Оператор нового фильма «Трио» показал российский простор, а режиссер — беспредел

Д

ва дальнобойщика и подхваченная ими на шоссе проститутка. Одна фура на троих. На самом деле фривольно-скандальная тройка — милиционеры в качестве подсадных уток, бороздящие просторы криминальной отчизны. Бесконечная дорога с разметкой беспредела — образ родины-уродины, предложенный Александром Прошкиным.

Ровно пятнадцать лет прошло с премьеры «Холодного лета пятьдесят третьего». Там двое репрессированных героев, никаких не суперменов — просто настоящих мужиков, противостояли шайке выпущенных на волю бериевской амнистией уголовников. Какова цена свободы? Как распознать ее в тумане призраков и миражей?

И вот пятнадцать лет спустя с пугающей очевидностью все повторяется. Вместо обещанной перестройкой милой свободы, распростершей нам объятия «радостно у входа» в капитализм, — сплошные запретительные знаки: «кирпичи». Мы — посторонние. Нам нельзя. Пропуска «всюду» у разносортного криминала, развязных жуликов, бандитов-беспредельщиков, прикрытых бронированными стеклами стотысячных авто.

«Трио» — фильм о пространстве страны, на которую нежданно-негаданно свалилась полная свобода. И которая традиционно с ней не справляется. Так сложилось: генетически свобода в России заражена вирусом непредсказуемой, лавинообразной смуты.

Сценарий «Трио» написан Александром Миндадзе. Кажется, в современной кинодраматургии нет равных ему в умении насытить экранный характер тысячей оттенков, полутонов, внутренними противоречиями и контрапунктами. Тройка милиционеров из новой картины вовсе не похожа на клонированных телеканалами миляг-ментов. Странный союз. Трио провинциальных ментов, мечтающих о счастье. Один из героев по прозвищу Паваротти обладает неплохим тенором и в минуты отдохновения от гона нелюдей распевает, по-оперному страшно вращая зрачками и заходясь на кульминации. Вообще моменты превращения героев в «других», их вживание в предложенные обстоятельствами ролевые игры, преображение скромных бойцов оренбургского РУБОПа весьма правдоподобны.

Дорога дарит им кураж, видимость свободы, распаляет чувственность. Дорога — пулеметная лента, строчит из-под колес, неся с собой либо победу, либо гибель. А вокруг бесконечные степные просторы, изредка разреженные заводскими трубами. Кажется, оператор Сергей Астахов, выросший в окружении мордовских лесов и снимающий с Балабановым по преимуществу урбанистические пейзажи, опьянел от этой бескрайности, неоглядности «картинки» и непостижимым образом передал ощущение просторности экрану. Лента дороги, петляя и не тормозя, проникает и в серпантин внутренних миров героев.

Они подставляются на водительских стоянках в качестве легкой добычи. На них, как на живца, ловят банды. Два дурака и шалава. И полный кузов дорогущих «компов». Братва должна клюнуть. И братва клюет…

Андрей Панин — блестящий актер-хамелеон. К сожалению, затасканный, замыленный сериалами. Здесь предстает в облике многоопытного лукавого майора, исподтишка стремящегося перетянуть на себя одеяло… смертельной опасности. Задушенный ролью-удавкой Агента национальной безопасности Алексей Пореченков оживает, играя многокрасочную роль капитана Паваротти, бесшабашного русского мента-провинциала с истинно итальянским темпераментом. Прошкин снимает с телезвезд налет лоснящегося сериального глянца, стесывает наработанные штампы, приспособления и мульки. В этом ему помогает дебютантка Мария Звонарева — открытие фильма «Трио». Актриса на главную роль в «Трио» найдена Прошкиным в провинциальном Рязанском драмтеатре. Она не только точно вписывается в звонкий актерский ансамбль фильма, но и в ряде сцен переигрывает именитых партнеров.

Александру Прошкину в «Трио» важна не история, иллюстрируемая героями, но герои, сами воплощающие собой историю. Историю России. Год 2003-й.

Александр ПРОШКИН — о преемственности «Трио», его внутренней связи с «Холодным летом…»

Если вы заметили, в основном я снимал историческое кино. Искал сценарии, истории, погруженные в прошлое страны. Каждая из картин, будь то «Михайло Ломоносов», «Николай Вавилов», «Русский бунт», со своей стороны не только раскрывала конкретный период, но и объясняла: что же происходило и происходит с нами? Это были фильмы о судьбе личности, человека на перекрестке «время — пространство». Пойманного в сети Власти, режима, исторических, социальных катаклизмов. И прежде всего о самочувствии, самоощущении наших соотечественников.

«Холодное лето…» — фильм о тотальной несвободе. «Трио» — о климате страны, в которой внезапно открыли все краны свободы. В «Холодном лете…» мне казалось особенно важной тема близости власти и криминала. Почему так происходит: стоит власти расслабить вожжи — криминал всегда поднимает голову? Почему разгром тоталитаризма ведет к обнищанию?

Свобода в нашем понимании — ментальное ощущение, но в реальности это свобода разбоя. Вседозволенности, анархии и безнаказанности. Сегодня разбойничество приняло массовый характер. Но в провинции это выглядит еще более дико, чем в вальяжной, жирующей Москве, ощущающей себя близкой скорее Буэнос-Айресу, чем Тамбову. В провинции дистанция между нищетой и признаками буржуазного существования вовсе «огромного размера».

События фильма разворачиваются в южной степной провинции России. Там, как и в других местах, все деревни, крошечные городки нашпигованы оружием. Мы — страна, вяло, но перманентно воюющая. Вспоминаю, как на съемках «Русского бунта» (экранизации «Капитанской дочки») собирали большую массовку. Приехали крестьяне, и чуть ли не в каждых санях было оружие. Это даже не агрессивность, у нас со времен Пугачева разбойничество носит веселый, лихой характер. Тот не мужчина, кто не сидел. В 90-х выходили из тюрем и чуть ли не у тюремных ворот пересаживались в «Мерседесы».

Это картина не политическая, не социальная. Мне интересна категория людей дела: учителей, милиционеров, врачей, с врожденным и не истребимым никакими режимами инстинктом созидания. ХХ век оказался нетерпимым, смертельно опасным именно для этого тонкого слоя, подвергавшегося «изъятию» в нескончаемой Гражданской войне. Мы слишком долго существовали в несвободе. Поэтому кислород внезапного освобождения оказался для нашего нездорового общественного организма слишком резким, непростым испытанием.

Многим уже хочется обратно к выхлопной трубе почившей Системы. При снятии всех табу, в том числе и моральных, в стране воцарился чудовищный нравственный климат. В провинции все общественные катаклизмы происходят медленней. Словно в рапиде. Поэтому и социальные контрасты выглядят отчетливей.

Как же чувствуют себя люди с инстинктом делать свое дело в новых драматических условиях жизни? В раскаленном, обжигающем климате свободы? Когда исчезли не только внешние запреты, но и вериги определенного воспитания, устоев.

Почему я отказался от атрибутов экшна? История не про это. Про тройственный союз разных людей, наивно стремящихся отыскать на дорожных серпантинах свой кусочек счастья.

Вместе с тем мне бы хотелось, чтобы в соотнесении настоящего с прошлым все акценты были точно расставлены. Ибо, как бы мы ни жаловались, ни разоблачали существующий режим, мы должны отдавать себе отчет, что все еще расплачиваемся за десятилетия прожитых в Системе лет. Монстр-государство заложило мину замедленного действия, вот сейчас она и срабатывает. Свобода лучше несвободы, хотя требует иной раз непомерно большой платы.