В самое пекло виртуальных битв Добра со Злом, Тьмы со Светом писатели и режиссеры стали бросать мальчишек. И читают, смотрят эти сказки взрослые не менее охотно, чем дети, называя их, правда, новым словом — фэнтези. Культовые книги этого жанра выходят огромными тиражами, фильмы дают бешеные кассовые сборы. «Властелин Колец», «Гарри Поттер», теперь вот наш «Ночной дозор»… (Правда, в этом произведении Сергея Лукьяненко в центре — молодежь, герои постарше.) Но вот недавняя его книга так и называется — «Мальчик и Тьма». Лукьяненко — знаковое имя в среде современных любителей доморощенных фэнтези, в основном — молодежи студенческого возраста. Роман «Мальчик и Тьма» сразу же был назван «черной жемчужиной» его творчества.

Особенность нынешних малолетних героев (будь то Фродо из «Властелина Колец», Гарри Поттер или Данька из романа Лукьяненко) в том, что в их руках меч, клинок или, на худой конец, волшебная палочка. В общем, оружие. Эти дети — воины. Их враг тотален — чудовищные монстры, сама тьма.

Трудно представить такие детские образы в литературе XIX века. Они появились именно в веке двадцатом и перешли в двадцать первый. Что ж, именно ХХ век в Женевской конвенции признал ребенка самобытной личностью со своими правами.

Но неужели среди этих прав теперь и право воевать, убивать? Дети доросли в сознании взрослых, в искусстве до «серьезных» ролей?

В городе, куда попадает Данька из романа «Мальчик и Тьма», вообще воюют только дети, ибо схватки с их врагами — Летящими — у Крылатых происходят в небе, а костюм с крыльями для полета не может выдержать вес взрослого тела.

Даньке — 14 лет, его напарнику Лэну — и того меньше. Оба одиноки, у обоих мамы присутствуют лишь символически, коротким упоминанием, папы вообще отсутствуют. И нет рядом ни одного взрослого, кто был бы вхож в их мир. Ну разве что считать наставником лукавый образ Солнечного котенка, «посланца Света», как он выражается, да и тот часто жалуется, что сам еще маленький и мало что знает. Но это он заманил Даньку в тот город Крылатых, в котором не было солнца: жители города просто продали свое солнце по кусочкам, ибо в том мире каждый прежде владел частичкой светила.

Миссия у этой троицы такая: вернуть городу солнце, разбить силы Тьмы. Любым способом, хоть терактом.

Да что же это за действующие силы такие: Свет, Тьма, Сумрак?.. Столь тотально-абсолютные, безликие, не в пример привычным персонифицированным, локальным носителям добра или зла в сказках и прежней фантастике? Эпиграф из Книги Бытия о сотворении Богом Света и отделении его от Тьмы, на мой взгляд, говорит лишь об авторских амбициях, тем паче что в романе, наперекор Библии, Свет и Тьма как раз никак и не могут «отделиться». «Действительно, не важно, за что воевать, — соглашается «посланец Света» Данька с последними словами умирающего Летящего, «носителя Тьмы», — и правду можно найти где угодно. Просто выбери вначале, как ты хочешь видеть, и становись на ту или другую сторону».

Вот эта «мудрость» и называется релятивизмом, солипсизмом и прочим постмодернизмом с отрицанием существования каких бы то ни было объективных ценностей и истин, различия добра и зла, кроме «я так хочу видеть».

«Сумрак не воюет со Светом», — с пафосом провозглашает жена торговца, представительница Сумрака. Что на самом деле оказывается ее желанием «научить любви» симпатичного четырнадцатилетнего мальчишку, «посланца Света».

Действительно, какой же «Свет» без секса у современного писателя, претендующего на популярность?

…Вроде бы на роль «ответственного взрослого» назначен некто Герт — человек, который в том злополучном городе последним видел солнце. Но он неожиданно для самого Даньки вдруг поддерживает идею замечательной троицы (двое мальчишек и котенок) устроить провокацию: залить город черным огнем. Зачем? Чтобы спровоцировать население на массовое восстание, приписав «акцию» Крылатым, у коих сей огонь и хранился (его с подвигами выкрадывает троица). Емкости с черным огнем швырял с неба Лэн.

«…Ударило в третий раз — тоже недалеко, на окраине. И лицо Герта побледнело, утрачивая всю энергию и силу. Он вмиг стал тем, кем так не хотел выглядеть, — дряхлым старым человеком.

— Жилые кварталы… — с лица Лэна сползла улыбка».

Потери от акции-провокации небольшие: «всего лишь» сам старик и маленький мальчишка, которого Герт кинулся спасать из огня. Зато снова солнышко на месте — вернее, его имитация: Солнечный котенок налакался света от Солнечного камня, хранившегося под развалинами крепостей Крылатых. Наелся, раздулся и преспокойненько полетел себе на небо светить.

Как все легко и просто. Как в компьютерной игре. Лишь имитирующей и игру реальную, и саму реальность, и литературу. Но большинство геймеров эту грань уже просто не улавливает — они-то и есть истинные фанаты, «электорат» Лукьяненко.

Все его творчество (пока?) вторично по отношению к работе мастера — конечно же Владислава Петровича Крапивина.

В эпоху застоя спрос на Крапивина был особенно велик. Было и международное признание — хрустальная «Аэлита», присужденная ему как «лучшему фантасту» года (конечно, так и «не доехавшая» к нему из Лондона), были и сериалы по его романам на ТВ, из номера в номер его издавали детские журналы… Но все же Крапивин никогда не был представителем массовой культуры, им всегда (да и сейчас) взахлеб зачитывались ребята, которых можно назвать элитой отрочества. Более того: в семидесятые-восьмидесятые я не раз слышала от таких детей, что они книгами Крапивина спасаются. От чего? Да от тоски, вплоть до суицидальных мыслей (а то и попыток суицида). Да, его герои, дети среднего школьного возраста, тоже умели держать в руках оружие — шпагу, рапиру, даже скрипка у одного из них была звучащим призывом, мобилизующим силы против Тех, Которые Велят. Но это были живые мальчики и девочки, а не их модели-схемы, как у Лукьяненко.

На помощь детям в романах и повестях Крапивина всегда спешит Взрослый. Действительно ответственный — в отличие от старика Герта. И не за некую сверхценную идею ответственный, а за жизнь и здоровье детей. И физическое, и душевное. У Лукьяненко же есть очень выразительная метафора: «в поисках настоящего врага» Данька находит в каком-то зеркале собственное изображение — сорокалетнего взрослого с ухмылкой — и с радостью его разбивает на мелкие осколки. Все-таки — суицид, хоть и смоделированный?

Во все времена, будь то застой, будь то отстой, будь то новая перестройка-перебранка, детям прежде всего, да и многим взрослым тоже, будет нужна Сказка. Только живая, полнокровная, настоящая. Иначе ею никто ни от чего не спасется и никого не спасет.