Климат — промозглый, цены — питерские, а зарплаты — провинциальные. Новодвинск мог бы считаться самым типичным российским городом эпохи, если бы не одно обстоятельство: на его улицах трудно дышать. Причем в самом прямом смысле этого слова. Кислород новодвинцам перекрыл Архангельский целлюлозно-бумажный комбинат, своими выбросами превратив город в зону, почти непригодную для проживания.
Туриста в Новодвинск не заманишь: слишком мало достопримечательностей, да и для здоровья опасно. В окна тряской маршрутки глядели унылые, как в дальнем Подмосковье, панельные пятиэтажки. За одним из городских кварталов маячил огромный султан белого дыма. Ветер, бьющий из открытого водительского окошка, явственно отдавал чем-то тухлым.
«Комбинат, — сказала сидевшая рядом со мной полная пассажирка, всматриваясь в залитое дождем стекло. — Дымит, как обычно. Да на глаз и не определишь, когда у него выброс. Это уже потом почувствуешь, по здоровью…»
В гостях у химии
Наверное, в этих терминах кроме специалистов свободно разбираются только местные жители — коренные обитатели «зоны природного бедствия». Емкое слово «выброс» обозначает ту совокупность смертельно вредных для здоровья веществ, что попадают в окружающую среду благодаря работе Архангельского ЦБК — одного из крупнейших целлюлозно-бумажных предприятий не только в России, но и в Европе. Его продукцию получают потребители пятидесяти стран мира. Токсичные отходы — только жители Новодвинска. Все сорок три тысячи человек. Поровну, вне зависимости от социального статуса, возраста и общественного положения. Причем уровень загрязнения окружающей среды в Новодвинске достигает такого запредельного уровня, что ряд авторитетных природоохранных организаций уже объявил город зоной «локальной экологической катастрофы».
Список того, чем комбинат травит Новодвинск, больше напоминает выдержку из учебника химии. Главные загрязнители — это газы: метилмеркаптан и сероводород. В придачу к ним — формальдегид и бензапирен. А еще — соединения серы, тяжелых металлов, мазут и прочие отходы производства, начиная от банальных дрожжевых грибков и заканчивая высшими спиртами. Случались выбросы ртути. Вода в кране отдает плесенью: это разлагаются в хлорированной воде лигнин и бактерии, оставшиеся после биологической системы очистки. Разлагаясь, выделяют страшный канцероген — диоксины.
Говорят, что жители города даже научились распознавать по запаху наличие в воздухе того или иного вещества. «Да просто все, — сказала мне Мария Зайцева, ведущий специалист Комитета по охране окружающей среды администрации Новодвинска. — Если просто чем-то тухлым в воздухе пахнет, значит, был выброс метилмеркаптана. А если конкретно тухлым яйцом — значит, сероводорода».
По словам Марии Леонидовны, во всем виноваты строители. Это они, энтузиасты первых пятилеток, возвели Архангельский ЦБК таким образом, что город оказался включен в цикл производства. В городе до сих пор рассказывают историю о том, что виднейшие ученые были категорически против его проекта. Тем не менее комбинат был выстроен, а затем, уже в наше время, приватизирован. Расплачиваются за все, включая смену собственника, жители Новодвинска. По сути, сегодня они оказались прописаны на химзаводе.
К примеру, воду Новодвинск получает из комбинатского водозабора. Тепло, соответственно, тоже от комбината. Только вот жидкость, которая здесь идет из-под крана, можно назвать питьевой водой только с очень большой натяжкой. Да и воздух…
– Вот смотрите, — эколог Мария Зайцева достает сводки мониторинга, — по метилмеркаптану в среднем за месяц бывает девять — десять случаев превышения уровня предельно допустимой концентрации. Максимальный уровень концентрации в этом году достигал 18 ПДК. Выбросы сероводорода мы фиксируем не меньше двух раз в месяц. Здесь ПДК бывает превышен раза в два….
Катастрофа местного масштаба
По данным Архангельского центра по гидрометеорологии и мониторингу загрязнения окружающей среды, в тех случаях, когда направление ветра в Новодвинске со стороны комбината, содержание сероводорода в городском воздухе может девятикратно превысить уровень предельно допустимой концентрации. Содержание формальдегида, того самого фенола, который вызывает раковые заболевания, в среднем составляет две ПДК. Уровень сильнейшего канцерогена — бензапирена держится на уровне четырех ПДК, в отдельных случаях доходя до восьми.
Чтобы было понятно: даже уровень в одну (1) ПДК означает — здесь жить нельзя, а нужно срочно вызывать МЧС и спасать тех, кого еще можно, иначе — медленная смерть. В Новодвинске люди живут: рождаются и умирают, опять рождаются — и опять умирают. Умирают, правда, чаще.
Даты очередных выбросов, когда содержание вредных газов вырастает в разы, отмечают и новодвинские врачи: в эти дни в городской поликлинике всегда наблюдается наплыв посетителей. Четкую взаимосвязь между характерным запахом здешнего воздуха и уровнем раковых заболеваний знают даже молоденькие медсестры из регистратуры.
— Ой, это вам лучше к заведующей поликлиникой подойти, к Алле Ивановне Гребневой…. Хотя мы и сами рассказать можем, — заволновалась симпатичная блондинка в крахмальном врачебном халате. — Конечно, про экологическую обстановку мы знаем. В смысле — что она плохая. У нас именно поэтому такое количество страдающих бронхиальной астмой. И по эндокринным заболеваниям мы всех опередили. И по онкологии…. Особенно у тех болезней много, кто рядом с комбинатом живет. И там же работает. Иногда приходится больных в Архангельск отправлять, когда случаи тяжелые….
Официальная статистика подводит солидную научную базу под эмоциональную речь молодой медсестры. За последние десять лет в Новодвинске на 66% выросла заболеваемость раком молочной железы, на 50% — кожи, на четверть — легких, гортани, пищевода и нижней губы. Новодвинск официально включен в так называемую территорию риска. А по заболеваемости младенцев город давно лидирует в целом по всей Архангельской области.
— Я долгое время работала лечащим врачом-педиатром, поэтому знаю, чем грозят выбросы метилмеркаптана и сероводорода, — рассказала мне Галина Васильевна Варенова, руководитель медицинской службы Новодвинского интерната для умственно неполноценных детей — огромного здания даже по московским меркам. (Очевидно, и здесь недостатка в пациентах врачи не испытывают.) — Мы наблюдали у младенцев нарушение функции печени. Страдали мозг ребенка, его будущие интеллектуальные способности.
Чисто, по совести?
Конечно, нельзя сказать, чтобы чистота воздуха в родном городе совсем уж не волновала работников и руководство комбината.
— Вы не знаете, как они стараются, — сказала мне на одной из наших встреч Мария Зайцева, ведущий специалист Комитета по охране окружающей среды администрации Новодвинска. — Комбинат проводит реконструкцию очистных сооружений. Но что они могут сделать? Ведь перенос того же водозабора — это огромные деньги. Его же придется строить заново. Да и к тому же выше нас по Двине — еще два ЦБК находятся: Котласский и Сыктывкарский. Все равно от них к нам будет идти грязь…
С этим не поспоришь. Действительно, Северная Двина и без Архангельского ЦБК все больше начинает напоминать один большой промышленный сток. А вот по поводу позиции сотрудников комбината возразить можно. Речь идет не о тех, кто непосредственно занят в опасных химических цехах. Рабочие страдают сами: бывало, что целые бригады оказывались в реанимации после коллективного отравления во время очередной производственной аварии. За работу предприятия отвечают его менеджеры и владельцы. А эти люди считают, что экологическая обстановка вокруг комбината если и не близка к идеалу, то вписывается в самые строгие нормы.
— Вы говорите, что экологическая обстановка вызывает вашу озабоченность? — переспросил меня один из менеджеров Архангельского ЦБК Владимир Аверин. — А я выражаю собственную озабоченность по поводу той возни, которая сегодня поднялась вокруг нашего комбината. Целая кампания в местной прессе. Теперь вот и вы подключились. Это все направлено против наших акционеров. С экологией на комбинате все в порядке. Мы даже прошли сертификационный аудит на систему экологического менеджмента по стандарту ГОСТа. Получили национальный и международные сертификаты. А вы говорите — «выбросы»….
Пожалуй, именно менеджер Аверин сказал то заветное слово, с помощью которого можно определить поименный список тех, кто несет ответственность за создание «локальной зоны экологического бедствия» в городе Новодвинске. Никто не спорит, что нынешним владельцам Архангельского ЦБК удалось получить из государственных рук не самое «чистое» для природы предприятие. Важно другое: как именно случилось, что власти Архангельской области так и не смогли добиться от них серьезных трат на исправление экологической ситуации в районе, где главным загрязнителем по праву считается ЦБК?
Говоря «владельцы предприятия», новодвинцы в первую очередь имеют в виду местного олигарха Владимира Крупчака. Бывший зубной врач, выпускник Архангельского медицинского института, сегодня этот акционер ЦБК работает депутатом Государственной Думы. «За главного» в Новодвинске остался гражданин Австрии Хайнц Циннер: именно он теперь занимает пост председателя совета директоров.
Методы решения проблемы загрязнения окружающей среды от этой рокировки не изменились: лучшим достижением в борьбе с выбросами стало получение пресловутого «сертификата экологического менеджмента». Зато, как утверждают экологи, Циннер не может прямо блокировать работу комитета по экологии, лесопромышленному комплексу и лесному хозяйству областного собрания депутатов, как это было раньше. Тем не менее экономный австриец, как утверждают некоторые ксенофобы из числа обозленных новодвинцев, на чужую, «не комбинатскую», экологию не тратится — расходы несет и без того нищий областной бюджет. Впрочем, об этой своей позиции, а заодно по поводу прочей благотворительности он в свое время высказался на приеме у архангельского губернатора Ефремова: дескать, его дело — платить налоги. И все. Ждать такого наплевательского подхода от западной корпорации было бы трудно. Но акционер ЦБК, фирма Pulp Mill Holding, которую, собственно, и представляет господин Циннер, в лучшем случае может претендовать на звание «темной лошадки». В результате приход на комбинат «западного инвестора» Циннера стал обычным завоевательским «Дранг нах Остен». Во всяком случае, в родной Австрии он бы так к «мирному населению» не относился.
Впрочем, у этого «западного инвестора» Циннера, который стал отечественным директором, есть деньги. А вот у Новодвинска средств явно не хватает. Разбитые, словно танками, дороги, облезшие дома, усталые лица горожан.
— А кому мы нужны? — сказал мне по дороге в Архангельск «бомбила», отвечая на вопрос о возможной, в целях сохранения здоровья, смене места жительства.– Вот, к примеру, моя однокомнатная квартира в хрущевке стоит около ста пятидесяти тысяч рублей. В Архангельске — как минимум в два раза дороже. Но там еще работу найти надо. А насчет экологии… Так живем же здесь. И вроде пока не умираем….
Это — как сказать. Врачи и экологи считают по-другому.
