Она вышла из тюрьмы 31 марта этого года и сразу позвонила в редакцию «Новой газеты». Хотела рассказать правду о своей сокамернице Зареме Мужахоевой — той самой террористке-смертнице, что могла совершить взрыв на 1-й Тверской-Ямской в июле прошлого года, но была задержана охранниками ресторана. Но взрыв все же произошел. А в этом году суд присяжных признал Зарему Мужахоеву виновной в террористической деятельности и не заслуживающей снисхождения. Вердикт — 20 лет заключения.

Кто же они, 24-летняя Зарема Мужахоева и ее еще более молодые подруги-смертницы, погибшие при штурме «Норд-Оста» и взрывавшие себя в июле прошлого года в районе Тушинского рынка в Москве? Террористками не рождаются, но почему ими становятся? Об этом рассказала военному обозревателю «Новой» Вячеславу Измайлову женщина, специально подсаженная к ней сотрудниками ФСБ. Послушайте этот монолог.

Все ли в нем абсолютно достоверно, трудно сказать. Например, Юлий Дубов, в прошлом один из руководителей ЛогоВАЗа, не вспомнил такую сотрудницу (мы к нему обращались), хотя она утверждает, что там работала. Но, может быть, это такая конспирация, вызванная особенностями деятельности агента? А вот ее наблюдения и выводы кажутся нам точными.

— Нас взрывают абсолютно здоровые люди, а мы не хотим знать, почему это происходит. Именно поэтому я добивалась встречи с журналистами «Новой газеты». В одной из газет, куда я обратилась после неудачных попыток связаться с вами, мои слова просто переврали. А я хотела, чтобы все задумались и что-то поняли.

О себе много говорить не буду. Настоящие мои имя и фамилию вы знаете. Но пусть для ваших читателей я останусь инкогнито. Дело не в том, что я боюсь какого-то возмездия со стороны ФСБ или террористов. Те, кому надо, и так меня могут легко вычислить. Но у меня много друзей, родственников, уже взрослые дети. И я бы не хотела, чтобы кто-то из них знал, в какой роли мне пришлось выступать.

Я — москвичка. Окончила МАДИ. Так уже получилось, что в 1987 году была привлечена к уголовной ответственности за мошенничество. Отсидела 4 года. Потом жизнь как-то наладилась. Работала на ЛогоВАЗе — детище Березовского. Но не на самом верху.

Попалась опять на том же. Дали 8 лет. Все справедливо. Под следствием год провела в женской тюрьме, здесь, в Москве, на Шоссейной улице. Там с некоторыми из нас беседовали сотрудники спецслужб на предмет сотрудничества в качестве «наседок». За это можно было значительно скостить срок. Желающих было много. Да только не всех брали. В этом деле тоже конкурс большой.

Мне тоже предложили. Конечно, могла отказаться и тянула бы свой восьмилетний срок в зоне. Но очень уж не хотелось снова через весь этот ужас проходить. А тут не только пообещали полсрока скостить, но и на подсадке предстояло работать в лучшей российской тюрьме — в СИЗО ФСБ «Лефортово»: камеры на 2—3 человека, телевизор — пожалуйста. Отношение администрации вежливое: обращаются по имени-отчеству. Прессу можно выписывать любую, даже «Коммерсант» Березовского, даже «Лимонку». Нет, все же одну газету выписывать было запрещено — вашу «Новую».

Меня подсаживали к женщинам, работавшим в различных коммерческих структурах Березовского. Интерес был именно к деятельности Бориса Абрамовича, и компромат искали на него. Но об этом, извините, мне говорить не хочется. Ведь мои кураторы из ФСБ все свои обещания передо мной выполнили: я вышла, отсидев ровно половину. Потом, уж поверьте, в спецслужбах тоже люди разные попадаются, и те, с кем мне приходилось работать, понятие об офицерской чести имеют, поэтому мне и не хочется этих людей подставлять.

К тому времени, как привезли Зарему, я в «Лефортове» отработала уже два года — опыт был немалый: знала, как клиента к себе расположить.

Меня предупредили за час до прибытия и изъяли телевизор — Мужахоеву стремились изолировать от информации. Ненадолго. После того как на пятые сутки она стала давать показания, телевизор и прессу в нашу камеру вернули.

Вот что я о ней узнала в первые дни. На момент задержания ей было 23 года. У нее трехлетний ребенок. Муж погиб. Бабушка Заремы — родная сестра Джохара Дудаева. Дед и бабка живы, жива и мать. После гибели мужа Зарема осталась одна — беременная и без средств к существованию. Ей было 14 лет, когда началась первая война в Чечне. Она окончила полных 7 классов. На этом ее школьное образование закончилось.

Зарема родом из Бамута, но там их дом разбомбили в 1995 году, как и все село. Семья переехала в Асиновскую. Со слов Заремы, дом они захватили у русских стариков. Самих хозяев просто убили. Все, что произошло в ее жизни, сплелось в одну ненависть к русским. Зарема подсчитала, что за эти десять лет погибли 38 ее близких родственников. Восемь из них — женщины.

Я не могу, конечно, обобщать. Но думаю, что судьбы других террористок очень похожи на ее судьбу.

Первая возможность участия в теракте появилась у Заремы в октябре 2002 года. Ее готовили для поездки в Москву. Со слов Заремы, ей просто не смогли подобрать зимнюю женскую обувь 43-го размера, поэтому «Норд-Ост» случился без нее. Но тогда их все-таки готовили не к смерти: женщины считали, что будет, как в Буденновске с Басаевым — то есть Россия пойдет на переговоры.

В июне 2003 года она должна была участвовать в теракте против военных в Моздоке. Движение автобуса с летчиками отслеживалось именно Мужахоевой. Но в последний момент взрыв устроила другая женщина. А Зарема уехала в Нальчик лечиться от гайморита. Вы можете понять шахидку, которая отказывается совершить теракт из-за насморка?

Через месяц, 3 июля, Мужахоеву вместе с двумя другими девушками привозят в Москву. Живут они на базе террористов в селе Толстопальцево.

Заезжают в Москву с Кутузовского проспекта. За рулем сидит русский парень по имени Игорь. Заранее решили, что взрываться будут не на поле в Тушине — туда могли не пустить, задержать, — а возле билетных касс. Зарема из автомобиля снимала на видео, как ее подруги подрывают себя. А через несколько дней, 9 июля, уже сама Зарема должна была совершить то же самое. Но ее не хватило. Почему?

Она ездила по Москве. Видела, как в этом красивом городе живут люди: улыбаются, сидят в кафе, гуляют. Ненависть, по-моему, сочеталась в ней с тягой к этой жизни. И тяга к жизни все же победила, а может быть — просто страх… Или — зависть к тем, кого ненавидишь, и желание быть, как они.

На 1-ю Тверскую-Ямскую Зарема принесла сумку со взрывным устройством. Никакой кнопки не было. Надо было рукой соединить две клеммы, которые были обмотаны изолентой. То есть надо было прежде изоленту размотать. Она этого не сделала.

Зарема начала давать показания на пятые сутки. Почему? Здесь тоже не может быть однозначного ответа. В немалой степени этому способствовала сама атмосфера в «Лефортове». Утром охранники, поднимая, говорят «доброе утро», вечером — «спокойной ночи». Никто не кричит, не угрожает.

Зарема шла на первый допрос и думала, что ее будут бить и насиловать. Кидалась ко мне в объятия, прощалась, плакала. Я ее успокаивала. Вернувшись, была поражена вежливым отношением. Ей показали фото погибшего майора Трофимова — она плакала. Увидела оставшегося сиротой ребенка Трофимова — опять слезы. Это синдром человека войны. Образ федералов в Чечне никак не вязался с теми людьми, которые работали с ней в следственном изоляторе. Она это сама мне объясняла. Хотя сначала счастливые, гуляющие по улицам, сидящие в кафе москвичи складывались в ее сознании в какой-то один абстрактный образ. Она не ощущала в них людей, не чувствовала их боли. Как и летчик, сбрасывающий бомбы на чеченские города и села.

В «Лефортове» что-то произошло в ее сознании. Здесь ей захотелось жить больше, чем когда-либо в жизни. Видимо, поэтому она начала давать показания. Она рассказала о подмосковной базе террористов в Толстопальцеве. Она рассказала о месте нахождения многих других террористов.

Всего по ее показаниям были задержаны 13 человек, в том числе и Курейш Ганиев, готовивший и вывозивший женщин для терактов. 13 задержаны, а сколько убиты при задержании? Кто знает?

Еще… В 2002 году в Чечне были похищены двое сотрудников прокуратуры республики — женщина и молодой мужчина. Оба русские. Так вот, именно Мужахоева рассказала подробно, в какой семье, в каком доме в Ингушетии держат заложников в станице Троицкой. Благодаря показаниям Мужахоевой их удалось освободить в декабре прошлого года.

Сотрудники ФСБ обещали Зареме, что о ее признаниях никто не узнает. Обещали, что максимум она получит пять лет заключения, и те не отсидит. Обещали сделать ей документы на другое имя и определить с дочкой жить в каком-нибудь городе России.

Все это оказалось ложью. Первый шок Зарема испытала сразу же после захвата в Толстопальцеве. Она увидела по телевизору, как тогдашний министр МВД Грызлов заявил, что операция на базе террористов проведена на основе показаний Мужахоевой.

После того как Зарема дала показания, с ней начало происходить что-то ужасное. Ее стало тошнить от пищи. Через некоторое время она уже не могла есть. Похудела на 15 кг, начали сыпаться волосы. Я об этом рассказала своим кураторам. Те забили тревогу.

Я спросила у Заремы, предлагают ли ей какие-то угощения во время бесед и допросов. Она сказала, что предлагают чай. Я передала ей совет моих кураторов — отказываться от угощений. Она вняла моим советам, и здоровье Заремы пошло на поправку.

Ну а что было на суде, вы знаете… Мои кураторы также были крайне возмущены тем, что произошло с Заремой, решением суда присяжных. Видимо, в структурах российской власти правая рука не знает, что делает левая. Кто же после этого будет сотрудничать со спецслужбами?

Понимаете, я никогда ранее не испытывала сочувствия к чеченцам, хотя лично знала многих. Но в ситуации с Заремой Мужахоевой я поняла, что наши власти не только нас обманывают, но и сами себя.

Например, мы с Заремой смотрели телевизор, когда Ястржембский рассказывал, как делают шахидок с помощью наркотиков и психотропных веществ.

У Заремы в «Лефортове» 28 раз брали анализ крови — ничего не обнаружено. Она абсолютно здоровый человек. Ее знакомили и с анализами ее подруг, взорвавших себя в Тушине. Никаких наркотиков и психотропных веществ в их организме также не обнаружено.

Повторю: нас взрывают абсолютно здоровые люди, но мы не хотим знать, почему это происходит. Все, что я рассказала здесь, — правда, ее мы должны знать, если действительно хотим бороться с терроризмом.