Маня покосила траву, вошла в избу и спросила:
— Самовар кипел?
— Кипел, баба Маня.
— В Москве как с дровами?
— Нет дров в Москве. Там паровое отопление и газ.
— А самовар как ставить? Одними газетами не согреешь. Или вы чай там не пьете?
— Пьем. Чайник поставишь на плиту или электрический включить можно.
— И правительство так?
— Наверное.
— По-новому, значит. А детей как делаете? Тоже чего-нибудь включаете или — как раньше?
— Как раньше.
— Значит, наука еще не дошла, чтоб без мужика. Слабая пока еще наука, слава тебе господи. У тебя парницок или девка?
— Парень, хотя я девочку хотел.
— Так ведь не руками складёшь. — Маня поставила на чистенькую деревянную столешницу три чашки с блюдцами и выглянула на дорогу. — Вот и мой партиец пиздяной идет. Сейчас познакомишься. Он видишь что удумал: в коммунисты записался, чтобы зубы новые вставить. Им в районе без очереди зубы справляют. А я-то осталась беспартийная... — Она залилась смехом.
— Иван! — закричала баба в окно, вытирая слезы. — У нас гость! Журналист Юрка из Москвы... Сейчас. — Она подмигнула мне, метнулась к печке за занавеску и оттуда — в сени.
Через минуту, сверкая ослепительными зубами и повязанный платком на манер пирата, вошел муж бабы Мани Иван Павлович.
— Ну, — сказал он медленно и членораздельно, — как там благосостояние? Крепчает?
— Крепчает. — Я во весь рот улыбнулся, пожимая ему руку.
Павлович посмотрел на меня пристально и спросил:
— Партиец?
— Нет, свои.
— Ну, значит, мы познакомились... Тогда я пойду сниму зубы, а то жмут, как тесные сапоги.
Он скрылся за занавеской и скоро появился, счастливый:
— По такому поводу...
Я полез в рюкзак. Маня, метнув лукавый взгляд, поставила на стол соленые грузди и картошку.
— Говорила ему: не ходи, обманут. Теперь гляди — без зубов, а все равно в партии.
Павлович махнул рукой и стал разливать.