Тара — северный городок на окраине Омской области. На отшибе цивилизации. До ближайшей железнодорожной магистрали — 300 км. Население — 30 тысяч. Тайга и болота. Производство валяной обуви. Телегостроительный завод. И еще — недавно открытое нефтяное месторождение.

Тара — край непуганых поэтов. Вольный дух (от иного поэты и не рождаются) бродит между ее бревенчатых стен — новых русских и тех, что стоят со времен императора Александра Освободителя. (Тут их много: домов, коим больше ста лет.) А самой Таре — скоро 410.

Самый старый город на карте области стал столицей сибирского андеграунда…

Свобода слова

То, что в трехстах километрах живы свобода слова, рок-н-ролл и постмодернизм, я узнал из «Тарского Прииртышья». Давно слежу за этим изданием — от него веет свежестью, редкостной для «районок». Большинство их, увы, зажаты официозом. В том не вина газетчиков, а беда: им приходится работать под прессом власти двух уровней — местной и областной. И так он плющит реальную жизнь, что она становится на печатном листе плоской до неузнаваемости.

Редактирует «Тарское Прииртышье» Сергей Мальгавко. Он из тех, кто составляет душу этого города. И окрестностей — лесов, болот, долгих верст. Он стихи пишет: «Я не свободен. Облака / Все чаще в кадр ловлю. / Мне выставлять наверняка / Придется их в раю. / Там дед мой, праведник земной, / Гоняет голубей / И сам парит душой сквозной / На крыльях сизарей».

Тираж «Тарского Прииртышья» — 8 тысяч — недосягаем для других «районок». Читает «ТП» почти каждая тарская семья. Газета на девять десятых самоокупаема! Такова и степень ее свободы. Близки ли Сергею новые веяния в музыке и поэзии? Ох, похоже, он по сути — не постмодернист. Но охотно впускает и этих братьев по разуму на страницы «Тарского Прииртышья», открытого всем ветрам, что снуют по здешним улицам и поселкам.

«Убей меня!»

Я приехал в Тару на панк-рок-концерт. Возле ДК удивило количество милиционеров. Но тут случаются драчки между поклонниками панк-рока и теми, кто не переносит его. Последних первые называют «гопниками». Презрительно. Их в Таре, как и везде, большинство. По всей России подрастающее поколение разделено по музыкальным пристрастиям. Противоречия между любителями тяжелой и легкой музыки непримиримы. Они глубиннее и острее, по крайней мере в этой среде, чем социальные и политические.

В тот день в ДК выступали группы третьей волны тарского рока — «St. Консонанс», «Психопластика», «Проект», «ПылеSOS».

Сидевшие за моей спиной стражи порядка время от времени комментировали происходящее. Как мне показалось, квалифицированно. И уважительно.

Знают они все названия групп, какая из них какой стиль исповедует. Концерт шел по убыванию, я бы сказал, по убыванию гармонии. И по возрастанию громкости и неразборчивости текстов.

Стиль, называемый «грязным роком», исповедуют самые младшие звезды тарского андеграунда — 13–15 лет.

После концерта попросил Евгения Гусева, лидера группы «SantacLaustRофобия», продиктовать тексты. Один заслуживает воспроизведения: «В поисках свободы / Мы не слышим Бога. / Нам мешают мысли / О самоубийстве». Припев: «Суицид. И кровь на заборе. / Суицид. Я выиграл в споре. / Я — в чистом поле. / Я — в чистом поле». Спрашиваю у Жени: «Тебя правда достают эти мысли?». Он кивает. И улыбается.

Самоубийства подростков и юношей — больная тема. Не только в этом районе.

Заэкранье

Смысл песни «Убей меня!» Женя Гусев объяснил так: это как бы обращение к тем же «гопникам» или хулиганам, идущим навстречу. На сцене оно звучит агрессивно, но именно так можно преодолеть страх перед миром. А он — жесток. Каков мир — такие и песни. Чем отличается рок от попсы? По определению Жени Гусева, рок «говорит правду, по крайней мере пытается». Рок — это стертые с лица слезы и кровь. Их не должно быть видно — тарские рокеры не признают пафоса.

А поп-музыка — это глянцевый мир.

Даже когда рокеры Усть-Вудстока в Омской губернии смотрят ТВ, они понимают секретную биотехнологию «Фабрики звезд»: сложный процесс превращения людей с несхожими чертами лиц и характеров в не отличимых друг от друга поющих кукол.

Там звездочки блестят одинаково. О чем и что поют — не суть важно. Попробуй спеть то, что лишено содержания. Личность не справится с такой задачей. А кукла сможет, ей все равно. Так миллионам мальчиков и девочек дается формула успеха — безликость.

Чем больше людей упаковано в глянец (пусть виртуальный), тем, думаю, нашей власти спокойнее. Попса создает иллюзию благополучия, легкости бытия.

Политпиар в принципе занимается тем же.

В Таре рок протестует против духовной сытости. Тут и проходит линия, разделяющая панков и «гопников» — совсем не по нотам. Дело не в музыке, а в «осквернении» идеала — успеха без напряжения мозгов и расхода душевной энергии. «Чем меньше от сердца отрываешь — тем круче», — считает «гопник». Тарские рокеры говорят, что их любимый поэт — Вознесенский. Еще, собираясь в круг, они читают Цветаеву…

Перед Новым годом на этой сцене пела Диана Арбенина («Ночные снайперы» ездили в турне по нефтяному пути Ноябрьск — Муравленко — Тара). В переполненном зале ДК преобладали 14–17-летние, как выяснилось, знающие песни «Снайперов» наизусть, чего певица не ожидала. Она сказала, что тарские тинейджеры интереснее, чем публика попсовых тусовок.

Край непуганых поэтов

Поэтов в Таре и ее окрестностях — несколько сот. Плотность их проживания тут — фантастическая! И я бы не рискнул отделять званых от избранных. По крайней мере, у тех, кого довелось почитать, по-моему, с образным мышлением все в порядке.

Все здешние сочинители делятся на два полемизирующих друг с другом сообщества. Одно называет себя «Ловцами слов», к нему примыкают традиционалисты. Другое объединяет злых и веселых. Все свеженаписанное ими стекается к Наталье Ривера. Она составляет сборники — набирает стихи на компьютере и распечатывает в 15–20 экземплярах. Они продаются по 15–20 рублей, чтобы окупить затраты на бумагу и краску. В итоге издатель все равно остается в минусе.

Наталье 23 года. Она преподает историю в Тарском филиале Омского университета и философию в местном колледже. Попутно учится в аспирантуре ОмГУ. Диссертация — о Павле Флоренском, интеллигенции и революции. Еще Наталья пишет рассказы, пьесы, стихи: «Во мне проснулись 33 кошки и 2 дракона. Кто-то целует ложки, а я облизываю корону». А дома кошек у нее две. Точнее, дома нет: живут со старшей сестрой, тоже преподавателем, в университетской общаге. Платят за свою комнату 500 рублей. Натальина зарплата с подработками — полторы тысячи плюс тысяча аспирантских. Все лучшее из еды сестры отдают кошкам, а сами питаются, наверное, святым духом.

Говорят, интеллигенция в России повывелась, однако есть еще — в сибирских селениях. Умом не понять, откуда в ней силы на всю эту беспросветную духовную жизнь. Забыл сказать: недавно Наташа поступила на заочные режиссерские курсы. Увлекается эротической фотографией, поскольку полагает, что в ней пульсирует энергия ХХI века.

Вокруг Натальи вьется весь андеграунд. Большинство его представителей редко выезжают из этого городка. К примеру, Сергей Попиков, пятикурсник матфака, плохо ориентируется даже в областном центре, хотя его стихи могли быть написаны в любой точке света — Омске, Москве или, скажем, в Нью-Йорке: «Чайник, остриженный наголо, мечтает увидеть мир — Италию, Никарагуа, Париж, затертый до дыр…». Кажется, Евтушенко сказал: провинциализм — не место жительства, а образ мыслей. Сергею нравится этот поэт, особенно его строчки: «Если ты — хоть немножко Пушкин, то любая дыра — Петербург».

Если так, статус Тары пора повышать.