Юрий Степанов — актер «Мастерской Петра Фоменко». В последнее время «фоменки» выходят из эстетического подполья, становятся кумирами не только продвинутых театралов. Их приглашают сниматься, они получают звонкие премии.

Но, независимо от прихотей премий, в нынешнем сезоне Степанов сыграл незабываемую, возможно, лучшую мужскую роль. В его «воре в законе» Глымове из «Штрафбата» — крутой замес: драматичная шаламовская сдержанность, некрасовская (имеется в виду Виктор Некрасов) пронзительность, богомоловская дотошность в деталях. И еще. Выходящая за пределы обычного экранного существования органичность.

Степанов не врет ни на йоту в самые неправдоподобные моменты. Его снимают Абдрашитов, Досталь, Балабанов, Мороз. А он меньше всего похож… на актера.

Родился в глухой деревне под Иркутском. Рысьево называется. Черемховского района. Отец работал агрономом, мама преподавала в школе естественные науки…

— Потом отца перевели в Тайтурку директором совхоза. Вот там и встретился мне Анатолий Владимирович Абсандульев. Можно сказать, мой второй отец и тренер по боксу. Он набрал группу мальчишек и обучал охоте, рыбалке. Выживать. Я сам из семьи охотников и рыбаков, но папа пропадал на работе. В Доме культуры мы занимались танцами. Ездили с агитбригадой. Мне нравилось. Не думаю, что мечтал стать актером. Но, приехав в Иркутск, буквально на спор с другом поступил в училище. Год отучился, и преподаватель сказала: «Определись, ты можешь этим заниматься».

— А что, была альтернатива?

— Мощная. Я бизнесом занимался.

— Деньги большие?

— По тем временам, ничего…

— И вас, человека с деньгами, понесло в театральное училище?

— Вопрос «куда идти?» встал ребром уже в Москве. Неожиданно для себя решил: стану актером.

— Понимая, что это не самый хлебный заработок…

— Друзья до сих пор зовут: «Давай, для тебя всегда место свободно». Они остепенились, люди с деньгами, один даже депутат четвертого созыва. Я же про Фоменко ничего не знал. Хотя мой учитель Вера Александрова говорила: «Хочешь в Москву — только к Фоменко».

— Просто приехал и поступил на тот самый знаменитый курс, из которого родился театр, обойдя многих москвичей, натасканных репетиторами?

— Тяжело поступал. Вообще показываться ненавижу, хотя понимаю — это одна из частей профессии.

— Что для вас «Мастерская Фоменко»?

— Если работать в театре — только у Фоменко. Если уйду или выгонят… Я вообще, знаете, не из тех людей, что готовы умереть на сцене. Сцена — профессия, которой зарабатываю деньги и кормлю семью.

— Не храм?

— Нет. Но я люблю свою работу. Иду в театр с удовольствием. Если ощущение это пропадет… надо взвесить все, не поддаваться настроению. Но, взвесив, возможно, просто однажды не приду.

— Можно сказать, Степанов — актер без амплуа. Способный достичь степени высокой достоверности в комедии и трагедии. Но особенно ему удается классика, с которой он умеет снять слой хрестоматийности…

— Классическим пьесам нет достойной альтернативы. Много читаю современных, но пока не вижу… Может, и есть то универсальное существо, на которое потомки обратят внимание. Но сейчас ближе и современней Островский, Гоголь, Чехов, Писемский.

— Вы переиграли множество небольших ролей. Проблемы «главная» — «второстепенная» для вас не существует?

— Чичиков — роль достаточно большая, Лыняев в «Волках и овцах», Алджернон в «Как важно быть серьезным». Вопрос иной — насколько интересно.

— В этом отношении Чебутыкин из «Трех сестер», недавняя работа, не менее захватывает, чем Вершинин…

— Чебутыкин — одна из ведущих ролей пьесы. Ржавый гвоздь, о котором так и говорят. Но это шип, на котором держится что-то важное. Когда его вытаскивают за ненадобностью, вбивая саморез, — все рушится. Человек, много повидавший, все про сестер знающий. Видел их маленькими, носил их на руках.

Чебутыкина беспокоят великие вещи. И это роль второго плана? Важно, есть ли за что зацепиться. Ислаев, например, в Тургеневе. Короткий разбег, но насколько высоко этот человек летает, насколько силен духом!

— Мне кажется, ключевым моментом для вас становится возможность внутреннего столкновения в роли. Независимо от формата — вулканы противоречий, лабиринты переплетений. Ведь и глухонемой Бенджи, и Чичиков, и Лыняев — настоящие клубки противоборства.

— Я бы сказал — борьбы. Мне нравятся моменты принципиального изменения в роли. Возникновение полярной истории, в которую герой ввязывается. Например, что просыпается в бобыле Лыняеве в новой ситуации? Все болезни, которыми мы болеем, — они в нас есть. Только нужно это «больное» возбудить.

— Как и лучшее. Но когда вы играете Чичикова, ищете приметы того времени, уклада, поведения. Или всматриваетесь в своих друзей?

— Бывает, что в какие-то моменты беру «прототипами» определенных людей, иногда политиков. Наблюдаю за ними. Не то, что они говорят, демонстрируют, куражатся, хамят. Это очевидно, они предсказуемы, просчитываются. Любопытно, когда в открытую играют. «Сибнефть», к примеру, продают. Понимаю, что меня обманывают, но для актера здесь невероятная палитра красок и возможностей.

— Существует мнение, «фоменки» довольно долго по некоему негласному договору не снимались в сериалах. А потом лед треснул…

— Не было никакого табу. Раньше вообще плохо относились к съемкам как таковым, мало снимались. Хотя приглашали, специально писали сценарии — не буду называть авторов — на меня, еще зеленого. Жаль, не смог.

— И вот появился Николай Досталь с «Гражданином начальником» и завлек?

— Этот человек снял «Облако-рай» — один из моих любимых фильмов. Стали с ним разговаривать, он умеет сказать все в двух словах. Про моего героя: «Он из Красной книги». Сразу многое прояснилось. На этой основе начали работать. Каждый вечер садились в номере, я приносил поправки. Спорили, обсуждали, репетировали. Потом он сказал: «Вы не так работали, как принято на сериалах».

Наверное, бывает, актер вынужден идти зарабатывать. Но материал должен нравиться. Ты обязан понимать, что будешь делать. И Досталь бы снимал кино. Пока нет возможности, денег. Допустим, один из любимых моих актеров рекламирует «Золотой конек», так спрашивать нужно не с него, а с нас, доведших его до состояния края. Он ничего не умеет делать, кроме своей профессии. Ладно я. Не получится — буду работать в другом месте. Все для этого сейчас и делаю. Потому что знаю: в России актерская профессия востребована, пока ты не заболел…

— Или не состарился. На похороны кумирам поколений деньги собирают.

— Я боюсь этого, знаю, какая мне светит пенсия.

— Но, имея выбор, все же не стоит опускаться ниже плинтуса, чтобы мелькать по всем каналам сразу.

— Я выбираю. Пытаюсь себя обезопасить. Есть какой-то предел…

— «Гражданин начальник» — игра на понижение: героики, романтизации… Вся роль сыграна непривычно тихо. Так изначально было сформулировано?

— Не хочется открывать все карты. В принципе да. Слова для него не важны. Слова — вынужденная форма. Что сегодня встречается все реже.

— Он человек не призвания — дела. Например, легко вижу его бухгалтером, в минуту опасности снимающим черные нарукавники и дающим отпор грабителям.

— Его спрашивают: «Зачем ты всем рискуешь?». «Понимаешь, — отвечает, — пограничная ситуация: жизнь —смерть. Тут шанс тебе и понять — полное ты дерьмо или человек, значит, не отступишь». Он не выбирает героики. Поступок естествен, как, проходя, закрыть открытую дверцу холодильника. Для меня во многом «гражданин начальник» — мой отец. Но у него все сложилось иначе. Все хотел сохранить что-то. Было большое хозяйство, которое начали сдавливать, прессовать. Остался как перст, бился-бился и… В конце концов надоел. Его убили. Отец по сей день для меня авторитет.

— Родители успели увидеть вас в театре, кино?

— Только в кино во «Времени танцора».

— Когда играли Белошейкина у Абдрашитова, обращались к опыту друзей, знакомых, прошедших Афганистан, к их исковерканным судьбам?

— У меня таких знакомых много. Валера Белошейкин был понятен. Много таких бизнесменов, «построившихся» на крови. Они отличаются от других, если есть душа, совесть или ее остатки.

Помните, в финале он проводил друзей. Седой, хромой, раны старые гудят. Проводил — и стоп: дальше жизни нет, только существование.

— Выживают другие, которые потом по телевизору выступают или губернаторствуют.

— Мучаются, когда выступают. Понятно, что стынет где-то в ресторане что-то ценное. Куда потом с мигалками несутся. Однажды мы проследили… Вот они всех расталкивают: воют сиренами, спешат. Говорю другу: «Давай за ними». Прилепились к кортежу. Точно — к японскому ресторану. Нормально. Ведь когда на работу — куда спешить? Снимаясь в «Стилете», тоже думал об одном знакомом. Он посмотрел, говорит: «Ну что, Степанов. Это я?». Ты, представляешь? Герой — бывший хозяйский, сидлый человек. Стал бизнесменом, лезет в политику. Может, не совсем точно, но похож!

— Роль Глымова в «Штрафбате» стала чуть ли не главной в сериале. Каким он был в сценарии, что в процессе работы поменялось?

— Я пытаюсь быть соавтором в работе. Это принципиальный момент. Глымов достаточно хорошо выписан. Но приходилось сглаживать, дорисовывать. Поскольку кое-что знаю про этих людей.

— А как оправдывали момент, когда Глымов совершает убийство? Ведь вору в законе этого никак нельзя…

— Издержки сценария. Нельзя. Но подумайте — время какое? И ведь момента убийства никто не видел…

— Кроме зрителей, у которых это вызовет вопросы. Убивает он страшно. Деловито, нож в тело, будто в тряпицу, входит, чтоб блестел…

— Это не повадки профессионального убийцы. В опасную минуту и вор в законе будет стрелять. Важна другая история. Вспомните, потом была «сучья война». Воры в законе ушли на фронт, взяв в руки оружие. Когда вернулись, им сказали: «Все, ребята, вы — суки, здесь больше права не имеете, вы здесь без шапок, раз воевали, убивали». Тогда вступил в силу закон мочилова — кто сильнее. Понимая это, прозорливый Глымов говорит: «Помимо власти советской есть земля родная. На ней немец. Иду убивать топчущего мою землю». Его позиция. Оставаясь тем же жестким человеком, вдруг обретает любовь, а для него оседлая жизнь невозможна. Нужно взламывать себя, чтобы тлела надежда на несбыточное. Ведь это кинематографическое чудо, что он жив до последней серии.

— Где сейчас снимается Юра Степанов?

— Что-то Юра наснимался многовато. Не думал, что так выйдет. Спланировал на лето сериал «Самара-городок». Потом возникла игровая картина «Капитан» о Маринеско. Между съемками собрался отдохнуть. Семь лет без отпуска. Жене обещал. Но вот звонят на съемочную площадку от Юры Мороза — «Дети Ванюхина», интересная история, начинается в 72-м, заканчивается в 90-е. Чуть не забыл, был еще эпизод у Леши Балабанова в «Жмуриках». Со словами…

Юра Степанов живет в Братееве. Ехать от «Крестьянской Заставы» до «Марьина», потом на автобусе. С 14-го этажа башни открывается огромное пространство с натыканными повсюду вышками электропередач. Будто вовсе и не в Москве ты, а где-нибудь… далеко в Иркутске.