Тбилисский автовокзал Дидубе. Жара под 40°С, разбитый асфальт и очень много пыли. На микроавтобусе надпись по-русски «Цхинвали», на все другие направления названия исключительно по-грузински. Однако водитель предупреждает, что едет только до села Эргнети (последний населенный пункт перед Цхинвали).

Спрашиваю: почему не до самого Цхинвали?

— Когда несколько недель назад началась эта заваруха, у нас четыре машины в Цхинвали стояли, в том числе и моя. Мы с осетинскими таксистами дружно живем, но там же сейчас кого только не понаехало. Сами осетины от этих гостей свои машины в домах прячут. Вот и наши машины пытались отобрать. Нам осетинские друзья помогли. Правда, и заплатить немного пришлось, чтобы выехать. Больше не рискуем. Они сюда не ездят, а мы туда…

У въезда в Гори указатель: до Цхинвали 26 км. И полицейский пост. Инспектор с автоматом заглядывает в салон автобуса, смотрит в лица пассажиров, потом на багаж и желает счастливого пути. Еще три поста перед самым Эргнети: два грузинских, а между ними российские миротворцы.

В отличие от Чечни российские солдаты выглядят прилично: одеты опрятно и строго — бронежилеты и голубые каски. И ведут себя вежливо. Но проверяют настойчиво: у легковушек обязательно посмотрят багажник, еще тщательнее обследуют грузовик. Что ищут? Контрабандный товар и наркотики.

Рынок контрабандной торговли — основа конфликта

Грузинское село Эргнети территориально расположено в Южно-Осетинском районе и входит наряду с еще восемью грузинскими и четырьмя осетинскими селами в так называемую зону конфликта. Еще месяц с небольшим здесь, в Эргнети, располагался крупнейший оптовый рынок контрабандных товаров. Из России через территорию Северной Осетии сюда везли фактически бесплатно — лишь только за мзду на границе — цистернами нефтепродукты: бензин и дизтопливо. А также сигареты, сахар, муку — то есть те товары, которые в Грузии в большом дефиците.

Обратный поток — из Грузии в Россию — в основном спирт, на котором делали свои миллионные долларовые состояния северокавказские, и не только, водочные короли. Вот и стоят как памятник недавним временам, по обе стороны дороги, десятки пустых многотонных цистерн.

Именно во всем этом и надо искать истоки сегодняшнего обострения конфликта. И этнические проблемы здесь, по сути, ни при чем.

После того как новое грузинское руководство навело порядок на таможне, удар был нанесен по всему интернациональному контрабандистскому сообществу, пасущемуся здесь: российскому, грузинскому и даже азербайджанскому. Причем не только крупному, но и мелкому.

Грузинские водители легковушек рассказывали мне (может быть, приняли за своего), как приспосабливали вместо заднего сиденья 100-литровые бочки под бензин, а на передних сиденьях — 60—80-литровые канистры. Ехать было неудобно, зато выходил очень неплохой навар. Некоторые водители-трудоголики делали в день по четыре ходки — от Эргнети до центральных районов Грузии. Свою долю от каждой ходки имели и прикормленные грузинские гаишники.

Но главные потери от наведения таможенного порядка понес, безусловно, крупный контрабандистский спирто-бензиновый криминал Южной и Северной Осетии, сыгравший на национальных чувствах и инициировавший перевод таможенной борьбы с контрабандой в обострение этнического конфликта двух близких народов — осетинского и грузинского. И в обострение политических отношений между Грузией и Россией.

Насколько серьезно влияние спирто-бензинового криминала на определенные круги российских политиков и военных, хорошо знает бывший директор Федеральной пограничной службы генерал армии Андрей Николаев, подавший в конце 1997 года в отставку, в том числе и из-за препятствий, чинимых ему высокими политическими кругами России, когда он пытался навести порядок на российско-грузинской границе. Тогда у блокпостов выстроились длинные очереди наливняков. Стояли долго, пока генерал не ушел со службы. Вернее, пока не ушли…

В Цхинвали все спокойно

Моя внешность не вызвала никаких подозрений. Выйдя из микроавтобуса в Эргнети, я спокойно перешел последний грузинский пост. И уже на нейтральной полосе сел в машину к осетинским таксистам, спокойно переехав два южноосетинских поста: миграционный и гаишный.

Пять минут езды от Эргнети — и я уже в центре Цхинвали.

Пятница, послеобеденное время. Пресс-центр на первом этаже здания правительства закрыт. Из охраны в вестибюле только два милиционера. Старший из них сообщает, что сегодня пресс-центр уже работать не будет, а суббота и воскресенье — выходные дни.

Вообще, сам по себе факт, что пресс-центр в зоне конфликта имеет два с половиной выходных дня, говорит о регламентации и определенной искусственности самого конфликта.

Интересуюсь, какая зарплата у милиционеров в Цхинвали. Любезно отвечают, что рядовые получают 350—450 российских рублей в месяц, а офицеры — от 500 до 800 рублей. Замечаю, что грузинские полицейские получают в среднем около ста лари (примерно 50 долларов США), а в последние месяцы — и доплату в 200 долларов через специальный международный фонд.

Спрашиваю у милиционеров: войны не будет?

— Если политики не захотят, то не будет. Осетины с грузинами всегда жили дружно. Много у нас смешанных браков. Мы ведь — самые близкие друг другу народы. Отношения наши испортились в 1992 году, когда сюда пришли банды Китовани и Иоселиани.

На улицах Цхинвали я не встречал вооруженных людей, за исключением сотрудников милиции на постах при въезде и выезде из города. То напряжение, которое демонстрируют российские да и грузинские телеканалы, здесь абсолютно не ощущается. Работают магазины, кафе. У людей спокойные лица. Очень много пожилых людей, сидящих у своих домов.

Три старика сидят у дома под деревом. Играют в нарды. Здороваюсь и задаю тот же вопрос, что и постовым. В ответ слышу: «Грузины с осетинами воевать не должны».

У всех стариков — российское гражданство, российские пенсии. Один из них 28 лет прослужил в Советской армии, уволился подполковником. Пенсии многократно большие, чем местные зарплаты учителей, врачей и милиционеров. Пожелав старикам мира, пошел дальше. Кстати, названия улиц написаны и по-русски, и по-осетински.

Кафе «Ромашка». Четыре столика. За одним — три представителя Международного Красного Креста. Двое — кавказские ребята, третья — датчанка. Кавказцы угощают ее блюдами осетинской кухни. Обед — 80 рублей.

— Нет, мы ничего не боимся, — говорит официантка Светлана. — Тем, кто пережил войну девяносто второго года, бояться нечего. До сих пор в моем доме следы от пуль и снарядов остались. Ни нам, ни грузинам война не нужна.

…Выезжаю из Цхинвали в сторону Северной Осетии. Здесь, у последнего осетинского поста ГАИ, за которым — грузинское село Тамарашени, висит огромный плакат с портретом Путина и надписью «Путин — наш президент».

Инспектор ППС осетин Вано сообщает, что этот пост считается совместным, грузино-осетинским. Но грузинские полицейские несколько дней назад ушли.

— А сегодня часа в три дня они подогнали автокран и попытались установить свой вагончик в пятидесяти метрах от нашего. Но мы не разрешили…

Переговоры

Опять Эргнети. Здесь присоединяюсь к грузинским тележурналистам. Их машины не пропускают через блокпосты, а все попытки связаться с руководителем пресс-службы в Южной Осетии Ириной Гаглоевой — безрезультатны. Ее телефон молчит.

Подъезжает государственный министр Грузии по урегулированию конфликтов Георгий Хаиндрава, решает проблемы журналистов, и мы общей колонной в сопровождении российских миротворцев въезжаем в Цхинвали. Наша цель — штаб миротворческих сил, где и проходят переговоры членов Совместной контрольной комиссии (СКК) по урегулированию конфликта.

Еще в Москве, на переговорах 14—15 июля, сопредседатели СКК, представляющие четыре стороны — Россию, Грузию, Южную и Северную Осетии, договорились о создании постоянно действующей переговорной группы, которая будет работать в Цхинвали до полного разрешения конфликта.

И вот 19-го, а затем и 21 июля на базе Объединенного штаба миротворческих сил в Цхинвали прошли ее первые заседания. Грузию представлял Георгий Хаиндрава, Северную Осетию — специальный представитель президента этой республики Таймураз Кусов, Южную Осетию — Борис Чочиев и Россию — посол по особым поручениям МИДа Лев Миронов.

Задача номер один для переговорщиков — вывести из Южной Осетии, региона конфликта, все незаконные вооруженные формирования. Далее позиции сторон разнятся.

Грузинская сторона считает, что переговорный процесс должен завершиться определением и подписанием всеми сторонами статуса территории Южной Осетии — однозначно в составе Грузии, и вопрос стоит только — на каких федеративных началах это будет устроено.

Южноосетинская сторона полагает, что постоянно действующая комиссия не должна решать вопрос о статусе Южной Осетии. Представители России и Северной Осетии улыбчивы, очень дружелюбны и миролюбивы, но при этом невозможно понять, какие же позиции они занимают. Хотя, казалось бы, все уже давно сформулировано президентом России Владимиром Путиным: о незыблемости границ государств СНГ, в том числе и Грузии.

Странно все это… Например, то, что представитель российской стороны на переговорах в Москве Майоров не смог ответить на вопрос, какому государству принадлежит Рокский тоннель, соединяющий Северную Осетию с Южной. Возможно, поэтому на переговорах в Цхинвали Майорова и сменил Миронов. Ведь, исходя из позиции президента России Владимира Путина о незыблемости и признании границ, Рокский тоннель находится на территории Грузии, в южноосетинском районе.

Законные вооруженные формирования

Согласно договоренности, в зоне конфликта в районе Южной Осетии находятся три миротворческих батальона по 500 человек — от Грузии, России и Северной Осетии. И уже то, что Северная Осетия — один из субъектов Российской Федерации, но предоставляет отдельный миротворческий батальон, а Россия — другой миротворческий батальон, — само по себе казус. При этом североосетинский миротворческий батальон почему-то формируется из жителей Южной Осетии.

Начальник штаба Объединенной миротворческой группировки, офицер Российской армии подполковник Владимир Наместников объяснил мне, что это законно и соответствует соглашениям: жители Южной Осетии, проходящие службу в этом миротворческом батальоне, являются гражданами России.

Но надо сказать, что 90% жителей Юго-Осетинского региона — граждане России. Как мне удалось выяснить, большинство из них получили российские паспорта нового образца в спешном порядке за последние месяцы прошлого года, в момент неразберихи, связанной с «революцией роз» и сменой власти в Тбилиси. Это — не только желание граждан, но, судя по всему, и позиция российского МИДа. (Хочу напомнить, что на территории самой России проживают тысячи «лиц без гражданства», среди которых и бывшие российские военнослужащие, тщетно обивающие пороги ведомств, чтобы получить заветный паспорт.)

Если исходить из гражданства, то выходит, что сопредседательство в СКК представлено тремя гражданами России (Миронов, Чочиев и Кусов) против одного гражданина Грузии (Хаиндравы). А миротворческие силы в зоне конфликта представлены гражданами России с двукратным превосходством по отношению к гражданам Грузии. Именно против такого соотношения сил, закрепленного еще в 1992 году при президентстве Шеварднадзе, и выступает Саакашвили. Тем более что при таком двойном превосходстве российских граждан в составе Объединенных миротворческих сил они почему-то не задержали автомобиль с «Фаготами» — реактивными снарядами, используемыми для борьбы с танками противника, а сделали это грузинские военные в ночь на 19 июля.

Неопределенность позиций российской и североосетинской сторон на переговорах в СКК и неэффективность действий миротворцев — граждан России в борьбе с незаконным провозом оружия и боеприпасов в зону конфликта, естественно, и стали поводом высказывания президента Саакашвили о возможности выхода из Совместной контрольной комиссии.

Обманутые. Российский миротворческий контингент

Как мне объяснили в Объединенном штабе миротворческих сил, срок, на который направляются миротворцы в зону конфликта, каждая сторона определяет самостоятельно.

Российские миротворцы едут, как правило, на год (иногда по желанию самих миротворцев этот срок продлевается еще на полгода). Российские миротворцы — это офицеры и прапорщики, а также солдаты и сержанты контрактной службы из Северо-Кавказского военного округа. Но есть и небольшое число солдат, служащих по призыву, в частности связисты.

Офицеры и прапорщики получают двойной оклад. Один идет на сберкнижку в России, другой, также в рублях, выдается здесь, в зоне конфликта. Это — небольшие деньги. Если у большинства офицеров оклад от 4 до 6 тысяч рублей, то двойные оклады, соответственно, не превышают 8—12 тысяч. Но уже в этом году наших миротворцев в Южной Осетии государство лишило 30-процентных надбавок за сложность, лишило и дополнительных отпускных дней (ведь в течение года приходится работать практически без выходных). На это мне жаловались в Цхинвали и старшие, и младшие офицеры.

Но, как всегда, самая обманутая категория — солдаты и сержанты. Многие солдаты из частей Северо-Кавказского округа подписали контракт после года службы по призыву. Им обещали в зоне конфликта зарплату 12—15 тысяч рублей. Прибывшие в мае контрактники за июнь получили лишь три. А солдатам, служащим по призыву, выдается здесь по тысяче сто рублей в месяц. Но ведь выстрелы в зоне конфликта звучат ежедневно, и вовсе не холостые.

Командующий Объединенными миротворческими силами генерал-майор Набздоров ведет себя с журналистами очень нервно, считая, что они создают в средствах массовой информации нездоровый ажиотаж и усугубляют своими репортажами напряженность в зоне конфликта. На вопрос, имел ли житель Осетии, везший «Фаготы» в зону конфликта, отношение к миротворческим силам, Набздоров ответил, что среди миротворцев такого нет. И тут же добавил: «Да мало ли людей с оружием задерживают в Москве и в Тбилиси!».

Хотелось ответить: немало, но ведь не с реактивными же снарядами…

Командующий внутренними войсками Грузии Гоги Татухашвили сообщил мне, что личность задержанного жителя Осетии, провозившего «Фаготы», сейчас выясняется, с ним работает грузинская прокуратура. При этом он однозначно подчеркнул: такого оружия, как «Фаготы», в зоне конфликта быть не должно.

На возмущение южноосетинского сопредседателя СКК Чочиева и генерала Набздорова, что президент Грузии, не предупредив даже командующего миротворческой группировкой, приехал ночью в зону конфликта, представитель Грузии министр Хаиндрава отпарировал так: «Для президента эта зона является территорией Грузии, и он сам решает, куда ему ехать. А за его охрану отвечает служба безопасности президента».

После переговоров в Объединенном штабе миротворческих сил я попросил Георгия Хаиндраву об интервью.

— Я очень спешу на совещание в Тбилиси, — ответил он, — а завтра утром уезжаю в Сочи на переговоры по Абхазии. Есть время побеседовать только по дороге. Если хотите, поедем с нами.

Справка

ХАИНДРАВА Георгий Леванович родился

7 июля 1956 года. Отец — грузин, мать — русская. По первой специальности — инженер-геолог. Впоследствии окончил Тбилисский институт театра и кино — операторское отделение в мастерской Левана Пааташвили. Снятый Георгием Хаиндравой в качестве режиссера и оператора документальный фильм о трагических событиях

9 апреля 1989 года в Тбилиси был использован комиссией Анатолия Собчака как основной кинодокумент. В 1992—1993 годах был министром по делам Абхазии, членом Госсовета. 18 февраля 2004 года назначен государственным министром Грузии по урегулированию конфликтов. Женат, двое детей. Недавно стал дедушкой.

— Если смотреть исторически, сегодняшние события в Абхазии — производное от сталинско-бериевской национальной политики, состоявшей в закладывании мин замедленного действия. На этом основаны не только конфликты на территории Грузии — в Южной Осетии и Абхазии, но и в России: в Чечне, Ингушетии, Северной Осетии и в других государствах на постсоветском пространстве.

Но и мы сами виноваты в том, что произошло на нашей территории, в южноосетинском районе, в начале 90-х годов. Мы не имели права тогда доводить ситуацию до вооруженного конфликта.

Хотя мы и были спровоцированы незаконным провозглашением независимости Южной Осетии, мы, подчеркиваю, виноваты, что довели дело до оружия. В любом подобном конфликте всегда есть две виновные стороны. Но главная тяжесть ответственности лежит именно на нас. Хотя бы потому, что нас больше и у нас больше сил и возможностей.

Это признаёт и президент Михаил Саакашвили. И в сегодняшней непростой ситуации мы не допустим вооруженного противостояния. Россия в этом деле должна быть нашим союзником.

Президент России неоднократно подчеркивал нерушимость государственных границ Грузии. Однако на средних этажах российского политического и военного истеблишмента есть стремление сыграть на национальных чувствах, вбить клин между нами. Объективно России лучше иметь дело с сильной и единой Грузией, чем с полукриминальными анклавами, которые к тому же изменчивы: сегодня они могут сыграть на стороне России, а завтра — против нее. Подумайте, во что обошлась самой России поддержка российскими политиками и военными басаевщины в Абхазии.

Нас обвиняли в том, что мы не можем навести порядок на своей территории, в частности в Панкисском ущелье, где свободно действовали боевики из Чечни. Но сегодня на этой территории — порядок. И на российских границах стало спокойнее.

Те, кто сегодня требует независимости Южной Осетии или Абхазии или присоединения этих территорий к России, имеют проблемы прежде всего с календарем. Они не хотят видеть, что сегодня другое время. Само руководство России ни на какие территориальные изменения не пойдет, несмотря на провокации полукриминальных руководителей анклавов.

Мы готовы сегодня решать все конфликтные вопросы за столом переговоров. Готовы предоставить Южной Осетии самый широкий суверенитет в рамках грузинского государства — такой суверенитет, какого эта территория не знала. В частности, статус автономной республики.

В октябре нынешнего года планируется визит президента России Владимира Путина в Грузию. Хочу верить (и работаю для этого), что к этому времени нам удастся разрешить конфликтную ситуацию в Южной Осетии.

Автомобиль остановился в районе древней столицы Грузии — Мцхеты. Георгий Леванович купил в дорожном киоске пирожки и лимонад. Разложив еду на багажнике, мы быстро перекусили.

Министр спешил. Рано утром он вылетал в Сочи на переговоры по абхазской проблеме.