В кресле мне теперь неудобно. Я сползаю на пол в лотос. Эта поза как будто придумана для клавиатуры. Только надо помнить, какую ногу класть первой. Если неправильно — угнетутся сексуальные центры, а может, наоборот, слишком возбудятся. Нам это надо?

Мне не хотелось духовных практик, мне хотелось к морю и жары. В самолете таких, как я, было еще двое. Один находился под воздействием чего-то, другой читал «Большой город». Все шесть часов полета до Дели. Остальные все летели за духовными практиками. Они были русскими женщинами среднего возраста. С красными точками на лбу (бинди). В самолете они первым делом разулись. Достали четки и запели мантры, глядя на монитор в салоне самолета. На мониторе отображался наш маршрут. Стюарды начали разносить завтрак. Тетушка с четками отвлеклась от пения, изучила кубик масла. Отложила в сторону и забыла про него. Съев все остальное, снова взяла четки. Меня уже раздражали духовные практики.

Чтобы перед монитором глаза не слипались, надо пропеть несколько мантр и задержать дыхание на звуке «ом». Тогда сон уйдет… На кухне у меня лежат цукаты. Но нельзя: время позднее и сахар — зло. Диета и самодисциплина — часть тапаса. А тапас — это тоже чего-то часть, я забыла…

Обслуживающий персонал в Индии — это в основном гастарбайтеры из бедного Непала. Непальцы, в общем. Или, как мы их обозвали, — «нон-фингеры» (чтобы они не понимали, что речь идет о них в разговорах типа: «Where is that fucking non-finger?»)

Диалог с нон-фингером.

— Что такое «палак паннер»?

— Рис такой.

— С чем?

— Зеленый такой, со шпинатом.

— Вкусно?

— Зеленый такой.

— Ладно, неси.

Через час приносит рис, такой… зеленый.

В первые дни в Индии я боялась лямблий, гепатита, дизентерии, холерной палочки, брюшного тифа… С родины захватила спиртовые салфетки, которыми протирала руки, стол, пепельницу, вилку, ложку, стакан. Потом спиртовые салфетки закончились. Нечем стало протирать (а покупать их стало лень). Пришлось звонить папе реже. По телефону папа меня пугал кишечными историями. Потому что папа у меня — доктор. Я ему не верила и усмехалась. А зря.

Еда в Индии в основном вегетарианская. В основном. Например, приносят сок. В нем что-то черненькое. Я это черненькое вытаскиваю ложкой, кладу на салфетку, оно оживает и начинает шевелить лапками. А в другой раз я ела пакоду (это обжаренный в тесте сыр тофу). Съела 11 кусочков. А из 12-го торчали чьи-то усики. Собрали консилиум (повар, официанты), достали таракана. Сказали, что я не должна платить за пакоду.

Желудок вытворял нечто невообразимое. А женские общественные туалеты в Индии без излишеств. Чистая дырка в чистом бетонном основании. Чуть выше дырки — кран для слива воды. Ниже, с левой стороны, что-то вроде маленького душа. (С индийцем нельзя здороваться, давать и принимать деньги левой рукой — считается оскорблением.) Туалетной бумаги нет, но ее можно купить. Пользуется спросом у европейцев.

Только что я прочла, что, делая Паршвоттанасану, нужно стоять в ней не больше 30 секунд. А я сегодня стояла две минуты. Почти 60 «омов». Весь день ныла дельтовидная мышца. «Если вы чувствуете дискомфорт и болезненные ощущения, то вы неправильно исполняете асану».

Гималайские девушки в Ришикеше с утра занимаются «художественной лепкой говна». Они формируют из него лепешки, потом лепят на забор, где оно сохнет под солнцем. Воздух вокруг пропитан священным ароматом. Священным, потому что, во-первых, Гималаи — святое место. А во-вторых, потому что ценный материал поставляют коровы. Из него строят маленькие храмики и курганы, его даже используют в медицинских целях. Его сжигают и этим пеплом обсыпают статуи Шивы. Вроде бы Вишну спасла корова, когда-то выкормив его своим молоком. Теперь, если корова встала перед автомобилем, он подождет, когда та пройдет, и только после этого поедет сам. Хотя, честно говоря, сами индийцы не очень понимают, почему коровы и их отходы — святые. Правда, у берега океана, в Гоа, где коров меньше, а живут индийцы-католики и тайцы, коров едят. Имя хозяйки моего хостела — миссис Нивея Родригес. Каждый вечер Нивея зажигала лампадки перед изображением Иисуса Христа и Девы Марии.

Телефон звонит. Где я его положила? Вообще телефон — это зло. Трата времени на пустое действие. Любое действие имеет кармическое последствие. Интересно, какое последствие у моего стучания по клавиатуре?

Я выбралась на побережье, в Анджуну. Первое место, куда я попала, был пляж. Там была куча палаточек с местными поделками, вокруг гуляли продавцы. Они сопровождали меня вопрошающими взглядами и змеиным шипением: «хаашишшш?». Начитавшись в путеводителе о кознях местной полиции и подставных продавцах, я на шипение не реагировала. Спустилась к морю. На йогических ковриках сидели два японца. Молча сидели и смотрели на заходящее солнце. Один медленно повернул ко мне голову.

— У меня вопрос… Извините. Мне только что предлагали купить здесь траву. Это не опасно?

Японцы мне сказали, что не опасно. И снова стали смотреть на солнце.

Я вернулась к припаркованному байку. Рядом прогуливался шипящий продавец. Я многозначительно посмотрела ему в глаза. Он оживился:

— Marihuanna?

Он повел меня в подворотню. Мы зашли в одноэтажный дом. Два стула и кровать без матраса. Очень чистый, вымытый пол. На кровати разложены чиломы (трубки, из которых курят гашиш), сигаретная бумага. «Я отвечаю за товар, — сказал индус. — Моему бизнесу 10 лет, на меня ни разу не жаловались». Он сказал, что два грамма — это просто смешно, что надо брать сразу толу (десять граммов).

Через два часа в доме религиозной Нивеи кровать подо мной стала мягкой и зыбкой, как песок. В голове играл Бах. Руки и ноги жили отдельной от сознания жизнью. Мозг изобрел штуку для вытаскивания косточек из арбузов (до сих пор помню, думаю запатентовать). Через семь часов я вернулась в сознание. В окно светило солнце. Я пошла искать место где пообедать. Увидела на доме табличку (нарисованная фломастером) «Патанджали Йога Центр». Я решила зайти позже. Позже я придумала оправдание, почему не зашла. А потому, что табличка выглядит несолидно. И потому, что дом выглядит несолидно. И потому, что… На следующий день я все-таки поднялась на второй этаж, следуя указателю. Дверь была распахнута внутрь. Ветер колыхал занавеску. Перед дверью стояли две пары мужских босоножек. Я позвонила. Молодой бородатый индус — явно не уроженец этих мест, слишком раскосые глаза у него были, — сложил руки в намасте и пригласил войти. Сказала, что хочу заниматься йогой.

— Какой йогой ты хочешь заниматься?

— Хатха.

— Жду тебя завтра в девять утра.

Так я нашла учителя. Это очень важно — найти учителя.

Переписка с учителем йоги Нишантом

Намасте, Нишант! Я уже в Москве. До Манали так и не доехала. Зато я была в Ришикеше и даже погуляла по развалинам Битлз-ашрама. Жаль, что гуру Махариши Махеши умер. У меня так много было вопросов, и о Джордже Харрисоне в том числе. У меня хаос в голове. В нашей «сибири» сложно оставаться человеком. Намасте. Анна из России.

Намасте, дорогой друг! Я о Джордже Харрисоне знаю очень мало. Думаю, меньше, чем ты. Интересоваться жизнью других людей — ложный путь, он может сбить тебя с толку. Харрисон когда-то попал к учителю Махеши, но ты — не из четверки Битлз (здесь я улыбнулся), к счастью. Насколько я понимаю, твои вопросы касаются практики и условий для этой практики. Я не знаю, как жить в «сибири», не думаю, что это как-то отличается от жизни несвободного человека где бы то ни было во Вселенной. Это не должно тебя волновать. Выкинь из головы хаос. Нишант.

Может, я больна? Может быть. Вокруг столько милых личностей, обижать которых нет причины. Я полюбила ходить пешком: медленно, с расстановкой. Я разлюбила пить пиво с милыми личностями. «Знакомьтесь, это Аня». — «Пойдем, Аня, выпьем пива». Здесь мне сложно заниматься йогой. Здесь — это где родители, где друзья, которые хотят выпить с тобой пива.

Намасте! Моя семья беспокоится о моем здравоумии, а друзья — о взглядах на жизнь. Я понахваталась вершков, а теперь пытаюсь этот минимум знаний применить на практике. Как быть с «ямой», с социализацией, с работой? Это очень тяжело — каждое утро заниматься йогой, а потом спускаться в метро, идти на работу, строить хорошее лицо. У меня есть дом в деревне. Может быть, мне бросить мир и уехать туда?

Нишант, 11 мая 2005 г. Намасте! Не обращай внимания на окружение, иди своим путем. Йога — антигуманна, все, что она требует от тебя, не вписывается в кодекс обычного человека. Обычный человек живет среди своей касты, женится, рожает детей. Йогин предпочитает целомудрие и одиночество. Не оглядывайся на мнение других. Задавай вопросы. Намасте.

С побережья я поехала автобусом (слипер-классом) до Бомбея. Слипер-класс — это чтобы было удобно. Это неудобно. Едешь лежа, сесть невозможно, ноги высовываешь из окна. Красиво, наверное, если смотреть снаружи на мои ноги. На дороге было много «лежачих полицейских». Но наш водитель не обращал на них внимания. Он ехал под воздействием бетеля, разрешенного в Индии наркотика, пребывая «в полной концентрации», и даже увеличивал на буграх скорость. Я подлетала к потолку в такт с задними колесами. Попутчик мне так рассказывал: «Смотрю, твое сиденье подлетает вверх. Ты скрываешься за занавеской. Через секунду сиденье возвращается с твоей головой и безумными глазами. И еще три раза оно ударяется. Очень было смешно!».

Болела я в Индии много и мучительно. Меня замучили какие-то фурункулы на лице. В аптеке мне продали таблетки (аюрведические) от всех кожных заболеваний. И лицо ко мне вернулось. Потом вдруг мне стали не нужны туалеты… То есть нужны… но наполовину. Купила аюрведическое средство «от запора». Средство (в баночке) пахло просто страшно. Это был какой-то концентрированный уличный запах. Я это выпила. Помогло. И даже слишком. Я вернулась к нормальному в Индии состоянию. Перед отъездом я накупила целую сумку этих лекарств. И еще килограмм травы брахми. Как было написано на упаковке: «Для йогов и медитаторов. Увеличивает восприятие». На таможне мою сумку притормозили. Я объяснила, что брахми — это «трава для мозгов». Они сказали, что надо ждать специалиста. Пришел специалист. Из всей сумки он выбрал почему-то средство от запора. Я вскрикнула, но поздно. Он открыл эту баночку. Таможня поморщилась. Специалист потрогал средство пальцем. Посмотрел на меня:

— Вы что, это… Вы это уже пробовали?

— Да.

Он медленно закрыл баночку, промолвил: «Пропускайте». Так я вернулась.