СюжетыОбщество

ВОРОШИЛОВ

БИБЛИОТЕКА

Этот материал вышел в номере № 33 от 12 Мая 2005 г.
Читать
Когда современные критики пишут о современной прозе, возникает ощущение, что они как-то не там ищут. А может быть, не ищут вовсе?Составив некую обойму, попадание в которую обеспечивает или скандал, или, наоборот, скрупулезное соблюдение...

Когда современные критики пишут о современной прозе, возникает ощущение, что они как-то не там ищут. А может быть, не ищут вовсе?

Составив некую обойму, попадание в которую обеспечивает или скандал, или, наоборот, скрупулезное соблюдение правил игры, они ее вяло тасуют, определяют тенденции и лауреатов очередных премий. Не замечая, что читателей эти игры совсем не волнуют.

Между тем дух веет где хочет. И вполне дилетантское ощущение, что где-то кто-то неизвестный в это самое время пишет замечательную прозу — только никому почему-то не показывает, — находит неожиданные подтверждения.

Так, недавно (№ 30) мы с удовольствием напечатали чеченские рассказы не входящего ни в какие обоймы Аркадия Бабченко. А чуть раньше — мы об этом писали (№ 29) — на столе Юрия Роста оказался рассказ совсем неизвестного автора, и мы его тоже с радостью опубликовали. Оказалось, что автор этого рассказа взяла псевдоним Нина Звягина, а настоящее ее имя — Наталия Заякина, и она актриса «Ленкома».

Мы попросили Наташу показать нам другие рассказы, и сегодня предлагаем вашему вниманию один из них — «Ворошилов».

Этот рассказ написан в форме письма неизвестной нам женщине, подруге автора. Почему важна такая форма? Не только из-за возникающей доверительной интонации. Благодаря этому приему в рассказе появляется третий герой, наверняка столь же сопоставимый с Ворошиловым, как и библиотекарша Нина Ивановна.

Нам рассказ Нины Звягиной кажется настоящей, талантливой современной прозой.

Олег ХЛЕБНИКОВ

Письмо Людмиле Глушковой

Людмилый читатель!

Название «Ворошилов» — условно. У-слов-но.

Условным бывает, например, наказание за небольшое или впервые совершенное правонарушение. Или деяние, как говорят юристы.

«Ворошилов» — название столь же условное, как театр, где большинство наблюдает, как меньшинство плачет, целуется, страдает, а потом большинство шлепает ладонью о ладонь, что условно означает восторг, а меньшинство кланяется, чем условно выражает благодарность. Условность — это нечто придуманное (умышленное), на словах (у-слов-ность) договоренное.

Поддержите
нашу работу!

Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ

Если у вас есть вопросы, пишите donate@novayagazeta.ru или звоните:
+7 (929) 612-03-68

А что «Ворошилов»? Про Ворошилова мне писать задали. Это условие. Вот и пишу.

Ворошилов был военный человек, и должность его была, кажется, военком. У Ворошилова были стрелки. Он их, видно, сам учил стрелять, и ворошиловские стрелки убивали людей лучше других. А может быть, и не учил, а просто это были его личные стрелки. Он им куда скажет стрельнуть, туда они стрельнут, потому что они не чьи-нибудь там. Ворошилов уже умер, но дело его, ворошиловское, живет: про стрелков еще многие помнят, пароход, говорят, есть «Ворошилов Климент» и в энциклопедиях о нем наверняка есть сведения. И я могла бы пойти в библиотеку (дело знакомое) и негромко (там все говорят негромко) заказать себе про Ворошилова книжки. И любой профессиональный библиотекарь сказал бы на память, или отыскал по каталогу, или заказал в «Областной», или через коллектор, нужную мне книжку.

Но я не могу пока идти в библиотеку, потому что несколько дней назад у меня умерла давняя знакомая, когда-то подруга, по которой я сейчас плачу, а работала она скромным библиотекарем. Скромным. Ее звали Нина Ивановна, и это звучит менее эффектно, чем Климент Ефремович. Каким он был военным, я не знаю, но Нина знала назубок все, что касается стендов, выставок, каталогов, поступлений, новых изданий, переизданий, тиражей и издательств. Ориентировалась в Серебряном веке, как в своей однокомнатной квартире, а память ее относительно публикаций в периодических изданиях пугала.

Но вернемся к Ворошилову. Писать о нем трудно, потому что я не знаю подробностей, оживляющих и утепляющих образ военкома. Любил он жареную картошку и блондинок или, напротив, брюнеток и соленые огурцы… неизвестно. Впрочем, он был большой номенклатурной единицей и питался натуральными кремлевскими продуктами из пайков.

Нина любила супы (супчики) и колбасу (колбаску), вареную, лучше без жира. Стол, на котором наблюдалась нарезанная толстыми кружками вареная колбаса, она считала роскошным.

Военком Ворошилов был с усами (все они тогда были с усами) и в чем-то военном (защитна гимнастерка). Все это создавало образ отца (усы) и защитника (гимнастерка). Носил ли Климент Ефремович ворошиловский значок — не знаю, но значок помню: у родителей валялся.

Нина, напротив, любила принарядиться. В этих случаях она прикалывала к плечу белую искусственную хризантему, напоминавшую сразу и о женихах, и о кладбище. «Ну как?» — спрашивала она наивно, и я мелко утвердительно трясла головой и сдавленно, чтобы не рассмеяться, говорила: «Тебе идет». Но Нине нужны были восторги, и она робко просила: «Правда, освежает?». Я кивала головой в другом режиме: глубоко и низко наклоняя голову, как лошадь в цирке, молча, чтобы не прыснуть, и каждым кивком выражая ту мысль, что, мол, «освежает, Нина, освежает».

Но Ворошилов! Людмилый мой читатель, мы отвлеклись. Вот что важно: обладал ли военком чувством юмора? Наверное, обладал: вид у него бодрый и жизнерадостный на снимках ч/б. О Нине мы, к сожалению, не можем этого сказать. Точнее, оно было странным, ее чувство юмора: она любила армейские анекдоты про тупых военачальников (простите, Климент Ефремович). Потом я поняла: ее смешили грубые стилистические ошибки, которые допускали офицеры и старшины, в том языке, согласования, сложноподчинения и сложносочинения которого никогда не вызывали у нее затруднений. Стоило грозно сказать что-нибудь непритязательное: «Безобразия нарушаете?» — как она начинала хохотать, прикрываясь ладошкой.

Климент Ефремович Ворошилов умер под присмотром кремлевских врачей пожилым человеком.

Нина не дожила до старости лет пятнадцать—двадцать и умерла у дальних родственников «от рака груди». Груди, которая совершенно ей не понадобилась ни для кормления, ни для ласк и поцелуев. Для рака только и сгодилась. Впрочем, что скрывать: Нина была инвалидом и раз в три года лежала в психбольнице. И ее лечащий врач, женщина с усталым лицом, говорила мне: «Вы приходите к ней, она гордится знакомством с вами». Мне часто бывало некогда.

Нина, кажется, была атеисткой, как и коммунист Ворошилов, и если православный контроль на небесах будет строг и ортодоксален, то и душе Нины не светит. Сбочку бы, хоть где-нибудь.

О Ворошилове много написано. Вот и о Нине будет написано в нашем, людмилая подруга, цикле.

Про Ворошилова долго еще будут помнить, и поэтому я хочу вызвать у тебя рефлекс (условный): как услышишь «Ворошилов», вспомни о Нине Ивановне Кругловой, а то о ней некому помнить: библиотекарши, наверное, забыли о ней за этот год, когда она умирала.

Вечная слава Ворошилову.

Поддержите
нашу работу!

Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ

Если у вас есть вопросы, пишите donate@novayagazeta.ru или звоните:
+7 (929) 612-03-68

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow