Как всякий уроженец 1930-х, я только сейчас понимаю всю меру нашего послевоенного невежества. И позже долго, проходя через школу, институт и что-то отыскивая для себя сам, не мог обнаружить вокруг более вежественного человека.

Впрочем, это очаровательное заблуждение помогло многим заняться своим делом. Не представляя себе, что им предстоит впереди.

Я был уже сложившимся человеком и писателем, когда меня настигли слух и слава Аверинцева, Гаспарова, Вячеслава Иванова. Людей, явно знавших то, чего я не знал.

Я сразу представил себе их глубокими стариками. Как-то сумевшими пережить революцию и все, за нею последовавшее.

Каково же было мое удивление застичь их людьми своего собственного возраста!

Я даже стал писать роман — с вот таким героем, который чудом возник.

Но, естественно, роман не мог получиться. Потому что я не мог притвориться столь же знающим.

В 1989 году я наконец такого человека увидел живьем. На борту более чем странного парохода, который вез манекенщиц, борцов, художников, священников, писателей… Корабль дураков шел вокруг Европы.

Я услышал, что среди нас плывет Михаил Гаспаров. Захотелось увидеть: как же он будет отличаться от этого ковра?

Я пришел на лекцию. Как ни странно, зал был полон. Особая манера затрудненной речи Михаила Леоновича загипнотизировала. Казалось, звук догонял звук, и становился словом, и претворялся в слово на ваших глазах.

Он рассказывал о Древней Греции, в то время как мы подплывали к Греции современной. И нам не потребовалось усилий, чтобы все то, что мы хоть как-то видели в музеях и школьных учебниках, встало перед глазами.

Я потом долго думал: какими средствами?

Нет, там не было привычных красок. Может быть, вот именно ритмикой этих каменных, перекатывающихся слов.

Как у кого?.. Опять же — не помню имени… У Демосфена, что ли? Который учился говорить с камнем во рту.

Я видел Михаила Леоновича на площади перед Ватиканом. И не могу представить себе, чтобы какая-нибудь скульптура, начиная от античных времен, была столь же выразительна.

Человек, который лучше всех знал Грецию и Рим, стоял на этом месте впервые в своей жизни. Ему было за пятьдесят…

Но — он мог объяснить дорогу в Афинах и Риме любому заезжему туристу на его родном языке.

Пусть другие объяснят всю меру его званий и заслуг. Для меня же светел именно этот образ.

…И почти всегда, обгоняя собственное невежество, открывая античные источники (наверное, много позже положенного), под строками «крепче меди» я находил имя переводчика: М. Гаспаров.

А еще я люблю строку из его «Записей и выписок», как-то сложно и ясно связанную со всем, что сказано выше. Запись не столько «гражданина мира», сколько «человека пути». Цитирую ее по памяти. За точность мысли ручаюсь.

Сказано у Гаспарова примерно так: «Если б мы воистину держались своих корней, Чехов никогда б не покинул отцовской лавки в Таганроге».

Юрий РОСТ:

…а я снимал его и даже вроде напечатал

Чувство почтения, рожденное пониманием дистанции между мной и академиком Гаспаровым, ни разу не было омрачено завистью к нему, к его знаниям и умению просто и понятно изложить ту малую часть знаний и открытий, которыми владеет этот выдающийся ученый и скромный до застенчивости человек.

Он взял меня за руку и повел в древнюю Элладу. С ним было не страшно заблудиться — он знал там все. И всех, кажется. С ним здоровались герои, певцы и оракулы. Как с равным. А надо бы более уважительно. Михаил Леонович достоин и почитания…

Мы бродили по истории легко и безошибочно, порой отклоняясь от маршрута по воле рассказчика «Занимательной Греции». Рядом с ним я ощущал себя понятливым учеником, восхищенным глубиной знаний Учителя, его тонкостью и легкой иронией не только по отношению ко мне, персонажам книги, но и к самому себе…

Как первомарафонец я пробежал предложенную мне Михаилом Леоновичем дистанцию, чтобы, прокричав о его литературной победе, не умереть, а сразу отправиться в более сложное, но не менее увлекательное путешествие, повествующее «О стихе. О стихах. О поэтах».

«Вдруг что-нибудь прочтется», — написал он на книге тихим, слегка заикающимся голосом, от которого нельзя отвлечься ни на секунду. И ни одного слова не надо пропускать.

Снимок, который вы видите, сделан в Риме, о котором Гаспаров нам с Битовым рассказывал с подробностями старожила всех времен Вечного города и на землю которого впервые ступил за секунду до щелчка аппарата.

Как жаль, что я не могу (нет места) процитировать его тексты. А может, и не надо — лучше прочесть целиком хотя бы одну книжку этого умнейшего и светлого человека.

«Худших везде большинство», — говорилось Биантом Приенским», — писал неизвестный поэт, пересказывая одну из семи мудростей, написанных на стенах дельфийского храма…

Михаил Леонович Гаспаров принадлежит к безусловному меньшинству…