Знаменитая советская фабрика шила для лучших домов моды. Но решила продвигать собственную торговую марку
90
лет истории швейного производства — и оборудование «с иголочки» за сотни тысяч долларов. Десятки современных моделей верхней женской одежды — и суровая военная приемка. Все это в окружении столичных развалов женского ширпотреба — на любой вкус и кошелек. Таковы сегодня непростые будни знаменитой московской фабрики «Вымпел».
— Это даже жизнью нормальной назвать нельзя, — рассказывает генеральный директор объединения Владимир Константинович Моисеев, — просто ежедневная борьба за выживание. Ведь сколько за эти годы разорилось славных швейных производств! И «Радуга», и «Смена», и «Женская мода» полегли, не устояли перед рынком.
— Выходит, знаете вы какие-то секреты, раз выжили, шьете десятками новые модели, да из лучших мировых тканей?
— Во-первых, мы не связываемся с розничными рынками. Не хочу я, чтобы объединение «Вымпел» дожило до палатки! Да и сколько моделей мы там покажем — одну-две-три. Для нормальной цивилизованной покупки, я считаю, в зале должно висеть не меньше тысячи двухсот—тысячи трехсот пальто. Поэтому розница — только через сеть фирменных магазинов.
Мы их в собственность выкупаем. Торгуем по всей России — от Владивостока до Москвы. Обмениваемся торговыми площадями с швейниками из других городов. Так наши товары попали в Липецк, Петербург, Курск. Фирменная торговля уже дала больше половины всех оборотов. Вы приезжайте в субботу, воскресенье — около наших магазинов стоят очереди в 300 — 400 человек.
Почему? Потому что второй наш фирменный секрет — качество продукции, этим еще в советские времена славились. Большая доля нашего объединения — государственный комплекс, пошив одежды для людей, работающих в экстремальных условиях. Это и одежда для военных, и скафандры для космонавтов, и комбинезоны для летчиков всех отечественных скоростных самолетов, одежда для проводников, пожарных… А значит, суровая военная приемка. Я пришел на фабрику 20 лет назад и еще тогда был удивлен высокими требованиями к качеству продукции. Еще хотите о секретах? У нас свой коллектив художников, разработчиков. Ежегодно наши дизайнеры посещают дефиле модной одежды во Франции, в Италии.
— А где вы деньги находите? Ведь это недешево — путешествие на модное дефиле целого отряда фабричных художников, да еще каждый год!
— Мы деньги не находим, а зарабатываем.
— Другие тоже бы зарабатывали, да не знают, как.
— Есть у нас еще секрет. Ни одно швейное предприятие России не имеет оборудования того уровня, что имеем мы. Мы очень хорошо перевооружились в последние годы существования Советского Союза, за что коллектив искренне благодарен Борису Ельцину. Он неоднократно бывал на «Вымпеле», и решение о новых машинах было принято, когда он еще возглавлял Московский комитет партии. Так что факт остается фактом: фундамент нашего современного производства заложил, можно сказать, «отец шоковой терапии». Но, конечно, за последние годы мы на этом фундаменте многое построили, много средств в производство вложили. Например, маленькие предприятия, организованные за годы реформ, не могут себе позволить приобрести пресс проходного типа за шестьсот тысяч долларов.
— Конечно, часть вашего предприятия выполняет госзаказ — обеспечивает армию, другие службы, и вы получаете солидную поддержку государства…
— Что вы! Это мы помогаем государству. Я уже не говорю о налогах, но вся прибыль от выполнения госзаказа считается так скрупулезно — не выше какого-то предела. И той выгоды, что дает рыночная продукция, «военка» давать не может. Тут не разбежишься…
— Есть еще способ безбедного — относительно — существования: найти зарубежного партнера-инвестора и беззаботно шить для западного рынка под чужим лейблом. Как вы относитесь к такому варианту ?
— Откровенно? Плохо отношусь. Но из-за недостатка оборотных средств мы тоже вынуждены были уйти в рабство. Я по-другому это назвать не могу! Мы шили и для Пьера Кардена, и для Гелека, и для Бенард. Так хорошо и много для Америки шили, что в 1999 году конгресс ввел квоты на ввоз пальто из России. Но это все равно рабство.
— Просто одна из форм рыночного сотрудничества.
— Нет, рабство. Потому что Запад дает свою модель, а я продаю дешевую рабочую силу. Я не развиваю свою марку. Мы шили, а на изделии висело: «Пьер Карден», «Гелек», «Бенард»… Мне не надо было думать. Просто выполнял команды: «Вот этой модели пошей столько-то».
— Но вы ведь вывернулись!
— Да, заработали оборотные средства, подняли голову, и все эти фирмы ушли — многие в Белоруссию, на Украину. Мы тоже теперь расширяемся. В Тульской области у нас три филиала. Они уже тридцать лет в составе объединения, но были остановлены, а сейчас пришло время возрождать.
— Ваше объединение шило пальто для всего мира под чужими марками, и эти изделия имели успех. А под собственным лейблом «Вымпел» вы пытались проникнуть на западные рынки?
— Нас там никто не ждет. Не только на Западе. Вот свежий пример: мы вели переговоры с Белоруссией. Там хорошая швейная промышленность, их крупнейшие швейные объединения торгуют по всей России. Но когда я попытался проникнуть со своей продукцией в Белоруссию, мне сказали твердо: «Не пустим!». Там негласный указ батьки: чужую легкую отрасль не пускать. Пусть будут инвестиции из России, открывайте бары-рестораны-казино — и только!
Пытались проникнуть и в Германию, и в Норвегию. Но ставят такие препоны! И высокая арендная плата, и таможенные барьеры, и налоги.
— Обменивайтесь торговыми площадями, как с российскими городами.
— Ехать сюда они не хотят. К России доверия до сих пор нет. Хотя иностранцы, бывая в Москве, часто посещают наши магазины, особенно американцы. Покупают по три-четыре пальто: уровень цен у нас и на Западе несопоставим, а шьем мы из итальянских тканей, на западном оборудовании. Так что по качеству не уступаем.
— Почему вы шьете из импортных тканей, куда делись наши, российские производители?
— Они разорились. Последняя фабрика — имени Петра Андреева — куплена совсем недавно. Там не будут заниматься тканями, помещения сдадут под офисы.
— Государство не защитило их?
— Или они сами не смогли защититься.
