Когда вражда народов — вроде рынка,

где рвутся и продаться, и продать,

как вы нужны сейчас, Євген Гребінка,

чтоб двуязычно отповедь им дать.

Распевный призвук украинской мовы

и русский говор слышу вдалеке,

когда в тайге кандальников оковы

звенели на едином языке.

И, может, прадед мой — поляк Байковский,

дойдя в цепях до станции Зима,

пел ваши песни где-то на покосе,

пока не приняла сыра земля.

Как страсти измельчали и обрюзгли!

Мы всё кабацкой пошлостью срамим,

но зараз вас, Гребiнка, по-французски

спивает гарный хлопец — армянин.

И песня бесшабашно и могуче

тоскует над вселенной всё звончей

о возвращенье черных, страстных, жгучих,

куда-то вдруг исчезнувших очей…

19 декабря 2004 г.

Писатель органичного, сбалансированного двуязычия: украинский лирик и баснописец, одновременно русский прозаик и поэт, автор стихов, ставших знаменитой на весь мир, больше того — эмблематичной русской народной песней: «Очи черные, очи страстные…».

Его отец, штаб-ротмистр Малороссийского казачьего полка, участвовал в Отечественной войне 1812 года, вместе с полком дошел до Парижа. Выйдя в отставку, осел на родовом хуторе, переименовал его в Убежище и, располагая двумя десятками крепостных, занялся хозяйством.

Учился Евгений Гребёнка в Нежинской гимназии высших наук, на четыре года отставая от Гоголя. Впоследствии как прозаик в передаче украинского национального колорита, в выборе сюжетов, в обрисовке характеров так прилежно следовал за Гоголем времен «Вечеров на хуторе близ Диканьки», что даже вызвал его нешуточную озабоченность. В гимназии Гребёнка сочинял украинские и русские стихи, написал пьесу «В чужие сани не садись». В год окончания учебы (1831) впервые выступил в печати, поместив в «Украинском альманахе» (Харьков) стихотворение «Рогдаев пир» на русском языке, а в «Московском телеграфе» — перевод на украинский язык отрывка из первой песни пушкинской «Полтавы». За год до смерти Пушкина издал полный перевод поэмы с посвящением автору. Эта книга была в библиотеке Пушкина, который, как утверждает биограф Гребёнки, познакомился с переводчиком и «по свойственной ему доброте принял живое участие в начинающем писателе. Есть даже сведения… что малороссийские басни молодого писателя так понравились Пушкину, что одну из них он перевел на русский язык, именно «Волк и огонь». Правда, перевод этот неизвестен.

После гимназии по примеру отца Евгений Гребёнка записался в Малороссийский казачий полк. В конце 1833 года отправился в Петербург, служил в Комиссии духовных училищ при Синоде, с 1838-го преподавал словесность в военных учебных заведениях. Посещал салоны князя В.Ф. Одоевского и П.А. Плетнева, радушно и хлебосольно принимал гостей у себя. Делил застолье с И.А. Крыловым, Владимиром Бенедиктовым, Алексеем Кольцовым, И.С. Тургеневым…

От украинского художника Ивана Сошенко узнал о молодом крепостном художнике Тарасе Шевченко, вместе с Карлом Брюлловым, В.А. Жуковским, Аполлоном Мокрицким и другими деятелями русской и украинской культуры участвовал в выкупе Шевченко на волю, затем помог ему в издании «Кобзаря».

Для сближения русских и украинских писателей Гребёнка задумал украинское приложение к петербургскому журналу «Отечественные записки». Когда это не удалось, выпустил в Петербурге украинский альманах «Ластівка» (1841), собрав стихи и прозу своих земляков начиная с Тараса Шевченко. Летом 1843 года навестил Убежище вместе с ним, а год спустя отправился из Петербурга на Полтавщину в обществе Владимира Ивановича Даля, будущего автора Толкового словаря живого великорусского языка.

В то лето около двух недель Гребёнка гостил в соседнем с Убежищем селе Рудка у помещика Ростенберга, его внучке, Марии Васильевне, посвятил стихотворение «Черные очи». В июне следующего, 1844 года опять наведался в Рудку, обвенчался с дожидавшейся его девушкой и вернулся в Петербург.

Романс «Очи черные…» на стихи Гребёнки с успехом исполнял Федор Шаляпин, ради этого успеха обезобразив текст подлинника клишированными фразами:

Не встречал бы вас,

не страдал бы так,

Я бы прожил жизнь улыбаючись.

Вы сгубили меня, очи черные,

Унесли навек мое счастие.

«Песня» Гребёнки, в исполнении начинающаяся обычно строкой «Помню, я еще молодушкой была…», вызвала целую вереницу поэтических перекличек — от «Тройки» Некрасова («Что ты жадно глядишь на дорогу…») до «Железной дороги» Блока («Под насыпью, во рву некошенном…») и «Старой солдатской» Симонова («Как служил солдат Службу ратную…»).

Две строки «И опять я целу ночку не спала, Целу ночку молодой опять была» гениальны по своей фольклорной чистоте. А судьба песни «Очи черные…» уникальна. Она одинаково завораживает и по-русски, и по-японски.

Умер Гребёнка в Петербурге, но прах его был перевезен на родину и похоронен на родовом кладбище в Убежище, где писатель родился. Ажурный крест на могиле был уничтожен в годы Гражданской войны. А вот народные песни неуничтожимы. Они переживают все режимы, с которыми связаны только кратким совпадением во времени. Потому что настоящее местонахождение настоящих песен — вечность.

ЕВГЕНИЙ ГРЕБЁНКА (ЄВГЕН ГРЕБIНКА)

1812, хутор Гребёнкин Яр Полтавской губернии — 1848, Петербург

Песня

Молода еще девица я была,

Наша армия в поход куда-то шла.

Вечерело. Я стояла у ворот –

А по улице всё конница идет.

К ворота€м подъехал барин молодой,

Мне сказал: «Напой, красавица, водой!».

Он напился, крепко руку мне пожал,

Наклонился и меня поцеловал…

Он уехал… долго я смотрела вслед –

Жарко стало мне, в очах мутился свет,

Целу ноченьку мне спать было невмочь:

Раскрасавец барин снился мне всю ночь.

Вот недавно — я вдовой уже была,

Четырех уж дочек замуж отдала –

К нам заехал на квартиру генерал,

Весь простреленный, так жалобно стонал.

Я взглянула — встрепенулася душой:

Это он, красавец барин молодой;

Тот же голос, тот огонь в его глазах,

Только много седины в его кудрях.

И опять я целу ночку не спала,

Целу ночку молодой опять была.

<1841>

Черные очи

Очи черные, очи страстные,

Очи жгучие и прекрасные!

Как люблю я вас! Как боюсь я вас!

Знать, увидел вас я в недобрый час!

Ох, недаром вы глубины темней!

Вижу траур в вас по душе моей,

Вижу пламя в вас я победное:

Сожжено на нем сердце бедное.

Но не грустен я, не печален я,

Утешительна мне судьба моя:

Всё, что лучшего в жизни Бог дал нам,

В жертву отдал я огневым глазам.

<1843>