То, что привезли на Чеховский фестиваль под соусом «бразильского театрального сезона», — это, конечно, не Рио-де-Жанейро. Не бразильский футбол, не Пеле, не бразильский кофе, не «Рабыня Изаура». Это все сразу — в каждом спектакле, в одном флаконе, с горкой. Оказалось, что в Бразилии нет привычного драмтеатра. Только карнавал, народные песни и сериалы. Драмы на бумагу не записывают и на сцене по многу раз не играют. Отсутствие перьев и плюмажа в настоящем карнавале не показатель: артисты могут быть одеты хоть в драные лохмотья уличных музыкантов, как в «Лунарио Перпетуо», хоть бегать в чем мама родила, как в «Золотом Оскале». На сцене все равно будет жарко, как в хорошо разогретой духовке.

Боевые танцы в Моссовете

Бразильская душа — в народной песне и капуэйре, что с успехом доказал «Лунарио Перпетуо» Антонио Нобреги из Сан-Пауло. Название спектаклю дал знаменитый в Бразилии сборник романсов — простых, наивных и душещипательных. Самый нехитрый шансончик Нобрега исполняет нежно и виртуозно: со скрипочкой, в танце, с широченной улыбкой, даже если по тексту «она» ушла навеки.

Сцена плотно увешана по-детски намалеванными ликами святых: на 90% римско-католическая Бразилия, ассимилировав множество черных рабов-язычников, спокойно относится к религиям африканского происхождения кандомбле и умбанда. До сих пор языческий бог плодородия Ошала идентифицируется с Христом, богиня моря Иеманжа — с Богородицей. Изначально такая аналогия была разрешена, чтобы праздники рабов и хозяев отмечались в один день, и менять с тех пор ничего не стали. В легкости, с какой бразильцы смешивают истовую религиозность с веротерпимостью и страстью к буйным дионисийским праздникам, где нет места стыду и смущению, — суть национального характера, дно души.

Спев главные хиты из «Лунарио…», Нобрега передал эстафету двум сестрам-балеринкам с чудными сериальными именами — Розане Алмейда и Мария Эужения Алмейда. Сестрички забабахали такую летучую капуэйру, что зрители, уснувшие под сладкие трели Нобреги, чуть не катапультировались из кресел. Капуэйра — бразильское боевое искусство с танцевальными корнями — очень популярна сейчас в Москве, но девушки-капуэйристки встречаются крайне редко. Сестры Алмейда, даже ограничившись обыкновенными полетами с зависанием тел в воздухе и жонглированием крошечными зонтиками под барабанную дробь своих сумасшедших пяток, раздухарили публику так, что на приглашение Нобреги залезать на сцену водить хороводы откликнулся почти весь зал. Потом хоровод плавно переместился в фойе Театра имени Моссовета.

Спектакль в коробочке

Чтобы попасть на трехминутный спектакль театра «Каиха де Имаженс» — «Волшебная шкатулка», надо было отстоять длинную очередь, потому что каждое представление показывали только одному зрителю. Надевали наушники, накрывали черным полотном и велели смотреть в дырочку ящика, с другой стороны которого под черным покрывалом сидела девушка-кукловод. Давали «Свет Лорки», «Фотографа» и «Внутри Отелло». Мне достался «Фотограф», я прильнула к дырке. Седой как лунь кукольный старик в тельняшке вошел в «студию», навел на меня аппарат, долго протирал линзы, выбирал ракурс, сделал снимок и послал воздушный поцелуй — «чмок»! Когда я вылезла из-под тряпки с улыбкой шире лица (как и все зрители до меня), мне вручили фотографию и шоколадную конфету. Это было так же наивно, как предложение водить хороводы, и работало так же безотказно. Бразильский аналог московского театра «Тень» упрочил великое чудо кукольного театра. Настроение улучшилось.

Золотой Эльдорадо

Хулиганский «Золотой Оскал» 80-летнего ветерана левого движения Жозе Селсу, отбывшего за либеральные убеждения 15-летнюю ссылку в Мозамбике, — современная версия легенды о царстве Маноа, королю которого одежду заменяет ежедневное натирание тела золотой пылью, царстве, названном испанцами Эльдорадо. Родившийся в туалете мафиози с полным ртом золотых зубов в десяти сериях расстреляет посмеявшихся над тайной его неблагородного рождения, отправит репортера бразильской газеты «Сол» на интервью со своей бывшей любовницей, перессорит семью, устроит конкурс на лучшую бразильскую грудь (зрительницы так и не поделились с Золотым Оскалом своим богатством), вымоется под душем голышом в компании десятка голых мужчин и женщин, выкурит пару крепких «косяков» и лениво усмехнется: вам все еще нужен антракт («Оскал» идет 3,5 часа без перерыва)?

Волшебство «Золотого Оскала» заключается в том, что никогда не смотревшие бразильских сериалов прошли боевое крещение прямо в театре, а любители этого дела познакомились с тем, что называется хеппенингом, — невероятно популярным в 60-е годы театральным жанром, полным случайностей и импровизаций.

Заставший эти годы Юлий Гусман, по-моему, был очень доволен, когда ему на колени бухнулась безутешная голая девушка, обиженная мужем. Только если первый хеппенинг, организованный композитором Джоном Кейджем в 1952 году, включал в себя живопись Раушенберга, хореографию Канингема, поэзию Олсена и живое фортепьяно Тюдора, то сегодняшние ингредиенты хеппенинга не так изысканны. Сериальные страсти, футболисты на сцене, откровенная телесность, новостной репортаж в режиме онлайн (по залу ходит оператор, на экран подаются крупные планы актеров, разбежавшихся по балконам и коленям зрителей) и — привет из 60-х — крепкая «травка», которой Театр Пушкина, видимо, пропах надолго. Безумие андеграунда 70-х и мыльные шкварки распаренных кухонь вопили со сцены в голос.

Любителям хеппенингов и карнавалов (что на самом деле почти одно и то же) придется смириться с тем, что сериал прочно вошел в состав архаических жанров. Своей бесконечностью сериал обещает жизнь вечную, и это аргумент в его пользу. Спектакль, прикинувшийся сериалом, протащит на сцену не только левацкую идеологию, милую сердцу Жозе Селсу. Хорошо, что этим мощным оружием в театре пока пользуются только безобидные старики из Бразилии.