Российское кино, как двуликий Янус, привыкло, притерпелось к двум полярным образам-маскам: домашняя (для своих, российских зрителей) и гостевая (чтоб в люди выйти, себя показать, в Европу, на фестивали, иностранцам чтоб понравилось). Синдром раздвоения личности год от года обостряется. Теперь молодой кинематографист должен строго определиться: ты с кем, товарищ? Хочешь бокс-офис, держись ближе к Первому. Войти в арттусовку? Выверяй компас по маршрутам, проложенным Тарковским, Сокуровым, Муратовой. О своем, личном «даже не думай», иначе твою первую картину не заметят ни дома, ни в гостях. А там — пиши пропало. Раньше роли режиссеров были строго расписаны: одни — любимцы западных фестивалей, другие (такие как Рязанов, Данелия, Митта) — радетели кино народного. Но вот на последних Каннах на месте российского кино зияла черная дыра. Но свято место… И в образе многострадальной Родины выступила Украина.

О мытарствах и перипетиях русского арт-хауза, об игнорировании западными фестивальными селекционерами нашего мейнстрима, о долгосрочном заказе на маргинальное русское кино беседуем с отборщиком Каннского фестиваля Жоэлем ШАПРОНОМ, посетившим «Кинотавр».

— Существуют ли на Западе сформулированные ожидания российского кино? У меня складывается ощущение, что есть какие-то неписаные правила: фильмы какого рода, стиля, жанра, настроения отбираются на фестивали. У ряда моих соотечественников копится обида: выбирают чаще картины, в которых Россия представлена убогой, спивающейся, нищей (все это имеет место, но дело в пропорциях представленного на экране). В общем, актуальна лишь эстетика безобразного, как в фильмах Лидии Бобровой, Ильи Хржановского.

— Давайте начнем с ожиданий, как вы говорите, заказа. Не думаю, что эти ожидания существуют. Когда вы являетесь директором фестиваля, отборщиком или даже прокатчиком, вы уже напитаны, насмотрены многими картинами какой-то кинематографии. Вы воспитывались, формировались, росли вместе с этими фильмами. Вы должны понять, что десятилетиями западные люди смотрели, развивались на авторском, диссидентском русском кино. Это здесь вы смотрели Данелию, Гайдая, Рязанова, а западный артзритель видел «Историю Аси Клячиной…», фильмы Тарковского, Параджанова, а в конце 80-х — Германа, Муратовой, Сокурова… Единственная картина, выпадающая из этой схемы, — «Очи черные» Никиты Михалкова, поскольку это копродукция с Мастроянни… В 87-м году картина вызвала резонанс. В остальном же — одно русло авторского кино, могу с вами согласиться, очень узкое. Конечно, оно не представляет того, что делалось в СССР и даже России. Но по привычке мы стали искать… Да нет, как это искать, мы не искали… Когда у тебя сложившийся образ в голове, ты просто двигаешься по этому пути. Я бы очень хотел как отборщик Каннского фестиваля сломать этот имидж, стереотип. Это не значит, что я бы не отбирал работы Звягинцева или Сокурова, поскольку они занимают свою нишу. Но раз я смотрю всю российскую продукцию, то знаю, что снимается много жанрового кино, о существовании которого за рубежом не подозревают. Но у вас сейчас действительно разнообразная кинематография. То есть этот разрыв реального и ожидаемого существует. И когда смотрю фильмы для фестиваля, я ищу только хорошие фильмы.

— Мне кажется, вам уже и показывают какие-то узкоспециальные, фестивальные картины, предугадывая ваши симпатии, приоритеты.

— Даже говорили: это «кино для Жоэля», кажется, Разлогов придумал формулировку, но я ничего специального для этого не делал. Неправда, что, если вы снимете кино, как Герман, оно непременно отправится в Канны. Я вижу много картин, сделанных «по образу и подобию», но они вторичны и тем самым неинтересны. Наоборот, сегодня я как раз пытаюсь расширить рамки имиджа русского кино. Это сложно. Для того чтобы на западных экранах появились жанровые русские фильмы, надо пробить стену непонимания, конкуренции, ожиданий. С этой проблемой связан выпуск «Ночного дозора» во Франции. Не буду говорить о качестве фильма, это отдельная тема. Но ситуация похожа на выход «Маленькой Веры». Нравится картина или нет — в истории советского кино и истории взаимоотношений советского кино с западным зрителем есть «до» и «после» «Маленькой Веры».

— Картина пользовалась у вас успехом?

— Не скажу, что был везде аншлаг, но она прозвучала, запомнилась, на нее обратили внимание. И снимать после нее стали по-другому. Вот и премьера «Ночного дозора» может оказаться этапом в развитии российского проката внутри страны, стать новой вехой в диалоге российского кино и западного зрителя. Я рассчитываю на успех картины. Будет успех одной картины, потом другой. Зритель привыкнет ходить в кино на «русский фильм». Премьера состоится 28 сентября, во Франции выйдет 250 кинокопий, такого количества не было вообще в истории французского кино. Это настоящий блокбастер.

— То есть у компании Люка Бессона появятся реальные конкуренты?

— Не только Бессон снимает во Франции блокбастеры. В такие фильмы необходимо вкладывать большие деньги в рекламу. Поэтому рассчитываю, что помимо зрителей, которые ходят на Сокурова и Звягинцева, придет и другая аудитория.

— Вам есть с чем сравнивать: у русского мейнстрима есть шансы на успех у западного зрителя?

— Для кинематографии важно иметь мейнстрим, иначе она загоняет себя в тесное артхаузное гетто. Ведь и мы постарались сделать французское кино ближе российскому зрителю. На каком французском кино вы росли? На комедийном, детективном: Делон, Бельмондо…

— Не забудьте о «Фантомасе» и Луи де Фюнесе.

— Именно так. Вы не смотрели наши социальные картины, политические фильмы, психодрамы. А они существовали — был опять же узкий ручеек кино, который пробивался на ваши экраны. Сейчас благодаря средствам, вложенным в рекламу нашего кино в России, и усилиям прокатчиков можно посмотреть практически все самое интересное, созданное во Франции, все жанры от «Такси-3» до «Кожи ангела». Мы уже сломали представление о французском кино как легкомысленном. И сейчас есть возможность изменить образ кино российского.

— Но в формировании этого образа косвенно виноваты вы, точнее, стремление российских партнеров предугадать ваш выбор. Впрочем, дело не только в отборе. Многие студии уже и снимать начали «по заказу Шапрона».

— Надеюсь, что сейчас ситуация в корне изменится.

— А изменится ли желание делать фильмы «для своих» или для заграницы? Вот вы назвали «Очи черные». Картина, принятая на Западе как песня о просторах русской души, здесь была встречена с некоторым недоумением. Она смотрелась выставочным экземпляром made in Russia. Получивший приз в Венеции «Дом дураков» тоже был многими не воспринят здесь.

— Может, вам лично не нравится «Дом дураков», но почему вы решили, что он был принят на Западе? Я-то считаю «Дом…» хорошей картиной, но она была провальной в прокате, и с успехом «Очей черных» ее сравнить нельзя.

— Может быть, скоро закроется тема «заказа на русское кино»?

— Это понятие «заказа» — внутренняя проблема. Может, ментальная. Уверяю вас, никому из французских режиссеров не придет в голову, что, если Венеция, Канны, «Оскар» отметят какую-то французскую картину, надо идти по ее стопам. Это ваша национальная черта. Наши режиссеры в первую очередь ориентируются на французских зрителей. Это их единственная цель. Только здесь доминирует идея: как нас будут воспринимать за рубежом? Если бы русские режиссеры занимались больше своим зрителем, старались его понять, предвидеть, что его волнует, — непременно стали бы интересны и за всеми возможными «границами». На Каннском фестивале русские журналисты меня атаковали: «Почему нет русского кино?». Я отвечал: «По той же причине, по которой нет и испанского кино». Канны заняты поиском хороших фильмов, откуда они — дело второстепенное, даже в каталоге мы больше не пишем, откуда фильм.

— Границы в киномире сейчас стираются. Главное — имя режиссера. Большинство фильмов — копродукция…

— Вот Вендерс, откуда его фильм? Все происходит в Америке. Деньги канадские, он — немец. Но знаете, ни один испанец не пристал ко мне: «Почему нет испанского кино?». Все изменилось — и мир, и вы. В 87-м было «Покаяние» в конкурсе. Сейчас бы вы сказали: «А, ну это же грузинская картина». В этом году в Каннах была и грузинская картина, и литовская. Русским это уже все равно. Русских фильмов нет, потому что, по мнению отборочной комиссии, не было достаточно яркой картины.

— А проблема моды на страну, политический аспект? К примеру, Россия по всем приметам выпала из европейской моды, а Украина, наоборот, вошла. И маленький украинский фильм был отмечен по-царски.

— Отборщик не имеет права обращать внимание на то, откуда картина. Я отвечаю только за качество. Надо прекратить говорить о кинематографиях, пора уже говорить о фильмах: «О, это хороший фильм, откуда он? Из России? Хорошо».