Журналиста Дмитрия Коровина уже полгода судят в Симоновском суде города Москвы. За это время Коровин стал чем-то символичным.

В ноябре 2002 года в журнале «Компьютерра» Коровин написал заметку «Должен остаться только один».

Тема заметки: коррупция и «пиратство».

Коровин нашел связь между частной компанией «Руссобит» и общественным Комитетом по защите интеллектуальной собственности. Коровину не откажешь в логике. Комитет по защите интеллектуальной собственности возглавил Олег Гордийко.

Один из руководителей «Руссобита» — Олег Гордийко.

Про эту фирму, тиражирующую лазерные диски, писали (до Коровина) газета New York Times и ведущие российские СМИ. Журналисты находили, что деятельность «Руссобита» связана с «пиратством».

Что нового сделал Дмитрий Коровин? Он проанализировал. «Как повлияет на численность «пиратов» деятельность Комитета по защите интеллектуальной собственности?» — задумался Коровин. И ответ он вынес в заголовок.

Теперь именно Дмитрия Коровина обвиняют по статье «Клевета».

В результате судебного разбирательства Дмитрий Коровин стал узнаваем. Про него написано десять или даже больше заметок. Он ассоциируется у читателей с ущемляемой свободой слова. А репутация компании «Руссобит» не изменилась. На днях в Пушкине сотрудниками ГУБЭПа была обнаружена линия по производству «пиратских» дисков. По информации СМИ, оборудование ранее принадлежало компании «Руссобит-софт».

На суде в пользу Коровина дал показания сотрудник ГУБЭПа Андрей Филинов. В 2001 году он участвовал в обыске и обнаружил возле офиса «Руссобит» фургон с «пиратскими» дисками. Но это не убедило Симоновский суд. Сейчас суду требуется мнение лингвиста. В данный момент заметка, написанная Коровиным, передана на повторную лингвистическую экспертизу.

Мы с Дмитрием Коровиным не так давно учились на журфаке. Возможно, это предопределило неформальность нашего интервью. О чем говорить? Что в судах все затянуто? Что самые глупые вещи делаются с самыми серьезными выражениями лиц? Мы встретились на его кухне и стали просто говорить. С несерьезными выражениями.

— Пива будешь?

— Э-э-э… Да. Значит, у меня вопросы…

— Значит, ты хочешь написать, что приходит новое поколение. Но это же должен быть не я, а какой-то «мега-чувак».

— А кто тогда «мега-чувак»?

— Ну… Ричи Блекмор.

— Но он же уже старпер!

— А я тоже старпер. По возрасту я молодой. Мне даже присущ инфантилизм. А по вкусам, например музыкальным, я ближе к тем, кому за сорок.

— На каком по счету заседании стало уже не страшно?

— Страх ушел суду ко второму. Но он периодически проявляется. У меня ведь даже приводов в милицию не было. Когда я приходил в суд за документами, секретари не понимали, что я и есть подсудимый. Они каждый день видят преступников, а мой образ не вписывается…

— Сколько уже прошло судебных заседаний?

— Кажется, пять или шесть. Я вообще лучше помню детали. Как саркастически улыбался адвокат… Как он несколько раз спрашивал: «В каком контексте вы употребляли слово «крыша»? А здесь в каком? В строительном?». Я тогда ответил: «Я хотел сказать то, что сказал».

— Ты сейчас жалеешь, что этот суд вообще случился? Конечно, нервы. Но, с другой стороны, — известность.

— Все зависит от решения суда. Не хотелось бы оказаться с судимостью, но, что ли, «не бояться темноты». Я не мученик, не суперидейный журналист, не одержимый борец с «пиратством». Попал в эту ситуацию просто по работе. Те факты, которые есть в моей заметке, до меня публиковали «Коммерсант», «Известия» — я только сопоставил. Но я ведь был внештатным сотрудником «Компьютерры», мне было тогда 23 года. Видимо, они решили, что со мной судиться легче, чем с серьезными издательствами.

— Как тебе помогло в суде обучение на журфаке МГУ?

— Во первых, я всегда могу встать и гордо заявить, что я окончил журфак МГУ и учусь в аспирантуре. Что я и сделал.

На кухне Коровина звонят мобильный и домашний телефоны. «Бараний рог, дать на лапу, «крыша», контрафактный, пиратство» — московские журналисты пишут про Коровина «в номер» — сверяют список слов, которые будут подвергнуты лингвистической экспертизе.

— Как от всего этого отдыхаешь?

— Слушаю музыку. Не в качестве фона, а сажусь и слушаю. Много сижу за компьютером, но я ни разу в жизни не был в чате. Или все-таки один раз был, чтобы узнать, что это такое. Мне нравится идея интернета, идея гиперссылок. Переходишь от ссылки к ссылке, попадаешь на форумы, дальше — на какие-то сайты… В конечном счете пишешь письмо другу, что вот то-то сегодня нашел. Нравится, что есть любая информация. Можно посвятить полдня и начать разбираться в кофеварках лучше продавцов в магазине.

— Ходишь в клубы?

— Лет до девятнадцати вообще в клубы не ходил, потом года три ходил. А теперь снова не хожу. Если и случается буйное веселье, то в квартире.

— А соседи в стену не стучат?

— Нет, боятся, видимо. (Шутит. — И.М.) Я же все-таки почти уголовник.

— Чем будешь заниматься после суда?

— Буду писать диссертацию «Российские и западные интернет-СМИ».

— Есть область жизни, которая тебя не интересует?

— До недавнего времени я бы сказал: политика. А теперь… ну… скажем, химия.

— Ты голосовал?

— Не смог, был занят по работе. Наверное, хочешь спросить, за кого бы я голосовал, если бы не был занят.

— Не хочу.

— Вот и отлично.

— Вот ты сделал свою работу. За это тебя судят. Не планировал из этой страны уехать?..

— Нет. Я там был в десятке стран…

— Не понравилось?

— Почему? Понравилось. Я не думаю, что американцы, например, тупые. Это я в одиннадцатом классе так думал. Но там другие. Там усредненная добропорядочность — пешеходов пропускают.

— Чувствуешь себя русским?

— Да. Хотя я даже водку не люблю.

— А Москву?

— Я большой город люблю, здесь много возможностей. Не то что я их все использую. Например, очень давно не был в театре. Но я в любой момент могу туда пойти.

— Какое-нибудь светлое впечатление детства?

— Тут недалеко трамвай ходит. Есть место, где как бы туннель из деревьев. Помню, как мы с дедушкой ездили по этому туннелю. В этом было что-то волшебное.

На кухне появляется Даша, девушка журналиста Коровина, тоже журналист. Даша посещает заседания суда и поддерживает Дмитрия. Вообще московские журналисты, освещающие процесс, создают Коровину моральную поддержку. За потерпевших в зале суда болеют только их адвокаты: Звездина и Недядько.

Даша подключается к интервью и задает вопрос…

— Скажи, Дима, любишь ли ты собак?

— Собак люблю.

— Что, так хорошо узнал людей? (И.М.)

— Ну, собаки вообще открытые, их понимаешь.

— Иными словами, хороших собак больше, чем хороших людей? (Даша)

— Да, а самая лучшая собака — черный лабрадор!

— Почему черный лабрадор? (И.М.)

— Так ведь черный лабрадор у Путина!

— А ведь и правда. Это я «торможу».

— Но это не надо писать. Но если и напишешь, я могу сказать, что имел в виду другую собаку — черный лабрадор есть у Березовского!

— Может, это даже родственные собаки?

— Да что собаки! Я читал книгу, что человек любому другому человеку на планете самое далекое — четырнадцатиюродный брат.