У Галины Михайловны Смирновой убили сына. 4 марта 2002 года он ушел устраиваться на работу в Череповецкий ОМОН и не вернулся. Не прошел тестирования, вернее, прошел, но не выжил после него. Через три дня, не приходя в сознание, умер в реанимации городской больницы.

Подробности приема на работу в ОМОН зафиксировала видеокамера одного из бойцов. Он, так сказать, снимал трудовые будни. Для личного пользования. А для личного пользования, это же понятно, снимают что-нибудь дорогое сердцу.

На видеопленке, представленной позже как основная улика в суде, был запечатлен спарринг-бой, последний этап физического тестирования Сергея Смирнова, с тремя бойцами ОМОНа, которые поочередно выходили на ринг проверить его боевые качества. Били без правил, смертным боем, как оказалось. И из зала кричали, обращаясь к своим: «На ринг выходит убийца первого класса!», «Добей его, добей!».

В течение 9 минут Сергею нанесли 50 ударов в голову и еще столько же ногами по телу. Итогом тестирования стал следующий документ.

Выдержка из судебно-медицинской экспертизы трупа Смирнова Сергея Александровича:

«Ушиб головного мозга тяжелой степени. Обширные участки разможжения мозга на нижних поверхностях височных и лобных долей, выраженный отек головного мозга, размягчение головного мозга, потеря структуры головного мозга в области левого полушария…».

Знаете, что было дальше? Никто в тюрьму не сел. И это самое страшное, что случилось с родителями Сережи Смирнова и его памятью за эти годы.

Суды

Дело по факту причинения тяжкого вреда здоровью Сергея Смирнова городской прокуратурой было возбуждено накануне его смерти 7 марта 2002 года, когда реаниматологам было уже понятно, что парень безнадежен. И только спустя три месяца прокуратура предъявила Степану Новоженину, на момент трагедии исполнявшему обязанности командира ОМОНа, обвинение в превышении должностных полномочий, повлекшем за собой смерть.

18 февраля, за две недели до случившегося, Новоженин утвердил правила приема в отряд, куда входило требование о проведении рукопашных боев с тестируемыми. Ни один федеральный нормативный документ МВД не подтвердил правомочность этой инструкции. А уже после случившегося начальник областного УВД Павел Горчаков утвердил Новоженина в должности командира ОМОНа. Повысил, надо понимать.

Инструктора ОМОНа по боевой и физической подготовке Андрея Скрыника, судью боя Владимира Крупника, которые непосредственно следили за ходом боя, а по сути избиения, к ответственности не привлекали. Выходившие на ринг по приказу Новоженина омоновцы Паскарь, Зайцев, Леонов, от чьих ударов скончался Смирнов, по делу вообще проходили как свидетели!

Все по закону?

Тот первый суд в подробностях описали местные газеты. Некоторые эпизоды слушания производят особое впечатление.

Вот у Новоженина интересуюся: зачем при приеме в ОМОН нужен рукопашный бой? «В бадминтон, что ли, играть? — удивляется он. — Мы не можем допустить на службу человека, слабого морально и физически. А вдруг завтра в Чечню?». Чечня как главный аргумент, предполагающий наличие у потенциального защитника родины навыков к смертоубийству, в линии защиты доминировала.

А один из участников боя, третьим избивавший Сергея, на вопрос судьи, почему он не остановился, увидев, что Смирнов едва держится на ногах, отвечает: «Да не мог уже остановиться, в раж вошел…».

Можете себе представить, как входит в раж тридцатилетний девяностокилограммовый мужик с разрядом по кикбоксингу? И разве непонятно, что в раже уже мочат, а не проводят учебный бой?

Бойцы, Чечню прошедшие не раз, защищались отчаянно. Пытались убедить следствие, что плохо Смирнову стало потому, что после боя в душевой он упал и ударился о кафельный пол. Четыре адвоката Новоженина приобщили к делу детскую амбулаторную карту, в которой отмечено, что он в девятилетнем возрасте получил легкое сотрясение мозга, играя в футбол.

Но адвокаты Новоженина работали, понятно, не за интерес. А вот зачем роль защитника взял на себя заместитель прокурора Череповца Петр Жерихин, сказавший, что «Степан Новоженин проявил полезную инициативу», непонятно. Но, видно, была у зампрокурора своя мотивация, никак не связанная с собственной репутацией. Как и у врача-нейрохирурга Алексея Родичева, оперировавшего Сергея. После операции он, потрясенный, сказал матери: «Парня как будто ломом били». А на суде вдруг стал невнятен. Словно не видел нейрохирург на своем веку, как и после одного удара в голову отдают концы.

А назначенная повторная медицинская экспериза вообще выдала заключение — образец медицинской продажности: «Причиной смерти Смирнова явилась травма головы. Для причинения такой травмы достаточно было одного довольно сильного ударного воздействия… Маловероятным представляется экспертам получение травмы Смирновым на ринге». Пятьдесят ударов в голову, зафиксированных видеокамерой, экспертная бригада под руководством А. Царева, видимо, не сочла весомым аргументом.

Первый суд (а последующие этот приговор оставили в силе) приговорил Новоженина к четырем с половиной годам лишения свободы условно. Подсудимый своей вины не признал. Это была яркая победа Череповецкого ОМОНа. Потому что всех остальных удалось отмазать. Считай, командир собой ребят прикрыл. Смерть в стенах ОМОНа даже не стала поводом для увольнения причастных к делу.

Трижды после того приговора подавала Галина Михайловна жалобы в суд. Трижды суд вынужден был удовлетворить ее просьбу, и дело отправляли на доследование, предельно и, судя по всему, намеренно затягивая сроки. В результате четверых омоновцев, избивавших Сергея Смирнова, каждый раз признавали невиновными. Суды отказы в возбуждении уголовного дела мотивировали тем, что невозможно якобы определить, чей удар был смертельным. Вторым аргументом было то, что бойцы действовали по приказу, а приказы, как известно, не обсуждаются. Более того, омоновцам даже не предъявили обвинение в нанесении тяжких телесных повреждений. Нужны комментарии?

Четыре года условно дали только инструктору ОМОНа, который следил за ходом боя, — Андрею Скрыннику. Надежда на правосудие у Галины Михайловны рухнула нынешним летом, когда дела по трем омоновцам — Зайцеву, Паскарю и Леонову — были закрыты по истечении срока давности.

Мать

По судам последние полгода Галина Михайловна ходить перестала. Она вообще почти перестала ходить. Прошлой зимой заболела бронхитом, и кашель замучил. Перепробовал на ней доктор все известные антибиотики, но не помогло, и еще через месяц гнойники покрыли все тело. Диагноз, который поставили череповецкие врачи, — болезнь Лайела, редчайшее и почти не оставляющее шансов на жизнь заболевание. Но ее как-то чудом вытащили с того света, правда, удалили селезенку.

Вот мы сидим на кухне, и разговаривать трудно, потому что это невыносимо рассказывать. Я даже представить себе не могу, как это можно рассказывать: как убивают твоего ребенка, а ты эти подробности вынужден видеть и слышать в суде, а убийцы сидят тут же рядом и не дотянуться до них. Поэтому я не прошу повторять, как это было с Сережей. Мы — про жизнь, которая после…

Утром к ней приходила врач, взяла все ее документы оформлять инвалидность. Теперь в семье будут два инвалида: она и муж Александр Григорьевич. Пенсии — 1800 и 2300. Он все три месяца, пока было совсем плохо, каждый день уходил дежурить к ней в больницу, кормил из трубочки и уговаривал жить.

Она вышла из комнаты, а он шепотом говорит: «Я ее просил: не надо по всей квартире Сережкины фотографии вешать. Куда ни посмотришь — везде он, тяжело. А она не дает снимать». А в комнате на кровати, где спал Сережа, теперь сидят два потертых плюшевых мишки с глазами из пуговиц, а на полке со школьными учебниками — маленькие гоночные машинки. Комната, где мальчики жили, так, по сути, детской и осталась. Если волокиты с документами на инвалидность не будет, то тогда младшего сына Смирновых Алексея из армии досрочно демобилизуют. Он сам после случившегося в армию ушел — по закону могли не призывать. «Тут про Сережку все напоминало, он и не выдержал», — говорит старший Смирнов.

Соседи Смирновых поддерживали, как могли, подписи в суд собирали и сочувствовали, а соседка сверху овсяный кисель варила в больницу для Галины Михайловны. Но страсти в доме постепенно улеглись — чужим горем долго жить трудно. Еще накануне Дня учителя к Галине Михайловне приходили дети — ее подготовительная группа. Она в детском саду воспитателем 35 лет отработала. Хризантемы принесли и торт. Если б можно было на работу выйти, она точно знает: было бы легче — но где уж теперь.

Потом она приносит мне из другой комнаты большую фотографию и разглаживает на коленях. На фотографии — Череповецкий ОМОН в полном составе, снятый по какому-то парадному случаю. Она поочередно показывает мне всех, кто проходил по делу, — хорошие такие русские лица у парней. Зачем она держит эту фотографию в доме? Что она в этих лицах понять хочет?

В прошлом году она несколько раз ездила в Москву — в администрацию президента, в Генпрокуратуру, в МВД и даже два раза дозвонилась по прямой телефонной линии главе государства. «Ваше сообщение принято к рассмотрению», — отвечали ей везде. И глухо…

Соседки еще посоветовали: «Ты напиши письмо президенту. Самому, лично». Галина Михайловна писать не стала: разве кто-нибудь видел ответ от президента?!

Дело прошлое

К главному прокурору города Череповца Александру Лукьянову я пришла по-партизански — как обычный гражданин в приемный день. Было у меня ощущение, что, попытайся я договариваться о встрече заранее, нашлись бы у Александра Артемовича дела поважнее. Застала врасплох. И единственное, что ответил прокурор на вопрос, уверен ли он в добросовестности суда: «Все процессуальные нормы были соблюдены».

Еще прокурор поделился соображением о несовершенстве судебной реформы и о том, что главное, по его мнению, упущение в работе ОМОНа было в том, что принимали туда на работу, проверяя только физические данные кандидатов, а другими подробностями биографии не интересовались вовсе: «Так ведь могли и судимого на работу принять».

Это правда, в ОМОНе должны служить люди с безупречной биографией. С этой точки зрения действия Череповецкого суда, сохранившего кристальную биографию бойцам ОМОНа, очевидны.

Адвоката семьи Смирновых Тамару Кытину мой интерес к делу двухлетней давности обескуражил настолько, что на назначенную встречу она предпочла не явиться. Понять женщину можно — корреспондент уедет, а ей в городе работать.

То, что ажиотаж по делу Смирнова в городе всеми доступными способами пытаются погасить, подтвердила журналист Лидия Луссе. По ее словам, пробивать публикации по делу в городской газете «Голос Череповца» ей раз от разу становилось все труднее. Кончилось тем, что Луссе уволилась.

Череповецкий ОМОН случившееся пережил с минимальными потерями. Уволенный из органов бывший командир Степан Новоженин организовал охранное предприятие «Торнадо», инструктор Андрей Скрынник, также получивший условный срок, работает в фирме, которая владеет сетью игровых автоматов. Паскарь, Леонов и Зайцев после суда не были уволены и остались в рядах ОМОНа.

А еще мне стало известно, что летом 2002 года, спустя полгода после смертельного боя, бойцы Череповецкого ОМОНа еще раз дали повод для судебного очерка. Пятеро бойцов прицепились в кафе к отдыхающей компании. Затолкали их в машины и вывезли на городской пляж. Поиздевались вволю. Получили условно.

Если хватит сил (дай бог, чтобы хватило), Галина Михайловна Смирнова опять обратится в суд. Теперь уже в гражданский — требовать возмещения морального и материального вреда в связи с гибелью сына. Моральный — миллион рублей. Она эту цифру написала как символическую — разве смерть ребенка поддается калькуляции. А материальный ущерб она посчитала по квитанциям.

«Свечи в кол-ве 60 штук — 480 рублей.

Поминальный ужин — 14 488 рублей.

Могильщику Мише –500…».

И далее по списку.

Итого — 57 704 рубля.

Недорого, правда?