Их убили, когда они стали понимать по-английски

Б

искит не испугал звук садящегося вертолета.

Напротив, молодая медведица скорее обрадовалась, чем насторожилась. «Неужели Чарли вернулся?» — могла подумать Бискит, если медведи вообще способны думать примерно как мы. А, может, она ничего не подумала, а просто, подгоняемая теплыми инстинктивными ощущениями, побежала по рыхлому осеннему снегу к домику Чарли, как она это делала всегда, когда Чарли и Морин, ее человеческие родители, прилетали на озеро в начале каждой весны.

Б

о стояла уже поздняя осень, и среди людей, торопливо выгружавших что-то из вертолета, не было ни Чарли, ни Морин. Бискит, не привыкшая бояться людей, остановилась неподалеку и смотрела на них. Люди выгрузили рюкзаки, тюки, снегокаты и оружие, огляделись и увидели Бискит. На ловца и зверь бежит, наверное, подумали они — в отличие от медведей они были способны думать примерно как мы. Порадовавшись удачно начавшемуся дню, они зарядили ружья и в упор расстреляли Бискит — молодую медведицу, которой было пять с половиной лет, которая в первый раз в жизни была беременна, которая еще не успела залечь в берлогу и которая НЕ БОЯЛАСЬ человека.

Затем люди приблизились к своей первой жертве, деловито повернули мертвое тело, или, как они говорят, «тушку», на бок, сделали длинный вертикальный разрез, аккуратно достали черный лоснящийся мешочек желчного пузыря, сели в снегокаты, объехали озеро, застрелили еще около двадцати медведей (среди них — медведицу Брэнди с двумя медвежатами), так же аккуратно вырезали у всех, даже у самых маленьких, желчные пузыри, вернулись к домику, выпили за удачную «охоту» — и улетели.

К весне вороны, росомахи, лисы и другие мелкие животные и птицы, а также тающие снега сделали свое дело — уничтожили почти все следы и улики. Медведи словно исчезли. Растворились в тундре. Лишь кое-где могли еще попасться свалявшиеся блеклые клоки выцветшей медвежьей шерсти.

Весной 2003 года, когда Чарли вновь ступил на землю Камчатки у озера Камбальное, на южной оконечности полуострова, никто не встретил его. Чарли не увидел ни Бискит, ни ее первое потомство. Мечта его не сбылась — он не ощутил себя медвежьим дедушкой.

Обойдя дом и озеро, он нигде не встретил свежих медвежьих следов, хотя майский снег еще не полностью растаял. В домике была открыта дверь, но почти все, кроме двух-трех незначительных вещей, было на месте. Появилась даже и одна новая деталь, которая, наверное, будет преследовать Чарли всю оставшуюся жизнь: на стене на гвозде висел маленький сморщившийся черный желчный пузырь.

Чарли Расселлу, уроженцу канадского штата Альберта, 62 года. Из них около 43 лет он посвятил изучению медведей гризли. Без какого-либо специального образования и вообще высшего образования, в отличие даже от двух его братьев — профессиональных биологов, тоже всю жизнь изучающих медведей, — Чарли и не пытается представить себя ученым. Он просто наблюдает медведей особым способом, то есть живет рядом с ними так долго, как это возможно, пытаясь с помощью своих наблюдений доказать, что гризли — отнюдь не жестокие и непредсказуемые враги человека.

Этот интерес и любовь к медведям сблизили Чарли с Морин Эннз — бывшей преподавательницей живописи в Колледже искусств в Альберте. В поисках идеального места для своих наблюдений за медведями в условиях, максимально удаленных от человеческой цивилизации, они остановили свой выбор на Камчатке, а именно на озере Камбальное, в полутора часах лету на вертолете от Петропавловска-Камчатского.

Россия — страна неограниченных возможностей. Это еще раз доказали Чарли и Морин, когда им удалось получить разрешение проживать в заказнике по 7–8 месяцев в году и наблюдать медведей, не будучи не то что гражданами России, но даже и мало-мальски профессиональными специалистами.

Можно лишь догадываться, какие средства убеждения были пущены в ход. Чарли не любит об этом распространяться. Вообще, по признанию Чарли в интервью по телефону из Альберты, за все время работы на Камчатке они с Морин потратили около двух миллионов долларов. В основном это деньги американских и международных организаций и частных спонсоров, которых заинтересовал этот проект.

Канадцы платили Кроноцкому биосферному заповеднику (под прямой юрисдикцией которого находится Южно-Камчатский заказник) десятки долларов за каждый день пребывания на озере. Они построили на свои средства домик на озере и такой же домик в устье реки Камбальной для егерей заказника.

Канадцы вложили около 40 000 долларов в поддержку и развитие егерской службы в заказнике, т.е. обеспечивали зарплатами четырех инспекторов-егерей, постоянно находящихся в заказнике, что само по себе отпугивало браконьеров. Кроме того, на привезенном из Канады одномоторном гидросамолете Чарли регулярно облетал территорию и докладывал по спутниковому телефону руководству заповедника о всех случаях нарушений.

Во время одного из таких облетов Чарли заметил вездеход. Использование вездеходов на территории камчатских заповедников строго запрещено, так как это разрушает поверхностный слой ягодной тундры — любимого обиталища медвежьих самок с маленькими медвежатами. Наряд егерей по сигналу Чарли задержал вездеход, в котором находились семь браконьеров. Кроме прочего, у них была изъята видеокассета с записью полета Чарли. Интересна реплика одного из браконьеров, сопровождавшая запись: «Он, бл…, щас докружится, бл… Еще, бл…, один круг — и я его точно подстрелю…».

И без этого эмоционального монолога ясно, что Чарли не пользовался любовью местных браконьеров, да и не только их.

К

огда в 1997 году какойто охотник, застреливший медведицу, подбросил ее троих трехмесячных медвежат в зверинец в городке Елизово, неподалеку от Петропавловска, руководство этого крошечного и убогого местного зверинца, который язык не повернется назвать зоопарком, не знало, где изыскать средства на прокорм малышей. Чарли и Морин забрали их к себе и отвезли на вертолете на Камбальное. Научный совет заповедника тут же единодушно выступил против подобных экспериментов как «антинаучных».

Инспектор охотоблуправления Татьяна Гордиенко приехала на озеро и готова была отобрать медвежат у Чарли и наказать канадцев, а то и вовсе «вытурить из страны», но Чарли поговорил с Татьяной — и ее праведный егерский гнев постепенно сменился на милость.

«Я не помню сейчас, какие аргументы использовал Чарли, — вспоминает Татьяна. — Но говорил он так убедительно и искренне, что я разрешила им под свою ответственность воспитывать этих медвежат. Кроме того, я решила взять на себя научное обоснование их проекта».

В Америке гризли почти не осталось, если не считать сравнительно небольшую популяцию на Аляске. Но там Чарли и Морин никто бы никогда не разрешил подобные эксперименты. Ни за какие деньги. Воспитывать медвежат в дикой природе запрещено законом.

Бурые медведи Камчатки — самые ближайшие родственники американских гризли. Генетически они почти не различимы. Камчатские медведи — самые крупные бурые медведи в России. Их популяция, по разным оценкам, насчитывает от 6000 до 12 000 особей. Последняя достоверная перепись медвежьего населения Камчатки проводилась в начале 60-х годов, и тогда их насчитали около 22 000 особей.

Итак, Чарли и Морин получили уникальную возможность осуществить то, о чем они на родине даже мечтать не могли: вырастить трех маленьких медвежат и вернуть их в дикую природу.

Своих юных медведиц новые родители назвали Чико, Бискит и Рози. Чико — самая большая и сильная из всех троих. Бискит — самая внимательная и заботливая к своим сестрам. Рози — самая маленькая, слегка медлительная, но очень любопытная.

На Камчатке к канадцам относились в лучшем случае как к добрым сумасшедшим, но терпели их — как источник средств для заповедника.

Самый главный специалист России в этом вопросе — руководитель Торопецкой биостанции «Чистый лес» в Тверской области доктор наук Валентин Пажетнов — заявил, что эксперимент канадцев с самого начала не имел ничего общего с наукой. Пажетнов утверждает, что медведей нельзя было подкармливать, кроме как в младенческом возрасте, чтобы они не ассоциировали человека с источником пищи. Но, самое главное, по утверждению специалиста, с медведями нельзя было разговаривать.

Т

атьяна Гордиенко, теперь уже эксперт-биолог Управления природных ресурсов по Камчатской области, придерживается другого мнения. Она говорит, что в ходе общения с Чарли, Морин и их медвежатами поняла, что многие их наблюдения можно использовать в научных целях и что сейчас на собранном материале она готовит кандидатскую диссертацию.

Татьяну поразило, как легко и свободно Чарли общался не только со своими медвежатами, но и с другими медведями. Например, взрослая медведица Брэнди (здесь и далее используются имена, данные местным медведям Чарли и Морин) настолько им доверяла, что часто оставляла своих маленьких медвежат на попечение канадцев возле их домика, а сама отправлялась на рыбалку.

Чарли и Морин действительно подкармливали медвежат, особенно поначалу. Но Чарли утверждает, что они никогда не делали это с руки. Они всегда оставляли сладкую кашу и семечки подсолнуха на расстоянии от дома, причем так, чтобы медведи не видели, кто оставляет им еду. Несколько раз Чарли оставил дохлую рыбу в луже возле озера, а потом — живую, и очень скоро медвежата сами научились рыбачить — очень редкое явление в таком раннем возрасте.

Татьяна вспоминает, как несколько лет назад пошла на прогулку вокруг озера вместе с Чарли, впервые не взяв с собой ружья:

«Неожиданно мы в высокой траве столкнулись на тропе с незнакомым громадным медведем-самцом. Чарли попросил меня не делать резких движений и лишь сошел с тропы в сторону. Я последовала его примеру, но все равно подумала, что нам конец. Медведь встал на задние лапы и злобно посмотрел на нас. И тут Чарли заговорил. Он говорил тихо, но спокойно и уверенно. «Ты сильный и красивый медведь, — сказал Чарли по-английски, и в голосе его не было никакого страха. — Мы не причиним тебе никакого вреда». И тогда медведь успокоился, опустился на все четыре лапы и пошел дальше по своим делам. Медведи словно понимают язык Чарли».

Когда время пришло и медвежата почувствовали первые признаки начинающейся летаргии, они привычной вереницей последовали в сторону предгорий, нашли удобное углубление, раскопали его пошире, устроились там втроем, прижавшись друг к другу, и уснули до весны.

Татьяна вспоминает, что следующей весной все трое медвежат встретили их возле домика, как собаки встречают своих хозяев. Они бежали к своим «родителям» со всех ног, валялись вокруг, катаясь на спине и пытаясь потрепать зубами мыски сапог Чарли и Морин.

«Медвежата были счастливы, они отзывались на свои имена и понимали слово «no», — говорит Татьяна.

Т

ак и провели они вместе счастливое лето и осень 1998 года, гуляя вместе по тундре, ловя рыбу в реках и озере. Медвежата никогда не заходили в дом, предусмотрительно обнесенный забором с небольшим, но чувствительным напряжением от солнечных батарей — тех же, от которых питались его телефон и компьютер.

Чарли собирал наблюдения для своей книги о «русских медведях гризли», которая недавно вышла в свет и стала бестселлером. Морин фотографировала, писала этюды и картины о жизни медведей. Иногда медвежата усаживались в рядок и подолгу смотрели в одну сторону. Морин подходила к ним и с уровня их глаз пыталась понять, на что они так внимательно смотрят. Ей казалось, что они просто любовались каким-то природным видом. И она сделала серию зарисовок, которую назвала «Мир глазами медведей». Медвежата уже выросли большие и при желании могли покалечить и даже убить человека. Но ни одного конфликта не возникало. Они были счастливы вместе, но…

В 1999 году исчезает Рози. Чарли считает или хочет считать, что ранней весной ее убил взрослый голодный самец — явление, распространенное в медвежьем мире. Через год исчезла Чико, и Чарли надеется, что она, окрепнув физически и набравшись опыта, просто ушла жить в какое-нибудь другое место на Камчатке. И вот конечная точка. Страшная находка в его доме и исчезнувшие почти без следа Бискит и другие медведи, с которыми дружили Чарли и Морин.

«Сначала я подумал, что это чья-то дурная шутка, но потом, когда я понял, что это медвежий желчный пузырь, мне стало плохо», — вспоминает Чарли. Чарли искал свою Бискит и других медведей целый месяц. Затем прилетела Морин и присоединилась к поискам. Прошел еще месяц. В середине лета, отчаявшись и потеряв надежду, Чарли и Морин вернулись домой в Канаду. Они еще не решили, найдут ли они в себе силы вернуться на Камчатку и продолжить программу защиты медведей в заповедниках. Но пытаться вырастить медвежат они уже не будут, по крайней мере в России, а больше — просто негде.

А

лексей Маслов, известный в области специалист по учету лосося из Камчатского НИИ рыбного хозяйства, который совершает ежедневные облеты многих территорий на полуострове и кроме учета рыбы внимательно наблюдает за поголовьем медведей, считает, что Чарли очень многим мешал. Мешал браконьерам, которые ловят рыбу, заготавливают икру и промышляют медвежьей желчью. Мешал известному в области бизнесмену, который специализируется на охотничьем туризме на угодьях вблизи заповедника. Мешал тем нечистым на руку егерям, что сотрудничают с браконьерами.

«Это страшное послание было оставлено Чарли специально, чтобы он знал, кто главный в заповеднике, и больше не совался сюда», — говорит Алексей.

По факту пропажи и предположительно убийству около 20 медведей в Южно-Камчатском заказнике заведено уголовное дело, утверждает прокурор области Александр Войтович. Прокурор говорит, что у них есть главный подозреваемый — частный владелец двух вертолетов, и прежде подозревавшийся в перевозке браконьеров.

Местные охотники считают, что браконьеров специально кто-то нанял убить медведей на Камбальном и представить это как обычное браконьерство. Ведь следы вертолета остались, а час полета стоит около тысячи долларов — дороговато даже для браконьеров.

С начала девяностых, когда Камчатку открыли для иностранцев и одновременно прикрыли всю рыбоперерабатывающую промышленность на побережье и большинство сельскохозяйственных совхозов, область просто захлестнули безработица, безденежье и как результат — повальное браконьерство. В настоящее время цена желчи упала до одного — трех долларов за грамм, но браконьерское убийство медведей продолжается. В среднем один убитый медведь принесет от 50 до 100 граммов желчи. Получается, что браконьеры убивают одного медведя из-за 100 долларов.

Директор Камчатского филиала Тихоокеанского института Роберт Моисеев сидит в своем необогреваемом рабочем кабинете в теплых ботинках и вязаной шерстяной шапочке: «О каких моральных нормах может идти речь, когда целое поколение выросло на браконьерстве. Люди сломались, потому что сами видели, как у них украли их собственную целую страну».

Директор заповедника Валерий Комаров сомневается, что виновных смогут найти. Он жалуется на отсутствие средств как на основную причину неспособности заповедника обеспечить надежную защиту своих территорий. За последнее десятилетие три егеря спились и один повесился. У заповедника, на территории которого, кстати, находится одно из чудес света — Долина гейзеров, даже нет своего вертолета.

Старший охотоинспектор Елизовского района Арнольд Заславский уже три дня не может вылететь на реку Жировую, где найдены тела трех убитых медведей, брошенные прямо в воде на мелководье. Нет вертолета. В месяц на всех районных инспекторов положено только 10 вертолетных часов.

«Я проиграл свою войну с браконьерами, — со слезами на глазах говорит седой 65-летний инспектор, известный в районе тем, что не берет взяток. — Обидно это признавать, но я проиграл. Скоро на Камчатке медведь будет такой же редкостью, как под Москвой».

Областное охотоуправление расследует массовое убийство медведей прошедшей весной в Большерецком районе на юго-западе полуострова. 12 медведей были найдены убитыми в голову выстрелами сверху, то есть с вертолета. У всех были вырезаны желчные пузыри.

«И опять был задействован вертолет без опознавательных знаков, — говорит заместитель начальника охотоуправления по Камчатской области Константин Кудзин. — Словно какие-то НЛО летают над Камчаткой, а мы ничего сделать не можем. Люди видели вертолет, а наземные службы заявляют, что никого в воздухе в тот день не было».

Но даже если поймают браконьера, то максимум, что ему придется заплатить, — это штраф в пятьсот минимальных окладов, или, на худой конец, отработать исправительный срок в два года на своем же рабочем месте.

«Мы даже не можем конфисковать у браконьеров их вертолет», — жалуется Кудзин.

О

бласть — в глубоком кризисе. Не до медведей. Тем более не до медведей какого-то там канадского чудака с клоунским именем. Тем более что за заповедники отвечает федеральная власть, а она занята отловом других млекопитающих. Ей тоже не до медведей.

Теперь, когда Чарли уехал, в Южно-Камчатском заказнике опять нет практически никакой охраны — просто нет денег. Администрация области — по существу, банкрот и не знает, сможет ли организовать достаточный завоз топлива на зиму. Многие дома, даже школы и детские сады, в Петропавловске не отапливаются.

Против мэра города и самого руководства области заведены уголовные дела за халатность. У губернатора Михаила Машковцева в кабинете на стене висит портрет Путина в военно-морской форме, на столе стоит бронзовый бюст Сталина, а на лацкане пиджака — серебристый значок Ленина. Но несвятая троица не спасает.

П

ока инспектор мечтает о конфискации браконьерского воздушного флота, Чарли Расселл никак не может решить для себя, стоит ли ему возвращаться в Россию. Он так и не знает, был ли тот желчный пузырь, прибитый к стене его хижины, посланной ему «черной меткой», или браконьеры, которые часто подвешивают пузыри, чтобы случайно не раздавить их, просто забыли его в спешке. А может быть, решили, что им не нужен такой маленький пузырь ценой в три доллара и в целую медвежачью жизнь…