Из-за футбола я плакал один раз в жизни. Слезы — да, наворачивались и до, и после, но по-настоящему рыдал один раз.

Кубилла левой своей ногой-клешней выцарапал мяч, на полметра ушедшей за лицевую, навесил в центр вратарской, наши с поднятыми руками сигнализировали судье, Эспарагго, в сущности, забивал в пустые ворота, и такой концовки четвертьфинала с уругвайцами в Мексике-70 неокрепшее мое болельщицкое сердце вынести не могло, предутренняя роса на траве в школьном парке, куда сбежал ото всех, смешивалась со слезами, а в голове почему-то стучало «мы… никогда… не будем…». Никогда — это на протяжении собственной жизни. Тот подросток был, похоже, прав.

Странное чувство. Совершенно иррациональное. Бывали времена, когда футбол исчезал из жизни напрочь, словно его и не существовало. Никаких логических объяснений этому не было, да и не могло быть. Что-то его перебивало, причем даже не могу вспомнить, что конкретно. Потому что периоды жизни без футбола оказывались в конце концов самыми пустыми. Какими-то обедненными, лишенными красок.

Голова футбольного болельщика — чердак воспоминаний, хранящий несусветную (по мнению непосвященных) бездну ненужных вещей. Ей, в сущности, не нужны видеокассеты с записью «лучших матчей», «лучших голов», хотя всего этого нынче в изобилии — свои воспоминания ярче и полнее. Смешно, но конкретные обстоятельства жизни тоже оказывались намертво сцеплены с футболом и помнятся — через него. Не только, что видел, но где и как, со всем антуражем. Полуфинал ЧМ-66 — первый день отдыха в Сочи, пряный воздух, летняя веранда дома, с хозяевами которого родители не договорились, но наши играют с немцами, мне разрешают досмотреть, над стареньким «Рекордом» — гроздья винограда, Численко зачем-то бьет Хелда по ногам и через минуту уже сидит, жуя полотенце — «мало каши ел», говорит Николай Озеров, надо уходить, но я сижу как завороженный и еще надеюсь на чудо. Через двадцать лет я также буду надеяться на чудо, уже зная результат четвертьфинала ЧМ-86 с бельгийцами, чувствуя невыносимое одиночество в прокаленной зноем квартире и невыразимое чувство солидарного горя. Это так, навскидку…

Уже выросло целое поколение, не знающее ничего подобного. Оно (может быть, к счастью) не знает, что такое «игра на понижение». Оно просто живет во всем этом. Тем, кто помнит, сложнее. Это ведь не только футбола касается.

Душа долго не мирилась с тем, что нас выталкивают на обочину процесса, что мы с железной неумолимостью в самый решающий момент оказываемся в роли наблюдателей. Но однажды поймал себя на мысли, что после очередного вылета сборной России становится легче. Почти без сожалений, ибо повода для этого наши не предоставляли. Ну, почти не предоставляли. И наступала пора Футбола, не омраченного ничем. Могли быть, естественно, свои симпатии и антипатии, свои разочарования и потери, но все они изначально были иного свойства и иной природы, нежели зажатая убогость «патриота российской сборной».

Мы потихоньку становимся цинителями. Это странное образование из двух слов — «цинизм» и «ценить» как нельзя лучше характеризует чувства российского болельщика со стажем. Можно создавать сколько угодно болельщицких союзов и объединений, можно заполонить весь эфир оптимистическими гимнами и слоганами, можно клеймить «непатриотов» и людей с невосторженным образом мыслей — это ничего не изменит.

Изменить может только игра. Не ее проблески на дальних подступах к большому футболу, которые иногда случаются, но игра, которую нынешние юные будут помнить всю свою жизнь.

Я не о результате. Результат при нынешнем уровне вмешательства в футбол политики и иных глобальных факторов — в конце концов, не главное. Все может случиться даже с самыми лучшими, примеров предостаточно. Я о достоинстве, отсутствие которого в облике национальной сборной есть самое страшное ее качество, так явно проявляемое именно в ключевые моменты.

Не давали нам повода испытать если не катарсис, то хотя бы светлую горечь. На финальных турнирах конца прошлого и начала нынешнего века — ни разу. Муть и безнадега.

Появится повод в Португалии — сниму перед Ярцевым шляпу, черт с ней, с эстетикой цинителя. Она, в конце концов, не только возрастное приобретение, она, по большому счету, еще и реакция на безнадежность, и есть в этом чувстве, как ни крути, некая ущербность.

Не появится… Ну что ж, есть с каким футболом оставаться. «Чердак» тоже пока цел.

И те давние слезы.