МЫ ПРИЕЗЖАЛИ НА ЧЕМПИОНАТЫ МИРА С ПЕРЕЛОМАМИ И ТРЕЩИНАМИ

Р

оссийский хоккейный сезон практически завершен. Осталось сыграть лишь последнюю финальную серию. Прошедшему чемпионату было спето немало гимнов, лейтмотив один – российский хоккей набирает былую, советскую мощь. Каким он был, тот самый самодостаточный хоккей, как добывались победы, каков был жизненный путь хоккеиста во времена «железного занавеса», смешных окладов и беззаветного патриотизма? Обо всем этом мы решили поинтересоваться у легендарного защитника ЦСКА и сборной СССР

Александра Гусева

. С Александром Владимировичем мы встретились в Ледовом дворце ЦСКА за час до тренировки, на которые великий защитник и по сей день ходит с завидной регулярностью.

– Е

ще когда мы с Валерой Харламовым играли в юношеских командах, нас привлекали на тренировки к мастерам. Кулагин и Тарасов постоянно следили за своей спортивной школой, и мы были у них на заметке. В конце сезона 68-го года я подменил в основном составе ныне покойного Алика Зайцева. Первые матчи отыграл удачно. И закрепился в основном составе.

— Насколько я знаю, каждого из новичков ЦСКА ожидали весьма серьезные испытания тренировками «по-тарасовски».

— Да уж, Тарасов работать заставлял. Особенно молодых. Мы тренировались по шесть часов в день. Тогда еще солдатами были, жили в казарме. В семь часов утра – первая часовая тренировка. После завтрака работаем уже с основным составом ЦСКА. И вечером — снова на лед. Ветераны отдыхают, а мы работаем. Тарасов тогда говорил: «Кто выживет, будет играть».

Представь: предсезонка, часов девять вечера. Хочется отдохнуть после ужина и трех тренировок. Но он собирает нас и говорит: «Ребятки, идите кроссик побегайте». Бегаем минут сорок. Придем, он нас пощупает: мокрые мы или нет. Чуть позже научились трудовой пот водой из речки заменять. Для виду пробежишься, а потом в речке намочишься.

За счет такой сумасшедшей работы ЦСКА и был сильнейшим в стране. У Тарасова попробуй хоть с секундным опозданием на тренировку заявиться — тут же двадцать кувырков или тридцать раз через борт прыгай.

— Взамен доставались слава, победы и прочие материальные льготы?

— Мы получали так же, как и в других командах, может, даже и поменьше. У меня был оклад 120 рублей плюс сорок за звание младшего лейтенанта. Вот и все. В основном жили играми за сборную. Так или иначе, когда я играть закончил, у меня машина была старая да квартирка маленькая, двухкомнатная.

— Говорят, что вы не особо-то и гнались за деньгами. Как-то от одного хоккеиста я слышал, будто бы вы Тарасову сказали: «За ЦСКА готов играть бесплатно!».

— Это давняя история. Я покуривал. Кстати, курили в команде многие, но почему-то попался с этим делом именно защитник Гусев. Мне Тарасов и говорит: «Раз ты куришь, то получать будешь меньше всех». Я ему ответил: «А что мне деньги? Я и бесплатно бы за ЦСКА играл».

— По-настоящему мир узнал вас только в 1972 году, после легендарной серии игр с профессионалами…

— Никто не верил, что мы сможем их обыграть. Мы и сами не верили. Руководство нас напутствовало: «Надо сыграть достойно. Не так, чтобы сразу испугаться и развалиться». Вышли на лед. Представляют нас. Стадион жиденько хлопает. Затем начали представлять хозяев. Минут тридцать творилось что-то страшное. Я еще Валерке Васильеву тогда сказал: «Не убили бы». От страха казалось, что профессионалы по сравнению с нами — гиганты. Валера ответил: «Гусь, не бойся. До смерти точно не убьют».

— Вы с таким воодушевлением вспоминаете игры с профессионалами. Неужели в чемпионате СССР не было столь же ярких матчей?

— Особенно нечего вспоминать. Мы ж выигрывали постоянно... Все шло по накатанной. Игры — тренировки, тренировки — игры. Этим и жили.

— А как же личная жизнь?

— Редко нас со сборов отпускали. Но если такое случалось, то обычно где-нибудь в ресторане встречались. Надо ж было расслабляться. Тарасов понимал, что режим мы частенько нарушали. Иной раз заметит, что ребятки его отдыхали, погоняет немного, но ни слова не скажет. А вот когда уже обнаглеешь – постоянно после пьянок заявляешься, то тогда на место ставил жестко.

В 1972 году с друзьями отдыхал в кафе «Лель». Сидим, выпиваем, конечно. Огляделся, смотрю: недалеко хорошенькие девчонки расположились. Я пригласил одну из них потанцевать. Так познакомился со своей будущей женой.

Два года мы с ней встречались, а потом она вышла за меня замуж. Тогда же и сын у меня родился.

— Известный армейский врач Олег Белаковский не раз восхищался мужеством своих пациентов, среди которых были и вы. Что заставляло вас выходить на лед с незалеченными травмами или тяжело больными?

— Надо было играть. Даже ревновали, когда сами на лед не могли выйти. Тарасов говорил нам: «Ребятки, давайте болеть после сезона. Надо». Я ребра ломал, руку, ключицу – не долечивался, выходил. На своем последнем чемпионате мира в Вене у меня рука после открытого перелома была – я пять месяцев в гипсе проходил. Так и поехал на тот чемпионат мира.

— Задача защитника — не дать противнику приблизиться к воротам. Естественно, приходится играть жестко…

— Понимаю, о чем ты. В СССР мы не бились в кровь, как гладиаторы. Здесь все ж друзья. Ну как я Валерку Васильева бить буду или он меня? Иногда, конечно, попадался нападающий пошустрее, его надо было немного утихомирить. Нам тоже доставалось. Мне однажды двинули, так у меня три ребра разом сломались.

— А нос вам когда сломали?

— Это еще в новосибирском СКА. Один хоккеист специально локтем заехал. Молодой я был. А он после мастеров доигрывал…

— Конфликт поколений? В ЦСКА тоже с этим проблемы были?

— Никогда в ЦСКА конфликта поколений не было. Наоборот, всегда помогали, на молодых не орали. Правда, если Александрову неточно пас дашь, он возмущался: «Слышь, молодой, вот она, моя палка. Сюда давать и надо». Или на тренировке, если шайбу у кого-нибудь из «стариков» отберешь, то вполне могли по рукам отоварить. Злились, что молодой их обыгрывает. На место ставили. Так и мы, став ветеранами, особо шустрым молодым по рукам обязательно давали.

— Вы ушли из хоккея относительно молодым. Почему?

— С Тихоновым сложились достаточно напряженные отношения. Мне тогда уже 31 год был. Он меня то в нападение перебросит, то на игру не поставит. Я раза два попался с… этим, сам понимаешь, каким делом. После игр неприятно было. Всю жизнь в защите проиграл, а тут меня в нападение ставят. Вот и выпьешь. Тихонов мне после этого и говорит: «Саш, давай заканчивай». А в общем-то, мог бы еще поиграть…

— Как вы расставались с хоккеем – ведь это же достаточно непросто?

— Тяжко. Особенно когда понимаешь, что мог еще поиграть года два-три. Я картину в команде явно не испортил бы. Но ведь все уходят... Можно было, конечно, все бросить, запить, как некоторые. А я в том же году поехал в Ленинград, поиграл сезон за местный СКА. Потом шесть лет в Питере учился. Потом направили в Калинин, работать с подмосковным СКА. В 90-м демобилизовался в звании майора. И вот — тринадцать лет на пенсии.

— Ваш окончательный уход из спорта совпал с крушением советского хоккея…

— Все просто: разрешили отъезд игроков – рухнул наш хоккей.

Сейчас стало проще. Появились деньги, а следовательно, возможность покупать готовых игроков и удерживать собственных. Уже чувствуется, что есть интересные команды. Все восемь клубов, пробившиеся в этом сезоне в плей-офф, более или менее равны.

Да и хоккей сейчас совсем другой. Все быстрее. Когда мы приходили в хоккей, для нас игра Боброва была уже каменным веком. Точно так же для нынешних игроков выглядит хоккей, в который играли мы.