Госнаркоконтроль изъял из продажи ряд книг. По своей линии. Что, в принципе, скорее правильно — с нашей субъективной точки зрения. Но в список (наряду с Баяном Ширяновым и волюмами вроде переводных мемуаров «Фениламфитамины, которые я знал и любил») попал роман Тома Вулфа «Электропрохладительный кислотный тест» (1968).
А вот это — все равно что счесть поэму «Москва—Петушки» трактатом о пользе пьянства. Вулф пишет о карнавале мескалина, пейотля и ЛСД — умно, остро, страшно. И — не изнутри. Извне.
Том Вулф, классик американского «нового журнализма» 1960-х, автор умнейшего (возможно, и пророческого) романа «Костры амбиций» (1987) — не летописец «веселых 1960-х». И уж тем более не герольд. Напротив — исследователь. Естествоиспытатель эпохи.
«Электропрохладительный кислотный тест» и начинается очень выразительной сценой: по холмам Сан-Франциско мчится серебристо-красный пикапчик. Он разрисован люминофорами по обоим бортам. У пассажиров налицо все, что осенью 1966 года заставляло цепенеть калифорнийских копов: бисер, амулеты, мандалы, нашивки из звездно-полосатых клочьев флага, фазаньи перья, эполеты… Лица расписаны синим и оранжевым, серебряным и золотым.
…Но один в кузове прикололся круче всех. На нем уж вовсе невероятный прикид: синий блейзер хорошей фирмы, белая рубашка, галстук (правда, с клоунами). Черные ботинки начищены до блеска, что даже небезопасно: чистые башмаки в кругах калифорнийских хиппи считались приметой фэбээровцев. В кейсе у нарушителя дресс-кода — гринкарта «International Press» и удостоверение журнала «Нью-Йоркер».
Это и есть автор, Том Вулф, в толпе своих персонажей. «Дети цветов» для знакомства были испытаны на терпимость их же любимым способом.
«Электропрохладительный кислотный тест» документален. В романе мелькают Аллен Гинзберг, Джерри Гарсия с группой «Благодарные мертвецы», Джек Керуак, Тимоти Лири и Ричард Алперт, «Битлз» на концерте в Сан-Франциско, Хантер С. Томпсон с рукописью романа «Ангелы Ада». Главные герои — Кен Кизи и его община Веселых Проказников.
Зимой 1962 года Кизи, как известно, прославил роман «Над кукушкиным гнездом». Примерно тогда же, как Вождь Метла из лечебницы, в мир вырвался ЛСД.
В коммуну Кизи, в дом, купленный «надеждой американской прозы», сбредались двадцатилетние бунтующие дети среднего класса. Секвойи за домом расписали кислотными цветами. «Мистер тамбуринщик» Дилана гремел из рупоров. Кизи начал «организовывать полеты», сам дозируя наркотики каждому…
Летом 1964 года из Калифорнии в Нью-Йорк помчался школьный автобус 1939 года выпуска, «светящийся оранжевым, зеленым, фуксиновым, лавандовым, голубовато-зеленым, всеми мыслимыми флюоресцирующими пастельными тонами в тысячах узоров». То был крестовый поход детей — обдолбанных, оставляющих Совершенно Голых Колдуний в придорожных психиатрических лечебницах. Карнавальный автобус мчался к полураспаду, к безумию, к крысиному бегству Кизи в Крысиные Земли Мексики.
А также к перерождению. К коммерческой инкарнации.
Вулф не претендует на звание Врага Американского Общества. Напротив: у него в тексте Проказники постоянно бьются о реальную жизнь и не могут нарушить «миллионы законов, включая закон всемирного тяготения». Их «вещь» становится вещью в обращении. Хэппенинги превращаются в очень престижные танцполы. Менеджеры в рубахах, расшитых мандалами, возникают в поле Фестивалей Любви. «Нация Вудстока» становится еще одной общественной группой, которую весьма выгодно обслуживать…
Ни малейшего отношения к сюжету не имеет приход Красного Прилива, «пагубной вспышки размножения планктона», к берегам мексиканского Мансанильо (где в унынии чалится Кизи, бежавший из США). Любая рыба, попавшая в Красный Прилив, гибнет мгновенно. Эта горячая, мутная, густая, как слизь, и со страшной скоростью размножающаяся полоса в воде, зловоние погибшей живности, багряный отблеск Океана — становятся фоном и символом «главной темы» романа.
Коллега Вулфа по «новому журнализму» Хантер С. Томпсон в «Страхе и отвращении в Лас-Вегасе» (1971), прозе «бесстыдно-артистичной, антидогматичной… последовательно самоотверженной в своем пороке» (Алекс Керви, русский переводчик Томпсона), говорит о собственных дозах, скоростях, петушиных боях и пуэрто-риканских барах.
Вулф — отнюдь нет. Это не его «вещь», не его игра, не его безумный автобус со словом «Далше!», написанным на лбу. История коммуны Кизи восстановлена после распада общины Веселых Проказников — по многочасовым разговорам с полусотней людей, по километрам кинопленки. Его «Мескалин, пейотль, семена пурпурного вьюнка» — сочинительство, старейший и лучший способ созидания параллельных миров. Его абсолютно документальная проза пылает подробностями и звенит ритмами, не уступая психоделическим видениям.
Автор вступает в состязание с героями стрезва. И выигрывает.
Книга столь талантливая не может быть сведена к прямому моралите. Но внимательный читатель «хроники пикирующего автобуса» не может не понять, что это — хроника карнавальной гибели на миру.
…Именно в контексте борьбы с наркотиками запрещать ее — неразумно.
