимой рок-сцене рубежа веков. Альбомы «Первенец мертв» (1985), «Твои похороны, мой суд» (1986) принесли ему славу, упроченную «Балладами убийц». Трагическая меланхолия Кейва с неожиданными эмоциональными взрывами завораживала, заставляя вспомнить христианские истоки происхождения рока, вышедшего из песнопений «черных» методистских церквей. Музыку и стихи Кейва ценители именуют романом поверх нотного стана. В синглах Кейва, наследника шотландских баллад, кровью залиты пол, лицо героя и одежда его возлюбленной. А непривычный слушатель ежится, воображая воочию заунывное песнопение: «Я вонзил в ее голову шестидюймовое золотое лезвие».

Некоторые из рецензентов пытаются судить фильм по законам нормального кино и жестоко ошибаются. Потому что Кейв по просьбе своего старого друга клипмейкера Хиллкоата выдумал нечто особенное, в духе его музыки, смешивая традиции постпанка с неистовым госпелом. В итоге вышла мрачная средневековая баллада, исполненная отвязными рокерами. Стихотворные ритмизированные кадры фильма монтируются по законам шотландской баллады, воспроизводя все ее составляющие: и мрачный дух, и безнадежность, и фрагментарность, и буквальные цитаты: «И кровь струилась, как кошмарный дождь». Похоже, смутьян Кейв ушел в экзистенциальные дебри разборок с самим собой и Господом. «Я слышал этот сценарий как музыку и написал его так же ритмично, — объясняет Кейв. — Это очень похоже на то, как играет моя группа».

В общем, те, кто любит погорячее, присоединяются к поклонникам Кейва и смотрят эту «балладу», снятую горячими австралийскими парнями в стиле вестерна. Парит с первых же кадров. Необозримая австралийская земля истощена отсутствием дождя, измучена потоками невинной крови. Кровь проливает Чудовище по имени Артур Бернс (хорошо еще, что не Роберт, хотя аналогия с шотландским поэтом явно просвечивает сквозь ткань кино). Вместе с беспощадными подельниками он терроризирует жителей городка первопоселенцев, выползая из пещеры лишь для того, чтобы насиловать, убивать — буквально рвать и метать. Его боятся и белые, и аборигены, считающие Артура бешеным псом-оборотнем. Пытающийся навести порядок капитан Стенли берет в заложники двух братьев Артура и делает предложение среднему брату Чарли, от которого тот не может отказаться. Если он не убьет изувера Артура, то младшему, Майклу, грозит виселица. Горожане настоятельно требуют возмездия. В этом городке вообще постулаты Ветхого Завета погрязли в протестантском радикализме, взывая лишь к взаимной жестокости.

Церковное воспитание явно повлияло на творчество знаменитого ирландского рокера и поэта Кейва. В его текстах часто встречаются библейские мотивы, многие песни, преисполненные страстью и яростью, написаны под влиянием сюжетов Священного Писания. Особым успехом пользуется его мрачный готический роман «И узре ослица ангела Божия». Возможно, думая о сценарии будущего фильма, воспитанный в традициях англиканской церкви Кейв предположил: «А что, если у старшего Каина и младшего Авеля был средний брат? (В фильме его назвали Чарльзом). Ради спасения младшего, невинного агнца (в фильме это юный Майкл), поднял бы он руку на старшего брата — прирожденного убийцу?».

Страшная красота с ударением на первом слове. Думаю, альбом «Баллады убийц» стал импульсом к написанию текста фильма. Особенно песня «Там, где растут дикие розы». В маленьком палисаднике капитана Стенли буйно цветут розовые кусты, в его доме царит настоящая английская леди (изумительно тихая, исполненная внутренним драматизмом работа Эмили Уотсон) с обязательным ритуальным чаем файв-о-клок на накрахмаленной скатерти, с английским фарфором. Все это «островное великолепие» смотрится неправдоподобным хрупким оазисом в бесконечном пространстве жестокой пустыни всеобщего кровавого хаоса. Даже не оазисом — миражом, который снесет ветер беспредельной пустынной реальности.

Кровавое ристалище наподобие гладиаторских боев — на фоне сказочных деревьев с гладкими белыми стволами, бескрайних просторов, черной графики горных цепей. Неспешные медитации отъявленных убийц на фоне умопомрачительных закатов и восходов перед очередной кровавой бытописательски подробно снятой разборкой. Они нараспев читают стихи, а потом снова гонят коней в поход за Смертью. Кейв предпослал фильму эпиграф, добавивший достоверности его образу воскресшего бесстрастного средневекового барда: «Горькая правда в том, что большая часть зла совершена людьми, которые даже не думали, быть им добрыми или злыми. С любовью Ник Кейв».