Психотропные средства и гипноз применяются следствием в попытке получить компромат на руководство «ЮКОСа»

А

двокаты Алексея Пичугина 31 июля собрали в «Интерфаксе» журналистов. Их подзащитный отказался от своих показаний, данных им на допросе 14 июля. Защита вполне обоснованно считает, что Пичугин мог себя оговорить под воздействием психотропных веществ.

Будет ли принят отказ Пичугина от показаний — вопрос. По закону, конечно, положено. Но никто не удивится, если вскоре в материалах дела всплывут именно эти показания. Ведь медицинское освидетельствование говорит, что Пичугин вовсе не находился под каким-либо воздействием.

Со слов адвокатов пресса знает, что на освидетельствовании они не присутствовали. А официальный представитель Генпрокуратуры Наталья Вишнякова утверждает, что осмотр проходил в соответствии со всеми нормами УПК и в присутствии адвокатов.

А

лексей Пичугин, сотрудник службы безопасности НК «ЮКОС», был арестован 19 июня. Через два дня Басманный суд Москвы по ходатайству Генпрокуратуры выдал санкцию на его арест. Сотрудники прокуратуры инкриминировали ему убийство супругов Гориных, которые будто бы его шантажировали. Они якобы угрожали сообщить в правоохранительные органы, что в 1998 году Пичугин просил их подыскать исполнителей акции устрашения в отношении Ольги Костиной — бывшего советника по связям с общественностью мэра Москвы.

В 1998 году у дверей квартиры ее родителей прогремел взрыв. Никто не пострадал. Что касается супругов Гориных, то они исчезли в 2002 году, и их тела так и не были найдены.

Но Пичугина арестовали.

14 июля примерно в 14.30 Пичугина вывели из камеры. Он был уверен, что его ведут на встречу с защитниками (еще за три дня до этого адвокат сообщил, что 14 июля будут проводиться следственные действия вместе с представителями защиты). В служебном кабинете находились сотрудники ФСБ, с которыми Пичугин уже сталкивался раньше. Адвокатов при этом не было. Как рассказали потом сами защитники, их просто не пустили.

Пичугин, естественно, спросил сотрудников ФСБ об их именах и должностях. Те невнятно что-то пробурчали. Должности свои они обозначили туманно — единственное, что понял Пичугин, это то, что в ФСБ эти люди занимаются экономическими преступлениями.

Уже интересно: то, в чем обвиняют Пичугина, не имеет к экономическим преступлениям и к ФСБ ни малейшего отношения.

Представители спецслужбы больше всего интересовались руководством «ЮКОСа». По словам адвоката Пичугина Татьяны Акимцевой, «они просто добивались непонятных показаний в отношении руководства».

Еще в начале беседы Алексею Пичугину предложили растворимый кофе и коньяк. Он отказался. Правда, потом, увидев, что собеседники спокойно пьют этот самый кофе, Пичугин, по собственным его словам, потерял бдительность и сделал пару-другую глотков.

Через несколько минут стали неметь ноги, зашумело в голове, он почувствовал вялость. Что было потом, он не помнит. Потерял сознание.

Когда Алексей пришел в себя, за левое плечо его держал некий мужчина, которого в помутненном состоянии он не запомнил. Этот мужчина шептал ему на ухо: «Я все понял, кто ты такой. Ты заказал взрыв и двойное убийство, а поставило эту задачу твое руководство».

Если верить рассказам Пичугина, получается, что следствие добивается показаний под гипнозом.

На следующее утро Пичугин обнаружил в кармане куртки пачку сигарет «Парламент». Как к нему попали сигареты, он не знает. Оторвав фильтр одной, он обнаружил, что фильтр со стороны табака окрашен в ярко-зеленый цвет. Пичугин сразу же выбросил сигареты. Весь этот день он чувствовал сильную слабость во всем теле, сильно болели голова и желудок и т.д.

В этот же день, 15 июля, к Алексею пустили защитников. Рассказав о «допросе», он показал два следа от уколов. Один — на внутренней части локтевого сгиба левой руки. Второй — на правой руке между большим и указательным пальцами. Откуда взялись эти следы, сказать точно Пичугин не мог. Знал только одно: до беседы с «оперативными сотрудниками» никаких следов не было.

На следующий день защита передала следователю ходатайство о проведении тщательной проверки сообщения Пичугина. Кроме того, Алексей продемонстрировал следователю следы от инъекций. И рассказал все, что произошло 14 июля. Однако следствие проигнорировало эту информацию.

В медицинском освидетельствовании Пичугину отказано. Следствию оно показалось нецелесообразным.

Единственное, что сделали работники прокуратуры: подробно допросили Алексея 18 июля.

Однако уже 24 июля Пичугин рассказал защите, что все-таки освидетельствование было. Правда, на экспертизу адвокатов снова не пригласили. Хотя это самое освидетельствование и проводилось по инициативе защиты. К тому же возникает совершенно логичный вопрос: почему нельзя было провести осмотр в тот же день, когда этого потребовали адвокаты? Почему это было сделано только через неделю? Да и осмотр был тоже своеобразный. Врач даже не взял у Пичугина кровь на анализ (!).

В соответствии с новым заключением в организме подследственного ничего подозрительного не найдено. Кто бы сомневался. За неделю не осталось даже следов от инъекций.

Депутат Государственной Думы Алексей Мельников направил депутатский запрос в ФСБ с требованием объяснить, что делали представители службы с Пичугиным. Причем запрос был направлен лично Патрушеву. Спустя две недели пришел ответ.

«Проведенной проверкой по существу запроса установлено, что в период нахождения под стражей в следственном изоляторе ФСБ России с 19 июня с.г. по настоящее время обвиняемому Пичугину А.В. не делалось никаких инъекций и не применялось никаких психотропных средств».

Вопрос депутата о том, проводились ли следственные мероприятия с Пичугиным в отсутствие адвокатов, фээсбэшники вообще оставили без ответа.

Напомним, что еще до глотка кофе Пичугин заметил на подоконнике двухкассетный магнитофон. Что и как записывалось и записывалось ли вообще — неизвестно.

На пресс-конференции присутствовала и глава Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева. Она считает, что «наши правоохранительные органы находятся в недопустимом состоянии. Ни один западный суд при таком количестве нарушений не принял бы это дело к производству. Если в отношении человека, который может себе позволить хороших адвокатов и внимание прессы, так беспардонно нарушаются права, что будет с рядовыми гражданами, всеми нами, если мы вдруг туда попадем?»

Наша справка

Во все времена тираны старались напоить соратников, чтобы у тех развязался язык. Таким методом проверялась преданность и разоблачались заговоры. Особую известность у нас этот способ получил в окружении Сталина. Но в достоверности пьяных излияний уверенности не было. Хотелось чего-то посущественнее.

Препараты, так или иначе стимулирующие человека к откровенности, на серьезной научной основе начали разрабатываться по заданию национальных разведок во всех крупных странах мира сразу после Второй мировой войны. Признанными лидерами в этой области тогда являлись США и Великобритания. В Советском Союзе специальная лаборатория МГБ разрабатывала такие средства наряду с ядами по заданию Берии и Абакумова. Долгое время фармацевты не могли добиться успеха. Лишь в середине шестидесятых годов в арсенале разведывательных служб появились первые препараты, обеспечивающие более или менее прогнозируемый результат. Дело в том, что расторможенные такими «медикаментами» центры мозга вели себя по-разному. В клинических испытаниях выявилась куча побочных эффектов — от безудержного вранья до неизлечимых травм психики.

Почему эти средства разрабатывали разведчики? Именно в этой профессии первостепенную важность играет уверенность в преданности, отсутствии двойной игры. Агента в полевых условиях невозможно подключить без его согласия к детектору лжи. А вколоть ему «сыворотку правды» (британский термин) в номере гостиницы куда проще. Разведки действуют на территории других стран, и их сотрудники находятся вне закона. И незаконный сбор информации с помощью спецсредств — их обычная практика.

Применение таких препаратов в СССР тоже было исключительной прерогативой разведки — Первого главного управления КГБ СССР. Назывались они просто СП (спецпрепарат). Все мероприятия по его применению тоже вели разведчики. За последние 20 лет особых изменений в рецептуру СП не внесено. Вводится он в отличие от британских аналогов, фигурирующих в шпионских фильмах, не внутривенно, а перорально. То есть выпивается с жидкостью, и очень желательно — с алкоголем. Таковы его клинические свойства. После принятия СП человек ощущает в точности те же самые симптомы, что описаны адвокатами Пичугина. Затем человек впадает в состояние, известное любому напившемуся до беспамятства. То есть он может говорить и отчасти связно мыслить, хотя мышление и затруднено. Но когда он придет в себя, не вспомнит ничего.

Одновременно с препаратом разработано и разрушающее его противоядие. Сотрудники, предложившие Пичугину кофе, вполне могли принять его заранее и пить свою отраву из одного стакана с ним без опасений. Сам он как бывший сотрудник спецслужб должен был бы учитывать опасность такого поворота дел. Факт применения СП к подследственному, если он был в действительности, свидетельствует, что ФСБ не интересует реальная вина Пичугина: все добытые таким способом признания (как и сама «беседа» с ним) являются незаконными и не будут приняты судом. Значит, ФСБ, если такая беседа состоялась, интересовала совсем другая информация — которую можно использовать против руководства «ЮКОСа».

Как действует спецпрепарат? После приема СП подследственного, что называется, «несет». Он не может не ответить на поставленные вопросы. Но, находясь в странном, полуобморочном состоянии, отвечает он в очень узком логическом коридоре. Легче всего ему даются ответы типа «да», «нет» и односложные утверждения. Поэтому оперативным сотрудникам очень важно заранее подготовить список интересующих их вопросов, предполагающих простые, неразвернутые ответы. Например, если попросить человека, принявшего СП, описать документ или дорогу от одной точки до другой, он почти наверняка не сможет этого сделать, запутается и впадет в прострацию. Кроме того, достоверность ответов полностью зависит от его внутренних установок. Если подопытный ответит вам, что Волга впадает в Дон, это значит, что так он считает. Но не более.

Время, отведенное для допроса, сильно ограничено. Доза препарата заранее рассчитывается — в зависимости от веса и физического здоровья. Если переборщить — человек мгновенно заснет мертвым сном. Если недолить — не будет результата. Препарат очень вредит любому организму, и его надо быстро нейтрализовать, введя противоядие с чашкой кофе или внутривенно. После этого человек засыпает тяжелым наркотическим сном и приходит в себя медленно. Сознание чередой то просветляется, то вновь пропадает. Проснувшись, он не помнит, что с ним было с момента, когда препарат начал оказывать свое действие. Обычно разведчики рассказывают несчастному, что он просто выпил лишнего. Ощущения на следующий день, пока препарат еще в крови, очень напоминают состояние тяжелейшего похмелья, алкогольного отравления.

Все рассказанное адвокатами Пичугина чрезвычайно похоже на эту картину. Такая версия событий дает очень простой ответ на вопрос, почему в допросе Пичугина вдруг появились сотрудники ФСБ. Ведь следствие по подозрению в убийстве — это чисто милицейский вопрос. Дело в том, что ни прокуратуре, ни уж тем более своим заклятым коллегам из милиции тайну СП чекисты не доверят никогда. Впрочем, и применение СП против своих граждан в ходе заурядного уголовного дела может быть объяснено только особыми политическими обстоятельствами, которые и послужили причиной атаки на «ЮКОС». Заурядного убийцу не посадят в «Лефортово» и не привезут к нему следователей с васильковыми околышами и подозрительным термосом.