Генрих Павлович ПАДВА отверг попытки составления рейтинга российских адвокатов: кто номер один или номер десять — это несерьезно. Но согласимся, что Падва, будучи одним из патриархов российской адвокатуры (он работает здесь более 50 лет), в свои 70 остается и одним из наиболее успешных (эффективных) защитников по уголовным делам. Вполне заслуженно он является сегодня «капитаном» в команде адвокатов Михаила Ходорковского.

— Как становятся «великим» адвокатом?

— После окончания Московского юридического института в 1953 году я был распределен в город Ржев. Потом работал в Погорелом Городище, где тогда был один судья, один прокурор и один адвокат — я. Но работу в Калининской области, где я провел в общей сложности почти 18 лет, я вовсе не считаю потерянными годами. Провинциальная жизнь подбрасывает такие сюжеты — куда там Шекспир! Было, например, дело об изнасиловании, с момента которого прошло 8 лет. Насильник уехал в другой город, стал ударником труда, получил орден Трудового Красного Знамени, стал отцом двоих детей, а потом взял и явился в милицию с повинной. Пострадавшую-то еле уговорили прийти в суд, она давно вышла замуж, а насильника простила. Ему дали 3 года при нижнем пределе 8 лет.

— В то время случались оправдательные приговоры?

— Редко. Чаще удавалось добиться справедливости в более высоких инстанциях. Я защищал главврача санатория, к нему ездили учиться делегации со всего СССР. И вдруг оказалось, что у него диплом фельдшера. Ему инкриминировали хищение зарплаты главврача за все эти годы. А он был просто блестящим управленцем. Я пришел на прием к одному из замов председателя Верховного суда. Он говорит: вот ерунда, у меня, кстати, тоже нет высшего образования… И дело прекратили.

В Калинине я женился на студентке-медичке из Ленинграда. Но хотелось домой, в Москву… Правда, вернуться даже в свой родной город, единожды потеряв прописку, было почти невозможно… Я фиктивно развелся с женой, фиктивно женился на другой женщине и получил прописку, а жена приехала в Москву по лимиту. Мы прописались и снова поженились.

— В семидесятых годах в столице работала целая плеяда блестящих адвокатов. Наверное, приходилось толкаться локтями?

— Я много работал, и мне помог случай. Один американец предъявил 11 исков в американских судах о диффамации, в том числе против газеты «Известия». По-нашему это примерно соответствует искам о защите чести и достоинства, но в начале 80-х у нас в судах их практически не было. Сначала дипломатические круги решили на это наплевать: подумаешь, какие-то американские суды, они нам не указ. Но потом по решению этих судов арестовали корпункт «Известий» в США. Тогда задействовали дипломатические каналы, спецслужбы, но в конце концов они были вынуждены обратиться к профессионалам, и по рекомендации МГКА (Московская городская коллегия адвокатов) пришли ко мне. Я даже думал, что меня пустят в Америку. Черта лысого. Ездили они, а я работал с документами. Тем не менее дело для «Известий» мы выиграли. Ну, а в газете неудобно было писать просто про какого-то адвоката Падву, и они стали писать: «известный адвокат Генрих Падва» — так я и стал знаменитым.

— Давайте перейдем к вашим сегодняшним победам. А они, по крайней мере с точки зрения прессы, часто довольно двусмысленны. Вам удалось добиться 9 лет лишения свободы условно для Анатолия Быкова, которого считают одним из красноярских уголовных авторитетов. Вам удалось добиться оправдания Фрэнка Элкапони (он же в бакинской жизни Физули Мамедов), хотя оперативные службы по борьбе с международным оборотом наркотиков по-прежнему считают его одним из некоронованных королей наркобизнеса…

— Что касается Быкова, то такого состава, как «авторитет», в Уголовном кодексе я что-то не встречал. Не знаю, что утверждают оперативные службы об Элкапони, но штука в том, что в конкретном деле, в котором мы (адвокат Гофштейн и я) его защищали, два раза по полкило героина ему подбросили (это слово, пожалуйста, подчеркните). А всего остального я не знаю. Я не Бог, и никто не знает истину, а я оперирую только понятиями «доказано» — «не доказано». Если я сумел, как любят говорить обвинители, «развалить дело», значит, оно того и стоило.

— Может ли адвокат лгать, чтобы выиграть дело? До какой степени адвокат может поддерживать ложь своего подзащитного?

— Разве я могу быть уверенным, лжет мой подзащитный или нет? Если он выдвигает какую-то совсем уж дикую версию, я говорю: «Я, конечно, готов отстаивать вашу позицию, но думаю, что суд нам вряд ли поверит…». Ну, в общем, я никогда не говорил, что черное — это белое, и не позволял себе лгать суду.

— Насколько вы отождествляете себя со своими подзащитными?

— По «делу ГКЧП» я защищал Анатолия Лукьянова. Я ему сказал при первом свидании в СИЗО: «Я абсолютно не разделяю ваши политические взгляды. Хотите, чтобы я вас защищал?». Он сказал: «Да». И я стал доказывать, что его политические взгляды не образуют состава преступления. Это не имеет отношения к симпатиям или антипатиям. Ходорковский кажется мне очень симпатичным. Но мне это скорее мешает работать с фактами. Для меня важны не личность или биография клиента, а крепость выдвинутого против него обвинения.

— Зачем Ходорковскому столько адвокатов?

— Не знаю. Я предлагал уменьшить их число, но с ним трудно спорить.

— Есть какие-то противоречия в позициях защитников? Какова ваша роль? Вы раздаете остальным какие-то задания?

— Прямых противоречий между нами нет, но есть амбициозные люди. Не все наши заявления полезны и своевременны. С другой стороны, каждый адвокат — самостоятельная процессуальная фигура: как я могу раздавать им задания? Но, когда их слишком много, они начинают путаться друг у друга под ногами.

— Ходорковский назначил вас «главным адвокатом», потому что вы умеете не раздражать судей? Как вам это удается?

— Я не выяснял, чем руководствовался мой клиент в выборе защитников. Я думаю, надо ко всем относиться как к людям и не слишком распускать хвост. Не надо переходить на личности, высмеивать обвинителей, цепляться к мелочам, не имеющим значения для сути. Надо всегда быть уважительным к судьям. Это и есть способ эффективно провести дело. Надо думать об интересах подзащитного.

— Вы работаете в адвокатуре более 50 лет. Как изменился судейский корпус?

— Я помню еще судей, которые работали «по партийному призыву», многие из них были безграмотны, но зато судили «по совести». В профессиональном смысле судейский корпус, конечно, вырос. Но насчет совести… Я, конечно, далек от того, чтобы огульно обвинять всех судей, в этой тяжелой профессии работает масса порядочных людей. Но оставшиеся нам в наследство волокита и хамство все еще процветают во многих судах. В последнее время все чаще приходится сталкиваться и с фактами коррупции в правосудии.

— Вы лично с этим сталкивались?

— Да, иначе я не имел бы права об этом говорить, но передавать взятки — это не по мне. Интересы клиента, конечно, важны, но не выше профессиональной чести и человеческого достоинства. Деньги передать может кто угодно, а я адвокат, я хочу побеждать за счет знаний, труда, интеллекта, таланта, если хотите.

— Но ведь и адвокаты участвуют в судейской коррупции, передают взятки. Что происходит с адвокатской корпорацией?

— Да, я знаю такие примеры. Но это, как правило, не старые адвокаты из традиционных коллегий. Конечно, в советском правосудии мы играли, если так можно выразиться, роль оркестра на похоронах. Не все из нас были бойцами. Но, с другой стороны, профессия адвоката была более честной, «беловоротничковой». Затем престиж адвокатуры взметнулся, и сюда пошел вал народу. Тут известность, деньги. Но обратная сторона состоит в том, что в «параллельные коллегии» ринулись бойцы, которые ничего не боятся, но и играют не всегда в честную игру.

— Как вы оцениваете «наезд» на адвокатов, попытки вывести их из дел, в том числе по делам «ЮКОСа»? Коснулась ли адвокатуры судебная реформа?

— Мы как-то забыли, что еще в начале 90-х защитник допускался к участию в деле лишь со стадии окончания следствия. А сейчас и свидетель может не ходить на допрос без адвоката. «Наезд» на адвокатуру? Это часть общей исторической тенденции. Когда начинают говорить об укреплении «государственности», наведении порядка, о закручивании гаек, усилении борьбы с преступностью, сразу возникает вопрос: а кто мешает? Ну, не иначе — адвокат…