К 10-летию смерти Курта Кобейна Юрий Грымов поставил спектакль. В главной роли — Найк Борзов

«В

ы все когда-нибудь умрете. Вас сожгут или закопают. Кстати, можно выбрать заранее. Вы еще тепленькие внутри, а я уже нет. Я ненавижу себя и хочу умереть…».

Спектакль «Нирвана» пиарился как модный. Для того были и режиссер Грымов, и Кобейн-Борзов, и даже логотип «ЮКОС» в углу афиш и программок.

«Думаю, у нас получится проект не хуже фильма Оливера Стоуна The Doors», — хвастался еще до премьеры Курт-Найк.

В начале спектакля пустили песню Моррисона Riders on the storm.

Тряпки открыли сцену, где популярная звезда рокапопса изображала труп гранжера.

Для похожести на Курта артист-музыкант-лошадка перекрасил волосы из черного в белый.

Живой Найк двигался по сцене (как?) обкуренный.

Из соображений молодежной актуальности в спектакле неоднократно перечисляли виды наркотиков. Наверное, Грымову не сказали, что героиновый шик вышел из моды несколько лет назад.

Несовершеннолетние театралы, унаследовавшие от старших братьев рюкзаки с надписью «Нирвана», слушали внимательно: «Есть две формы счастья — физическая и химическая».

Диалоги в спектакле — катастрофа. Наверное, Грымову не сказали, что живые рок-звезды не разговаривают языком русских переводчиков-синхронистов. Тем более под кайфом.

А Борзов как Кобейн действительно хорош — может, потому что не играет. Ходит ватно на шатких ножках и смотрит так, что понятно: знает три слова, но вслух не скажет — уважает публику. А публике что? Она пытается развернуть обертку. Сначала под образом Курта расковырять актера Борзова, внутри актера найти музыканта Найка, а потом, под этой «маленькой лошадкой», другого Борзова — простого парня, гражданина РФ. Но только там нечего копать — стопроцентное совпадение образов. И это хорошо, что человек себе не врет.

Вера Воронкова и в роли Кортни Лав не хуже, чем в «Любовнике» Тодоровского. Видно, что не сильно любит она Курта, что игрушки все это, а важно другое — собственная группа с антифеминистским названием «Дыра».

Юмор «между ног» — единственный намек на комическое в спектакле Грымова. Интересно, что хотел сказать режиссер, когда смаковал, как актрису Воронкову насилуют на балконе люди с головами Микки-Маусов? Ясное дело, дитя порока — в лапах глобалистов: Грымову близки такие картинки.

Спасибо Воронковой — ее ноги во втором отделении отвлекали от туповатых актерских реплик и мыслей о Кобейне, который, увидев все это, несомненно, перевернулся бы в гробу.

Впрочем, кое-что Грымов умеет. Например, рисовать. Декорации в спектакле — немногое, что удалось. В первом акте — на сцене зеркальная картинка зала убогого Театра Маяковского, во втором — актеры в мыльной пене и запах порошка.

Ну и занимался бы декорациями! Личные амбиции — не повод прививать молодежи дурной вкус.

Можно спорить, полезно ли культивировать музыкальных кумиров прошлого в качестве религиозно значимых величин (Грымов вопросами не задается, он буквально распинает Курта-Борзова на кресте). С другой стороны, почему — нет, если в музыкальной современности героев не обнаруживается. Вряд ли, прямо скажем, спустя десяток лет какой-нибудь ДеЦл с энтузиазмом согласится играть роль того же Борзова. Да и будет ли такая возможность, если современные музыканты зачастую так легко входят в роль ушедших звезд, что почти превращаются в клонов?