Михаил Тимофеевич Калашников вчера отметил свое 85-летие. Могло случиться так, что у страны вместо автомата сейчас был бы вечный двигатель. Идея двигателя была безупречна, но школьник Миша Калашников не смог найти в своем селе Курья нужных для конструкции подшипников. Вот и маемся мы до сих пор с ценами на бензин.

— Я бы, наверное, был конструктором сельскохозяйственных машин. На оружие меня немцы переключили, — говорит Михаил Тимофеевич. — Нас было шесть братьев и две сестры, и все занимались сельским хозяйством. Я один по ненормальной дороге пошел.

В последнее время Калашников все чаще и все серьезнее утверждает, что он мог бы стать поэтом. Тоже, с точки зрения крестьян, не ахти какая нормальная дорога, но тут в самом начале путь молодому дарованию преградили суровые литературные критики. У меня сохранилась запись беседы с Михаилом Тимофеевичем десятилетней давности, где он рассказывает о том, как литературный язык довел его до Киева:

— Перед войной, когда я служил танкистом, несколько моих стихов напечатала окружная газета. И меня послали в Киев на слет начинающих литераторов. Проводили его маститые украинские писатели. Ну я подвергся там критике. Мне сказали: «Вы о танках пишете, а надо писать о руководителях партии и государства, о наркомах…»

Любовь к танкам, однако, нашла другое воплощение. В 1940 году молодой боец сконструировал прибор для фиксирования работы танкового двигателя под нагрузкой и на холостом ходу. И рядового Калашникова снова отправили в Киев — уже не к писателям, а к командующему войсками округа Георгию Константиновичу Жукову. Ну не фантастическое ли развитие сюжета: встреча Жукова с Калашниковым! Кто бы мог догадаться, что надо позвать фотографа! Через десятилетия этому снимку не было бы цены.

И все же тогдашняя пресса кое-что угадала. А нынешняя догадалась, что тогдашняя угадала.

— Кто же поверил бы, что на меня, простого бойца, обратил внимание Жуков? Но дотошные корреспонденты, от которых я частенько отбиваюсь, — смеется Калашников, — нашли в архивах окружную газету, в которой сообщалось, что меня принял Жуков и наградил именными часами.

Жуковские часы у Михаила Тимофеевича, к сожалению, не сохранились, а то сейчас они украсили бы экспозицию в Музейно-выставочном комплексе М.Т. Калашникова, открывшемся в Ижевске 4 ноября, в канун юбилея.

Музей при жизни — такое может случиться со всяким. Со всяким, кто сумеет прославить свою страну, как это сделал конструктор Калашников. Роскошное современное здание, у входа — отлитая в Москве бронзовая скульптура Калашникова в масштабе один к одному (в данном случае расход материалов умеренный, так как великий Калашников ростом невысок). Михаил Тимофеевич в куртке на молнии похож скорее не на конструктора, а на летчика.

Вроде бы налицо культ личности, но сама личность к происходящему относится весело:

— Платили бы мне по пятачку за каждый выпущенный автомат, я давно бы на свои деньги такой дворец построил!

Деньги (помимо бюджетных средств) дали состоятельные организации вроде «Росвооружения» и «Ижводоканала», помогло правительство Москвы. Словом, возник своеобразный банкомат Калашникова. Чубайс помог найти инвесторов, что позволило завершить строительство к юбилею. Чубайс приехал в Ижевск на торжественное открытие музея.

В последнее время Анатолий Борисович и Михаил Тимофеевич заметно сблизились, и выяснилось, что они чуть ли не единомышленники. Хотя пять лет назад, будучи втянутым в политические маневры, доверчивый Калашников поддержал оппонентов Чубайса, и газеты цитировали его довольно резкие высказывания: «Никакие соображения политической конъюнктуры не оправдают союзов, пусть и временных, с правыми силами, которые возглавляют Чубайс и Гайдар».

Тактичный Калашников непрерывно подчеркивает, что построенный дворец — это музей не его славы, а славы ижевских оружейников. Действительно, к славе Калашникова ничего добавить уже нельзя. Ее вряд ли прибавилось даже после появления международного напитка — водки «Калашников». Недавно Михаил Тимофеевич присутствовал на презентации водки в Лондоне. Ранее ее отправляли в Австралию, Новую Зеландию, на Кипр… Сообщалось, что планируется ее выход на рынки США. Неизвестно, будут ли иностранцы закусывать эту водку пельменями «Калашников», но таковые уже лепятся, и их упаковку можно увидеть в музее, на большом экране монитора. Там же возникают кетчуп «Калашников» и даже кефир «Калашников». Соленых орешков «Калашников» вроде бы еще нет, хотя почему бы и не наделать упаковочек с орехами калибра 7, 62 мм?

В музейном комплексе будет тир (туда сейчас завозится оборудование), где всякий посетитель, даже нестроевой и имеющий врожденное плоскостопие, сможет пострелять из автомата Калашникова. Пока же посетителям делается пацифистское предложение ознакомиться с образцами оружия, находящимися за стеклом в выставочном зале. Здесь же несметное количество наград и дипломов, которых Калашников удостоился в различные годы. Кажется, нет такой академии, которая упустила возможность объявить Михаила Тимофеевича своим почетным членом. И к этому Михаил Тимофеевич относится с иронией:

— Все академии я прошел, как Горький говорил, по коридорам. Я — доктор наук, не имеющий высшего образования.

Было бы забавно, если бы сейчас отдел кадров «Ижмаша», наводя порядок в документах, попросил главного конструктора Калашникова предъявить институтский диплом. А кадровики, которые оформляли его на завод в 1948 году, вероятно, знали, что у конструктора другого знаменитого оружия, ППШ (пистолета-пулемета Шпагина), было вообще три класса сельской школы. Самородок — он и есть самородок. Кто же у него диплом спрашивает?