П

ринимая несколько лет назад драконовский закон о политических партиях, проправительственное большинство объясняло нам, что все ограничения необходимы для того, чтобы защитить нас от нашествия никому не ведомых, никого не представляющих карликовых партий. Если судить по нынешним выборам, то закон с треском провалился. Присутствие политических карликов в предвыборной гонке на сей раз даже заметнее, чем в 1999 году.

Между тем почти в каждой европейской стране, как и в США, существует десяток-другой карликовых партий. С ними никто специально не борется. Их просто не слишком замечают. В большинстве случаев это радикальные организации на крайне левом или крайне правом фланге политического спектра. За редкими исключениями в телевизионных дебатах они не участвуют и государственного финансирования не получают, ибо не набирают необходимого для этого процента на выборах.

Другое дело, что, например, «зеленые» в США или троцкистская «Lutte ouvrier» во Франции, постоянно участвуя в избирательных кампаниях, вплотную подошли к порогу, перейдя который можно (независимо от количества полученных мест) попасть в категорию «серьезных» политических сил.

Российская аномалия состоит не в большом числе карликовых партий (по западным меркам, их у нас мало), а в подчеркнуто серьезном к ним отношении. Их пытаются «извести» специальным законодательством, а когда это не удается, им предоставляют телевизионный эфир. У этих карликов непременно водятся деньги. А главное, в отличие от Запада, наши карлики не левые, не правые, а все как один центристы.

Создание карликовых партий на центристской платформе — с точки зрения теории очевидная нелепость. Одно дело, когда кучка экстремистов и радикалов объединяется, чтобы противостоять господствующим в обществе взглядам. Совершенно иначе выглядит, когда такая же крошечная группа чиновников, полностью разделяющая политику власти, вдруг зачем-то объявляет себя партией и начинает заведомо бессмысленную борьбу с другими такими же чиновниками и карьеристами, стоящими на точно таких же позициях.

Карликовые партии в Европе — как правило, самые колоритные, они потому и малы, что высказывают экстравагантные идеи. Наши карлики — бесцветные, все как будто из одного инкубатора. Единственная из малых партий, имеющая более или менее самостоятельное лицо, — это аграрии, которых, кстати, в разряд карликов записывать было бы не совсем точно: в 1993 году они получили 8% голосов. Скорее это пришедшая в упадок средняя партия.

Возникают политические карлики непосредственно перед выборами, а затем исчезают, чтобы к следующему парламентскому циклу воскреснуть в новой конфигурации, с новыми названиями, а часто и новой идеологией. Но нелогичным все это кажется лишь в том случае, если пытаться лезть в российскую политику с европейским «аршином». У нас собственные правила, по-своему логичные и последовательные.

Российские выборы не надо путать с западноевропейскими. Там партии соревнуются между собой, пытаясь завоевать доверие избирателя. У нас тоже. Но только избиратель у нас всего один, и сидит он в Кремле, выставляя оценки и рейтинги развлекающим его политикам. Поскольку вкусы и предпочтения кремлевского избирателя более или менее известны, остается лишь вопрос о том, как правдоподобно расписать все это в итоговых протоколах. Этому мешают несколько десятков миллионов лишних избирателей, которые политического значения не имеют, но в силу нелепых европейских предрассудков тоже наделены правом голоса. Их волеизъявление надо должным образом распределить в соответствии с рейтингами, уже выставленными главным начальником.

Проблемой Кремля является компартия РФ — не потому, что она способна быть серьезной оппозицией, а просто потому, что имеет достаточное количество сторонников, способных наладить контроль за подсчетом голосов. Хотя эти попытки обычно неэффективны, на свет божий все равно выходит огромное количество сведений о нарушениях и подлогах. По счастью, лидеры КПРФ никогда всерьез не давали ходу разоблачительным материалам, собранным собственными сторонниками, но все равно они доставляют головную боль кремлевскому начальству.

Карлики, напротив, доставляют одно удовольствие. Они ничего не станут контролировать, даже если бы могли. Странным образом голоса они отнимают всегда только у оппозиции (хотя, по логике вещей, должны были бы «откусывать» электорат у идейно близкой к ним «партии власти»).

Карлики являются идеальным инструментом для перераспределения голосов. Кто проверит, получила ли та или иная крошечная партия 1,2 процента или 0,12 процента? А ведь стоит каждому из них немножко приписать, а у кого-то немножко отнять, и итоговая картина изменится весьма существенно. Отрыв «Единой России» от КПРФ на 5–7% в процессе перераспределения голосов может увеличиться до вполне весомого преимущества. Чем больше неразберихи со списками, тем легче работать над итогами выборов.

Соревнуясь между собой, карлики мечтают, что кого-то из них пропустят в Думу. Там, разумеется, им отводится в лучшем случае та же роль, которая карликам предоставлялась при любом приличном средневековом дворе, — развлекать хозяина.

Но ведь о большем здесь и не мечтают.