В Урюпинске я оказалась вдруг.

Сидим как-то вечером с редактором. Он и говорит: человеком года должен быть Вася Пупкин, на которого любят ссылаться теперь наши чиновники так же, как на «какой-нибудь Урюпинск»… Кстати, хочешь поехать в Урюпинск? Не успеваю ответить, как обижается: нет, не хочешь, по глазам вижу, тебе же в Лондон или Париж. Тут «из меня попер Темрюк»*: почему это — не хочу? Очень даже хочу!!!

И — поехала.

Поезд Москва — Волгоград. Отходит с Павелецкого вокзала в 20.06. Ехать надо до станции Алексиково. Оттуда до Урюпинска — 36 км.

В самом Урюпинске есть железнодорожный вокзал. Но поезда туда идут только из Волгограда. Поездом из Москвы до Волгограда — почти сутки. Плюс из Волгограда до Урюпинска — 12—14 часов. А до Алексикова из Москвы — ночь.

Плацкарт стоит 600 рублей. Купе — 1300. Когда покупала билет, кассирша трагическим шепотом сказала: «Плацкарта — нет». И удивилась, что мне нужно купе: «В этом направлении люди ездят только плацкартом. На купе у них денег нет».

Урюпинск — это Волгоградская область. От Москвы — 800 километров.

Основан в 1618 году в среднем течении Хопра на правом берегу реки у обрыва, как говорили в старину, «у руба». (По одной из версий — от этого «у руба» и произошло название Урюпинска. По другой — название дала запись в летописи «здесь князь Уруп застрял в грязи»: ордынский хан Урюп был пленен в этих местах атаманом Ермаком. Третья версия — от слова «урюпа», толковый словарь Владимира Даля: «УРЮПА — неряха, разгильдяй, замарашка. Хныря, хныкала, нюня, рева, плакса», то есть местность заболоченная и грязная.)

Сегодня в Урюпинске живут 42 960 человек.

Четверть населения — пенсионеры. Полгорода — люди от 40 лет и до «более 60». Женщин больше, чем мужчин, на три тысячи человек. Средний возраст — 47,5 лет. (До 18 лет детей — 8821 человек.)

Тюрем — две. Одна из них — специальная, туберкулезная — еще до революции была построена в самом центре Урюпинска. Но недавно ее перенесли за город. Местные отбывают срок в урюпинских тюрьмах.

Но преступности в городе почти нет. Женщины рассказывают, что можно ночью одной идти через весь темный город — фонари гаснут в час — и ничего с тобой не случится.

Пьют, как и везде.

Кинотеатр — один.

Библиотек — три, книг в них — 69 185.

Был театр — теперь нет. (По театру скучают, жалеют, что закрыли. Говорят, деньги кончились — не на что было содержать.)

Денег и вправду почти ни у кого нет. Но, отказываясь от всего, машины — хоть самые старенькие и подержанные — люди стараются себе купить. Год назад их — в основном наших «шестерок», но встречаются и подержанные иномарки — было 6239, теперь 6770. Легковушки — это очень важно. Как с теми же баулами вязаных платков до базара в пять утра доберешься?

В 2004 году умерли 800 человек, а родились — 443. С 1990 года число умерших очень сильно превышает число родившихся.

Официально зарегистрированных в прошлом году безработных — 2086 человек. По сравнению с 2003 годом число безработных возросло в 2,5 раза.

Больниц — четыре. А врачей в 2002 году было 169, в 2003-м — 145, а в 2004-м — 138. И среднего медицинского персонала соответственно: 790—685—483. Это сплошное уменьшение объясняют так: «Выживаем от базара до базара. Сначала вязание из козьего пуха было для кого-то хобби, просто подспорьем, а теперь почти для всех — единственное средство выживания. Весь город вяжет. Даже мужчины».

Школ в Урюпинске — десять. Как при советской власти.

А число учеников: в 2002 году — 5374, в 2003-м — 5194, в 2004-м — 4738. Почему и тут уменьшение, никто мне толком так и не объяснил. Дети тоже, побросав школу, занялись вязанием?

Пять лет назад в Урюпинске появился памятник — козе-кормилице с младенцем.

Знаменитая урюпинская порода коз дает редкого качества пух. С таким очень серебристым отливом. В Урюпинске любят похвастаться: местный козий пух лучше по качеству, чем оренбургский, — оренбургский шесть сантиметров длиной, а урюпинский — двенадцать. И уверяют: стоит урюпинскую козу вывезти за пределы района, как она — принципиально? — перестает пушиться.

Говорят, на сорок две тысячи жителей Урюпинска приходится в три раза больше пуховых коз. Правда, в самом Урюпинске коз почти ни у кого нет, их держат только в деревнях. Но вяжет, действительно, весь Урюпинск.

Я вам сейчас расскажу о трех женщинах.

Вязальщица

Вера Васильевна Дядюшко с мужем работали на заводе в Грозном. А перед войной (первой чеченской) бросили все и уехали в Урюпинск. С младшим сыном, второклассником Артемом (два старших сына служили в армии).

Новую жизнь надо было с чего-то начинать. И Вера Васильевна стала учиться «вязать косыночки», а муж и Артемка ей помогали.

С тех пор прошло одиннадцать лет. Сегодня Вера Васильевна — самая знаменитая мастерица в Урюпинске. Сколько бы вязаных вещей ни принесла на рынок в пять утра — в полседьмого уже все разбирают. И на дом идут заказы — из Рыбинска, Белокурихи, что на Алтае, Борисоглебска, Южно-Сахалинска, Москвы, Питера…

Вера Васильевна не просто вяжет, а изучает рыночный спрос, разрабатывает новые модели. («Платки давно забросила. С ними все просто, и мне это уже неинтересно. Детям манишки вяжу, а взрослым — свитера, кардиганы, пальто. Всю неделю не вылезаю из-за машинки. Могу свитер и за час соорудить, и за двадцать минут, а бывает — долго вожусь. Работаю много, с раннего утра и до трех ночи, руки аж трясутся».)

Вот что нажила за одиннадцать лет Вера Васильевна Дядюшко. Сначала квартиру снимали. Потом купили полдома. Потом — вторую половину выкупили. Очень небольшой старенький дом и очень подержанная машина «Форд» — ее богатство. Однако если сейчас остановиться и перестать работать — жить будет не на что.

Дома — две машинки, вязальная и чесальная. Обе — мини. («Мороки с этим козьим пухом — ужас сколько! Сам пух продают страшно грязным, видите — как непромытые волосы, да? И надо его долго стирать, сушить, потом разбирать, потом красить, потом опять сушить, потом чесать, прясть, потом вязать, потом пушить. Короче, грязи хлебаем — ого-го-го! Но я не жалуюсь, мы все вместе, дружненько, в одной кучке: муж вон там в кресле — прядет, чешет, сын — за этой машинкой, я — за той… Сын — уже ас. За семь минут как-то детские гамаши связал. А мне три года назад Татьяна Тарасова, та, что фигуристов тренирует, заказала из Москвы бриджи. Ну интересно стало — я и связала. Нет, я ее только в телевизоре видела. Но, говорят, подошли ей бриджи, понравились».)

Артему сейчас 21 год. Учится на программиста. В третьем классе он уже всему классу варежки вязал. А с восьмого вязанием деньги зарабатывает.

«Артемка еще совсем мальчиком был, когда на областных конкурсах вязания побеждал всех взрослых теть и дядь. А однажды два таких красивых, пушистых пальто связал, что их вмиг купили и увезли во Францию».

Сегодня Артем занялся и ремонтом вязальных машин. Объясняет: «Поневоле пришлось. Принесла одна бабка: сыночек, помоги разобрать, она ж, эта машинка, кормилица моя. Я посмотрел, поковырялся, вроде бы заработала. Потом еще принесли и еще. Нет, никто меня не учил ремонтировать. Просто логику включаешь».

«Ведущий специалист»

Третий год в сентябре Урюпинск проводит конкурс красоты «Мисс козочка». (Напомню: весь город благодаря козе выживает.) Движется по подиуму папа-козел в галстуке и с мобильником; за ним — дети-козлята, за ними — мама в носочках, с зонтиком и бубенцами («Глаза синие, губы накрашенные, такая наглая — к жюри подходит, капусту просит»).

И есть в Урюпинске палисадники!!! В Темрюке, например, с тех пор как ушло из жизни поколение моих бабушек, палисадники исчезли как класс. А здесь: почти весь город — частный сектор и весь — в цветах. (Видела летние фотографии.)

Опять же конкурсы на лучший букет и композиции. (Композиции — это, например, шляпа или платье из живых цветов.) Уже семь лет эти цветочные конкурсы город собирают. И старики приходят, и молодежь, и дети. Победителям дарят комплекты постельного белья, посуду, полотенца.

Урюпинск — город очень домовитый, очень домашний. Поэтому здесь особо популярен конкурс на лучший дом и двор. Создается штаб, и две недели комиссия серьезно и ответственно обходит все дворы.

В этом году победила одна бабушка — чуть ли не самая бедная в городе, — у которой во дворе все так чисто и красиво, что «даже помойные ведра покрашены в веселый синий цвет».

А вот местные «новые русские», что на улице Лермонтова особняков из красного кирпича себе настроили, мусор выбрасывают прямо из своих окон. Но, странное дело, в очень бедном Урюпинске богатых не ненавидят. («Они — не вредные. И бедным помогают. Лермонтова, конечно, жаль. В смысле улицу. Ну так это ж понятно: деньги и культура ходят по разным комнатам. Но пройдет время — может, встретятся».)

Кстати, всеми этими конкурсами занимается Эльвира Ивановна Жирноклеева. Сейчас соберусь с духом и выговорю ее должность: ведущий специалист управления делами по работе с домовыми и уличными комитетами. А на самом деле: урюпинская мать Тереза. Высокая, статная, полная, шумная, очень жизнерадостная. Между прочим, бывший «мент». (Двадцать пять лет проработала в инспекции по делам несовершеннолетних.) И теперь бывшие бандиты приходят к ней с цветами и не когда им что-то надо, а просто так — за жизнь поговорить.

Про жизнь и про людей Эльвира Ивановна знает все. Кого «росомахой» обозвать, кого отругать, кого пожалеть, кому денег дать. Тот мальчик, что в техникуме учится, — с инфарктом в больницу попал, надо проведать. Другой «мальчик» (так на минуточку — сорок лет) из лагеря вернулся, но по дороге домой паспорт потерял…

Заходит пожилая женщина с заплаканными глазами: «С мужем прожили пятьдесят лет, а — два старых дурака — расписаны не были. Помер он, похоронила я его, а теперь в собесе говорят, что никаких компенсаций от государства мне не положено, так как не расписаны мы были». «Глупости, — взрывается Эльвира Ивановна. — Все тебе положено! Справку принеси, что ты его хоронила, и домовую книгу. И компенсацию получишь, и две его пенсии». (Для справки: похоронить человека в Урюпинске стоит минимум десять тысяч рублей: выкопать могилу — 600 рэ, гроб — 1700 рэ (900 — самый простой) и т.д. Государство выдает на похороны 1000 рублей.)

«Вьюгин! Ты на кого похож?» — «Так День Конституции вчера отмечал…» — «Отменили этот День Конституции». — «Ой, а я ж не знал, Эльвира Ивановна, и отмечал…».

За одиннадцать месяцев этого года только материальной помощи людям Эльвира Ивановна Жирноклеева «выкричала» у начальства 183 тысячи рублей.

«Вот техничка в подъезде полы моет. С квартиры в месяц — по 10 рублей. 16 квартир в доме. И из этих 160 рублей она сама и веник должна купить, и тряпки, и ведро… А технички у нас полы в подъезде не просто каждый день моют, а еще помимо этого по два раза — утром и вечером — подметают. И три раза в месяц окна драют. Ну, скажите: как я за такой труд могу не доплачивать? Видели, какие у нас в городе подъезды чистые?».

Видела. Очень чистые. Но что за 160 рублей — не знала.

Эльвира Ивановна создала в городе 42 уличных и 49 домовых комитетов. Люди, что там работают, — первые ее помощники. («Целыми днями бьют ботинки, бегают по городу. По судам таскаются, наркоманов лечат…»)

Уборщица

На обед к себе домой меня пригласила Валентина Васильевна Сапронова.

Десять лет она проработала дояркой, а последние тридцать — уборщицей и курьером в газете «Урюпинская правда».

На обеде все домашнее, со своего маленького огорода: картошка вареная с жареным луком, соленые огурчики («огурцы у меня сильные; чтоб огурцы на грядке удались, надо их в сильный дождь сажать, я так и сделала, вымокла, правда, вся и простудилась, зато ни у кого в городе таких вкусных огурцов нет»), тушеные баклажаны, наливка (крепкая), компот из клубники («клубники в этом году мало собрала, всего 12 ведер, а прежде по 30 ведер снимала, а еще вот эту вишню «крученую» попробуйте, «крученую», то есть закрученную; эту вишню мой муж посадил, но ни одной ягоды не съел, умер тринадцать лет назад от инфаркта»).

У Валентины Васильевны две взрослые дочери, внуки. Она крутится с утра до вечера. Поздно вечером все в редакции вычищает и вымывает до блеска, а рано утром (без пятнадцати шесть) уже на работе: пыль вытрет (за ночь накопилась), в графины свежей воды нальет. А потом день — по городу с редакционной почтой. И голодные корреспонденты к ней часто забегают — благо через дорогу от редакции живет — то на обед, то на ужин. («Я в маму. Мы в деревне когда жили — война кругом, разруха, а мама — всех приветит, всех накормит. И цыганей, и городских. Вот такая была. Сердобольная».)

Валентина Васильевна говорит, что не устает н и к о г д а.

Взяла с собой в Урюпинск «Записные книжки» Пушкина. Но открыла только на обратной дороге. И прямо на словах: «…у нас есть три Истории России: одна для гостиной, другая для гостиницы, третья для гостиного двора».

Москва — гостиная, областной центр — гостиница, а Урюпинск и просто люди из просто жизни — гостиный двор: не-сообщительность.

Но это нам, в Москве-гостиной, к примеру, кажется, что вся страна только тем и занята, что разводом Пугачевой и Киркорова. А Урюпинску дела нет. Здесь свое телевидение, своя любимая «Урюпинская правда», которую читают от корки до корки: кто родился, кто крестился, кто венчался, кто умер… (Когда я еще из Москвы дозванивалась до Урюпинска, трубку взяла только корреспондент «Урюпинской правды» Надежда Федосова. И — с ходу: «А-а, опять Москва, опять приедете — гадостей понапишете». Но потом мы разговорились, и Надя предложила остановиться у нее дома: «Сама к друзьям уйду ночевать».)

Артисты из Москвы появляются в Урюпинске редко. Мне показывали фотографию Зинаиды Кириенко: «Узнаешь? Она — тоже казачка. Была у нас недавно». И бывший министр образования Владимир Филиппов родом из Урюпинска.

А великий русский ученый Менделеев — рассказывают об этом с гордостью — женился на урюпинской казачке Анне Поповой.

Кто-то назвал Урюпинск «столицей русской провинции».

И здесь часто повторяют казачью пословицу: «Кто не бывал в Урюпинске — тот не знает России!».

Считается, что речка Хопер — самая чистая в Европе. С чего — вдруг? («Так почти ж все производства поисчезали. Был кирпичный — развалился. Пивзавод закрыли. Трикотажная фабрика на ладан дышит. Аэропорт не работает. Правда, есть очень хороший завод — маслоэкстракционный. Директор Николай Владимирович Фуныгин — классный дядька. Раньше там по-черному воровали, продавали налево, а теперь — порядок, чистота, все строго, везде телекамеры, рабочие прилично зарабатывают. И масло вкусное».)

Урюпинские шали на базаре от 300 до 6000 рублей. А дивные женские кохточки в магазинах — 100, 200, 300 рублей.

Урюпинск называют городом-анекдотом. Но анекдоты про Урюпинск (в интернете их — великое множество) здесь непопулярны. Не потому, что обидные, — они не обидные, а потому, что не очень смешные. Председатель городской Думы Сергей Горников сказал мне, что местные жители скоро сами организуют конкурс на лучший урюпинский анекдот.

Улицы чистые и умытые. Дома — без отпугивающих цветов. Особенно красивы дореволюционные, их называют «давешними». Они или деревянные (ярко-зеленые, ярко-голубые, с кружевными наличниками) или беленые, с высокими (до пяти метров) потолками и огромными окнами.

Рестораны — недорогие. И местные люди сюда ходят. Не каждый день, разумеется. Но свадьбы, дни рождения и дружеские вечеринки иной раз отмечают. Особенно популярен ресторан гостиницы «Лиры». Я жила в этой гостинице и один раз там обедала. Прикидывала, во что обойдется. (Меню заранее не предложили.) Так вот: полборща (очень вкусного), вареники с картошкой и чай с лимоном стоили 40 рублей. (Причем самым дорогим почему-то оказался чай с лимоном.)

Совсем недавно в Урюпинске открыли Музей Козы. Маленький и с самоиронией: вязаные смешные куклы, веселые картины, яркие шкодные кохточки.

Директор Музея Козы — молодой человек Андрей Ломкин. Приехал в Урюпинск из Самары. Окончил там пединститут. Урюпинск нравится. («Это город, способный к саморазвитию. Он меняется. И — к лучшему».)

В восемнадцати километрах от Урюпинска, в станице Тепикинской на берегу Хопра, Андрей Ломкин уже два года строит казачий городок XVII века. Совсем маленький: 80 метров длиной, 60 — шириной. Плетневые сараи, камышовые крыши, деревянные башни, ров, избы, подъемный мост. («Нет, конечно, не сам строю. Это всенародная стройка. Нанимаем рабочих, школьники помогают».)

Собственно, для школьников (хотя и для взрослых) казачий городок и создается. Здесь будут слушать лекции по истории и археологии, смотреть, как плавится медь, узнавать, как жили «люди древние», вместе с инструктором лепить глиняные горшки, в местном озере плавать на лодке из цельного ствола дерева — как казаки в семнадцатом веке.

Два года назад открыли в Урюпинске дневное отделение филиала Волгоградского госуниверситета.

Такси по городу стоит семь рублей. Как-то я хотела взять такси, так меня пол-Урюпинска из него вытаскивали: «Ой, Москва, ну что вы себе думаете? Сейчас маршрутка подойдет, за шесть рублей доедете, целый рубль сэкономите».

А вот на церковь пожертвования дают много и охотно. И не только богатые — но и бедные. Кстати, до Семнадцатого года в Урюпинском районе было тридцать три церкви. Осталась в самом городе только одна. (В ней есть замечательная икона — Урюпинской Божьей Матери.) Но сегодня в Урюпинске уже две новых церкви строится.

А по Америке, говорят, ходят люди в майках «Бросить все и уехать в Урюпинск!». (Я тоже купила себе такую майку.)

Итак, город. А вовсе не «какой-нибудь Урюпинск». И люди не какие-нибудь незамеченные, без вести живые, а живые.

Ну а то, что мы, Москва, много о себе думаем… Так на это еще моя темрюкская бабушка-казачка Катя говорила: «А шо Москва? Шо Москва? Так — на один фонарь больше!». (Хотя я Москву люблю.)

Пока была в Урюпинске, на мой мобильный кто только не позвонил: «Ты — где? Это что — розыгрыш? Не может быть!».

И вот уже совсем уезжаю. Поздний вечер, темная дорога, голая степь. Опять — звонок. «Ты — где? Как в Урюпинске? А разве этот город и вправду существует?».

Водитель Саша все понял. И говорит тихо, беззлобно, немного сам себе удивляясь: «А нам кажется, что мы существуем».

• Цикл писем из провинции начался с моего родного — очень упертого — городка Темрюка Краснодарского края (№ 9, «Надежда на завтра»), потом был «Томск: девять субъективных особенностей» (№ 28), потом «Город медленной жизни» — об итальянской провинции (№ 53).