В Рижском театре Русской драмы 120-летний юбилей и премьера «Чайки» Петера Штайна

Л

атвия — на пороге вступления в Евросоюз. В Риге — ни одной вывески на английском, не говоря уже о русском, — только латышский язык. Узнать время у местных жителей на русском языке — целое дело: в лучшем случае молча покажут экран мобильного, на котором есть часы.

Однако в Рижском театре Русской драмы, в котором все 120 лет существования спектакли идут на русском, настроены оптимистично: на премьеру «Чайки» в постановке известного немецкого режиссера Петера Штайна все билеты проданы на месяц вперед.

Рижская «Чайка» — по-латышски «Kaija» стала продолжением двойного международного проекта — первую, англоязычную версию успешно сыграли этим летом на Эдинбургском фестивале. Петер Штайн, известный в Москве «Гамлетом» и «Орестеей» с Евгением Мироновым в главных ролях, стал первополосной персоной рижских газет и даже умудрился затмить триумфальное решение Страсбургского суда о деле «Татьяна Сливенко против латвийского правительства», обязавшего выплатить истице 20 тысяч евро.

Главным действующим лицом здесь выступает декорация, отнюдь не люди, которые попросту подавлены ею и существуют в ее тени. Огромный видеоэкран в глубине сцены — летают виртуальные чайки и плещется компьютерное колдовское озеро. Красавица Аркадина (актриса московского театра «Модерн» Елена Стародуб) — подтянутая прима, «цыпочка», никому в имении спуску не даст, вторым планом истерично ползает в ногах у Тригорина, умоляя остаться с ней. Тригорин, ватный светский лев, совершает вялую попытка побега к Нине и засыпает рядом с Аркадиной навсегда (актер московского театра имени Маяковского Анатолий Лобоцкий). Нина Заречная в исполнении Вероники Плотниковой, известной в Латвии певицы, — полусумасшедшая неталантливая девочка, мечтающая о сцене и гибнущая по дороге в Елец от тоски по Тригорину и омерзения к купцам-попутчикам и вагону третьего класса.

Все человеческие чувства поглощаются равнодушным виртуальным озером, жадным чудовищем, подарившим «пять пудов любви». Но вышло, что то была не любовь, а компьютерные пикселы, атомы виртуального мира, выкладывающие яркую, но неживую картинку. И от этого — действительно — «Холодно, холодно… Пусто, пусто…».

Противовес холодной виртуальности — короткие музыкальные фразы Раймонда Паулса. Эти тихие вскрики фортепиано, как вопли человеческих душ, упрямо твердят о том, что все вернется — и жизнь, и слезы, и любовь — на сцене и в жизни. Что охлаждение отношений России и Латвии — просто сбой в компьютерной программе Господа Бога.

Все 120 лет, что существует театр, слово «русский» в названии здесь пишут с заглавной буквы. Сохраняя пафос вывески, театр сдает первый этаж под бутики и офисы — на вырученные деньги можно оплачивать счета за зимнее отопление — его стоимость здесь так велика, что люди умоляют включать его в квартирах попозже, какая бы погода ни стояла. А сами задерживаются на работе или идут в другие теплые места — например, в театр. И отогреваются там разными способами — Паулсом, например, как рижским бальзамом на душу.