Константин Садоведов — ветеринарный врач. У него все руки в синяках — оттого, что ходит на самбо, — и тихий голос. Это я предполагаю, что голос у него тихий. Со мной он как раз говорит громко. Его кабинет отделен от операционной чисто символической перегородкой. Там, в операционной, плачет женщина, у которой час назад машина переехала спаниеля. Теперь Садоведову приходится говорить громче, хотя он просто мог бы попросить ту женщину покинуть помещение.

Садоведов — подсудимый. Он проходит по уголовному делу. Однажды выехал по вызову, для того чтобы прооперировать кошку. Осмотрел животное, подготовился к операции, наполнил шприц кетамином, чтобы сделать обезболивание. Теперь его хотят посадить на десять лет.

Операция происходила в квартире оперативного работника Госнаркоконтроля Курылева, хозяйкой кошки оказалась оперативная работница — Воскресенская. А сама четырехцветная дворовая мурка проходит по делу как «лицо, которому производился сбыт наркотиков».

Чиновники Минсельхоза, забывшие в свое время внести кетамин в список препаратов, разрешенных к использованию в ветеринарии, никак не думали, что их оплошность так дорого обойдется врачам. ГНК не замедлил этой забывчивостью воспользоваться. По всей стране на ветеринаров заведены десятки уголовных дел. Минсельхозовцы уже раскаялись и внесли кетамин в злосчастный список, но карательную машину не остановить. И Садоведов теперь подсудимый.

Костя Садоведов несколько лет служил на границе с Таджикистаном. Когда заканчивал свою ветеринарную академию, пришла разнарядка на офицеров с военной кафедры. Можно было пойти на калининградскую таможню «грузовики с колбасой проверять», можно было вообще в Москве остаться, но Садоведов выбрал одну из двух «путевок» в Таджикистан. Решил, что будет перекрывать наркотрафик.

— У нас участок в 280 километров, на нем всего 16 погранзастав. Естественно, народу не хватает, и надо угадать, где они пойдут в следующий раз. Засаду надо устроить незаметно. Сидеть в засаде можно и неделю, и две. Если они потащат через границу дуди — это такой очень сильный наркотик, который курить можно, — то охрана будет сильная. А нас обычно больше пяти человек не бывает… Я никогда не стреляю, пока человек не переступит границу. Хотя мог бы. Хотя другие стреляют. Но я оставляю выбор: ты уходишь или ты — преступник.

Тогда, с кошкой, сотрудники ГНК никакого выбора Садоведову не оставили (не колоть он не мог: кошка умерла бы). Между тем закон об оперативно-разыскной деятельности квалифицирует их действия как провокацию. Сведения, добытые таким путем, доказательствами не являются. Сотрудников, использовавших этот прием, самих судить бы надо.

Адвокат Садоведова Евгений Черноусов ходатайствовал о признании эксперимента, проведенного в квартире Курылева, незаконным. Но судья Анатолий Севрюков его ходатайство отклонил без объяснения причин.

Судья категорически не допускает, чтобы Садоведова защищали. Он постоянно отклоняет ходатайства адвоката Черноусова, хотя изложенные в них требования вполне законны. Удовлетворение любого из этих ходатайств повлекло бы за собой закрытие дела.

Следственный эксперимент и задержание в жилом помещении, согласно все тому же закону об оперативно-разыскной деятельности, можно проводить только с санкции суда либо с согласия всех проживающих. Ни того, ни другого при проведении следственного эксперимента в квартире Курылева получено не было. Сам судья Севрюков был удивлен тем, что в законе, оказывается, есть такая норма. Вероятно, оперуполномоченный по особо важным делам майор Курылев, подписавший постановление о проведении следственного эксперимента в собственной квартире, тоже законов не знает. Как и начальник управления ГНК по Москве генерал-майор Чуваев, утвердивший это постановление.

Курылев, испугавшийся было, что попал в переплет со своим незнанием законов, заявил, что в той квартире никто не живет, все выписались. Но напрасно он волновался. Как только адвокат потребовал запросить в ЖЭКе справку о зарегистрированных в квартире, судья сразу его требование отклонил.

Теперь ключевой момент. Главный, так сказать, козырь защиты. Вы будете смеяться, но Госнаркоконтроль, ловко расправляющийся с ветеринарами, не имеет никакого права проводить эксперименты, обыски, задержания. Ни в квартирах, ни в клиниках, ни на улицах. Ни по отношению к врачам, ни по отношению к наркоторговцам. И не обладает такими полномочиями. Сорокатысячная армия, не поместившаяся в бывшем здании налоговиков на Маросейке, не узаконена. Закон о Госнаркоконтроле пока не принят. Существует этот орган согласно указу президента, а это рядовой подзаконный акт. В указе президента не прописаны права комитета на проведение мероприятий, связанных с ограничением свободы граждан.

Но сотрудники ГНК заявили, что ветеринария — это их территория, и сами теперь устанавливают на ней правила. Уже вроде и Путин высказался по этому поводу. Довольно резко, кстати, высказался. Но это результата не возымело.

— Мне всегда тревожно. Но это не страх, это именно тревога. Еще с границы осталась. Всегда — и днем, и ночью, и дома, и на работе. Наверное, уже не пройдет никогда. Я хожу в церковь, говорю с батюшкой. Рассказываю про то, как убивал людей. Но ведь и они меня убить могли. Мне кажется, это по-честному: или я, или меня… Мы идем ночью ставить засаду и знаем, что кто-то вернется, а кто-то — нет. Все говорят, а потом вдруг замолкают. Как по команде. И я просто физически ощущаю, что мы — все вместе. Я это очень хорошо знаю. У меня и отец, и дед — пограничники.

Госнаркоконтролеры — тоже люди в форме и тоже стараются вместе держаться. В последнее время — вместе с Генпрокуратурой. В конце января Генпрокуратура, встревоженная слухами о том, что в кетаминных делах масса нарушений, истребовала несколько штук на проверку. Садоведовского дела среди них не было, но остальные, по сути, идентичны ему: те же провокации, те же незаконные задержания. Через какое-то время ветеринары узнали, что все дела, видимо, будут закрыты на законных основаниях. Но еще через несколько дней уже Госнаркоконтроль вздохнул с облегчением: выяснилось, что Генпрокуратура к чистоте кетаминных дел никаких претензий не имеет. Сумели найти общий язык.

Впрочем, в ГНК тоже не звери служат. Если еще несколько месяцев назад заместитель председателя ГНК Александр Михайлов готов был рвать на себе рубашку, чтобы довести дела ветеринаров до суда, то теперь подсудимым недвусмысленно намекают: ведите себя хорошо — и больше условного срока не получите. И Черкесов говорит о том, что в каждом конкретном случае будет принято решение, которое «не будет превышать степени общественной опасности правонарушения». Но позвольте, Виктор Васильевич, какую общественную опасность представляет укол анальгетика кошке?

ГНК в сложившейся ситуации надо отстоять честь мундира. Только в ГНК забывают один важный момент: им условный срок видится компромиссом, а для ветеринаров — это крах всей жизни. Осужденный по «наркотической» статье ни в какой ветклинике работать не сможет. Все. Куда идти этим людям, которые всю свою жизнь только тем и занимались, что лечили зверей? Что им делать? Подметать дорожки в зоопарке?

— Я недавно удалял флюс у собаки. Вко-лоли несколько раз местную анестезию — не взяло. А больше нельзя. И у пса посреди операции остановилось сердце. Он не вынес. Откачивали полтора часа. А хозяйка не поняла ничего, она думала, что зубы только так и лечат.

Если и вашему питомцу предстоит сложная операция и вы опасаетесь делать ее без наркоза, то найдется масса желающих предложить вам следующий выход. За определенную сумму в клинику приезжает человек со шприцем, который собственноручно колет вашего питомца и тем самым весь риск принимает на себя. Не сомневайтесь, этот кетамин завезен в Россию нелегально. Это новый бизнес. Есть спрос — есть предложение.

Адвокат Черноусов разговаривал о сложившейся ситуации с заместителем генерального прокурора РФ Сабиром Кехлеровым. В неформальной беседе тот сообщил адвокату, что в последнее время кетамин просто валом повалил в Россию. Кетаминных курьеров задерживают постоянно, но поток не ослабевает. Так что создан новый кетаминный рынок.

P.S. В ветеринаров наркоконтролеры вцепились намертво. Теперь придумали новый заход. По клиникам ГНК разослал запрос такого содержания: пользовались ли вы кетамином в 2002 — 2003 годах? Если не пользовались, то укажите, какими препаратами его заменяли. Расчет безошибочный. Ну кто теперь признается, что использовал кетамин? А раз врачи столько лет обходились без этого лекарства, то, получается, можно и без него.

Справка:

По уголовным делам, связанным с употреблением кетамина для анестезии животных (ст.228 УК), проходят ветеринарные врачи:

1) Дука Александр Геннадиевич, клиника «Бон-Пет».

2) Красная Марина Анатольевна, Московская муниципальная ветеринарная станция.

3) Садоведов Константин Павлович, клиника ГУП «Полигон».

4) Середа Сергей Владимирович, заслуженный ветврач РФ, дважды лауреат премии «Золотой скальпель», президент ассоциации практикующих ветврачей, директор клиники «Шанс».

5) Танаева Ольга Владимировна, ветслужба Владимирской тюрьмы.

Это далеко не полный список. Нам известно, что по стране идут как минимум 19 подобных процессов. Просим читателей сообщать нам имена других врачей, проходящих по «кетаминным делам». «Новая газета» будет следить за судьбой этих людей. Ни один из них невиновен и не должен пострадать от произвола.

От редакции:

Нам известна позиция Виктора Черкесова: кетамин запрещен, врачи берут за инъекции сумасшедшие деньги. Перед законом все должны быть равны. Однако тот же Черкесов прекрасно понимает: борьба с ветеринарами — отнюдь не приоритет. И можно было добиться результатов отнюдь не репрессивными методами. Посмотрим, какие возобладают в ГНК…

В ближайших номерах мы надеемся представить точку зрения Виктора Черкесова.