Э ту тайну попытался раскрыть бывший начальник минского СИЗО Олег Алкаев в одном из февральских номеров нашей газеты. Он рассказывал о том, что пистолет для бесшумной стрельбы, применяемый для приведения смертных приговоров в исполнение, изымался по распоряжению министра внутренних дел Белоруссии Юрия Сивакова в те самые дни 1999 года, когда в Минске исчезали известные оппозиционные политики. Напомню, что Алкаев тогда написал рапорт, был допрошен, а пистолет изъяла следственная группа. После перестановок в силовых структурах Белоруссии рапорт, пистолет и протокол допроса Алкаеву вернули и попросили забыть о том, что он вообще когда-то давал показания по этому делу. А следствие в январе нынешнего года приостановили.

Тем не менее даже то хилое следствие, которое, похоже, действовало по команде, а не по закону, смогло прийти к тем самым выводам, после которых сомнения могут остаться только у слепого, запуганного или виновного. В частности, материалы дела по исчезновению Виктора Гончара и Анатолия Красовского откровенно говорят: «Это убийство!».

В иктор Гончар и Анатолий Красовский исчезли вечером 16 сентября 1999 года. В 22.35 они вышли из бани и сели в автомобиль джип «Чероки», принадлежавший Красовскому. Больше их никто не видел. Но это исчезновение оказалось не таким бесследным, как в случаях с бывшим министром внутренних дел Юрием Захаренко или оператором ОРТ Дмитрием Завадским. Следы обнаружить удалось. И даже свидетелей.

Экспертиза показала, что стекло и краска – от того самого автомобиля (эксперты сравнивали с аналогичным джипом того же года выпуска и цвета). Что же касается бурых пятен, то они, по заключению экспертов, являются кровью человека группы 0 (1). А геномная экспертиза с вероятностью 99,9998% установила, что кровь принадлежит Виктору Гончару.

Нашелся свидетель, живущий в соседнем доме, который рассказал, что в день исчезновения Гончара и Красовского около бани он видел красную БМВ. В машине сидели три человека. Он обратил внимание на БМВ потому, что она простояла возле той бани практически всю вторую половину дня. Допрошенный работник бани дал показания, что однажды разговорился с неизвестной женщиной, которая работала в соседнем производственном здании. Она рассказала, что слышала в ту ночь шум, грохот, мужские голоса, крики о помощи. Потом в помещение цеха зашел человек в форме, представился сотрудником милиции и спросил, не слышала ли она шума на улице. Испугавшись, женщина ответила, что ничего не слышала.

Еще одна свидетельница, живущая в одном из домов неподалеку от места происшествия, рассказала, что в тот вечер возвращалась домой вместе с дочерью около 23 часов. Они должны были проходить мимо бани. Когда до места оставалось несколько сотен метров, к ним подошел молодой человек, который начал спрашивать, как пройти к ближайшему метро, как выйти на Партизанский проспект, есть ли станция метро на том проспекте.

У свидетельницы возникло ощущение, что все эти вопросы задаются лишь с целью не пропустить их дальше. Тем более что она успела заметить: на проезжей части еще один человек остановил девушку и начал тоже о чем-то говорить. Было слышно, как за углом, ближе к бане, кто-то пытается завести машину, но она не заводится. Потом из-за угла выбежал третий человек и громко свистнул. После этого все трое разошлись в разные стороны. Возле бани свидетельница увидела три машины с выключенными фарами. Позже, когда мать с дочерью уже подходили к своему дому, они заметили, что две машины (предположительно «Ауди» или БМВ) отъехали от здания бани.

Конечно, этих свидетельских показаний не хватало для того, чтобы не просто констатировать похищение, а найти причастных к нему. Но после появления рапортов Олега Алкаева и тогдашнего начальника криминальной милиции Николая Лопатика свидетелей стало больше…

М инистр внутренних дел Юрий Сиваков к моменту допроса уже ушел в отставку и занимал должность заместителя главы администрации президента. В своих показаниях он заявил, что «в целях реализации замысла по совершенствованию пенитенциарной системы <…> была необходима достоверная информация по организации и обеспечению процедуры исполнения высшей меры наказания». И, конечно же, именно для получения достоверных данных о состоянии дел в этой области он отдал распоряжение командиру в/ч 3214 Дмитрию Павличенко «изучить систему работы Комитета исполнения наказаний МВД Республики Беларусь, в том числе, как исполняется исключительная мера наказания – расстрел». По поводу получения расстрельного пистолета Юрий Сиваков заявил, что не помнит, отдавал ли такое распоряжение.

Зато заместитель Сивакова Чванкин дал показания, в которых признал, что министр действительно отдал распоряжение получить в каком-либо подразделении МВД пистолет для бесшумной стрельбы. Выполняя приказ начальника, он, в свою очередь, дал поручение заместителю начальника управления по технике и вооружению МВД В. Дику получить это оружие. При этом Чванкин отказался отвечать на вопрос, какие именно «мероприятия» проводились при участии этого пистолета.

Бывший адъютант Сивакова Владимир Колесник во время следствия изменил показания. На первом допросе он сказал, что 16 сентября 1999 года (в день исчезновения Гончара и Красовского) по приказу своего начальника пошел в СИЗО, взял пистолет и принес его Чванкину. Но уже на следующем допросе адъютант заявил, что на самом деле никакому Чванкину пистолет не носил. Просто взял по приказу министра, положил в собственный сейф, а через сутки спокойно вернул его в СИЗО…

Но вот что любопытно. Если в первый раз, в мае 1999 года, когда исчез бывший министр внутренних дел Юрий Захаренко, пистолет изымался с соблюдением всяческих приличий – с письменными приказами, резолюциями, рапортами и прочими реверансами, — то во второй раз, в день исчезновения Гончара и Красовского, все оказалось уже куда проще. Приехал в СИЗО адъютант министра да и взял пистолет без всяких бумажек. Интересно, если бы не написали Алкаев и Лопатик свои рапорты, если бы не произошла утечка информации, насколько с течением времени смогла бы упроститься процедура изъятия расстрельного пистолета?

К стати, о рапорте Николая Лопатика. Он появился днем раньше, чем рапорт Алкаева. Лопатик был начальником криминальной милиции МВД, а опером разного ранга он проработал больше 20 лет. В своем рапорте начальник криминальной милиции написал, что ему стало известно: секретарь Совета безопасности Виктор Шейман (теперь – генеральный прокурор) дал указание Дмитрию Павличенко (Дмитрий ПАВЛИЧЕНКО — бывший командир СОБРа, а теперь командир части 3214 (внутренние войска), доверенное лицо Юрия Сивакова — бывшего министра внутренних дел Белоруссии, недавно назначенного министром спорта) физически уничтожить бывшего министра внутренних дел Юрия Захаренко. Обеспечение информацией о местонахождении Захаренко возлагалось на структуру, возглавляемую неким Н. Васильченко («структура» — это разведка Совбеза. Сам Васильченко вслед за Шейманом ушел в генеральную прокуратуру, где возглавляет сейчас службу собственной безопасности. — И. Х. ).

Из клубка всех этих фамилий тянется столько нитей, что, казалось бы, потяни за любую — клубок раскрутится сам и истина отыщется быстро. Тем не менее следственная группа в конечном счете смогла выплюнуть лишь жалкое: «Следует с большой вероятностью сделать вывод о том, что автомашина Красовского А.С. была остановлена при выезде от бани. После чего Красовский А.С. и Гончар В.И. с применением насилия были похищены неустановленными следствием лицами и увезены в неизвестном направлении. Однако в ходе следствия не удалось установить как дальнейшую судьбу Гончара В.И. и Красовского А.С., так и лиц, похитивших их». Вот, собственно, и все. Следствие прекращено. Дело Захаренко завершилось аналогично. От кричащих фактов государство отмахивается, а Лукашенко по старинке любит завернуть публично что-нибудь вроде «опять живого Гончара видели на днях за границей».

Власть не должна топорщить усы и угрожающе шипеть, когда ее обвиняют в организации убийств. Потому что если пропадают без вести политические оппоненты действующей власти, подозрение падает в первую очередь на нее. В интересах любой власти тут же броситься расследовать изо всех сил эти странные исчезновения. И в конце концов найти виновных и доказать, что она — власть — тут вроде как и не при делах. Тем более что даже протянутые ей соломинки имеются. К примеру, показания Чванкина о том, что министр дал приказ найти в каком-нибудь из подразделений МВД пистолет для бесшумной стрельбы. При таком раскладе получается, что именно расстрельный пистолет не имел принципиального значения, сгодился бы и другой, а это разрушает версию Алкаева о ритуальном характере убийств по типу приведения в исполнение смертного приговора именем государства. Можно пожевать сопли да и выкрутить, что именно этот пистолет подвернулся случайно, а нужен был любой бесшумный — например, пострелять в небо захотелось господам офицерам после вечеринки.

Но этот вариант — для отмазки. А для установления истины нужно было бы провести очную ставку ничего не помнящего Сивакова и кое-что помнящего Чванкина. Глядишь, и выяснилось бы еще что-нибудь…

Старого опера и начальника криминальной милиции Николая Лопатика, который прямо утверждает, что существовал приказ секретаря Совбеза о физическом уничтожении, не допросили вообще. Равно как бывших генпрокурора и председателя КГБ, которые планировали арест Павличенко и заказывали в России аппаратуру для поиска трупов. Васильченко из «разведки Совбеза» по-прежнему является мифологической фигурой, потому что «живьем» его никто не видел.

Николай Лопатик, отправленный в отставку в ноябре 2000 года, тихо сидит на даче и просит не беспокоить его больше никогда. Жены исчезнувших бьются лбами во все закрытые двери, а старенькая мама Юрия Захаренко пишет Александру Лукашенко письма с просьбой позволить ей хотя бы перед смертью, хотя бы один раз увидеть своего сына.

Где сейчас находится расстрельный пистолет № РО57С, не знает никто. Не исключено, что он все там же и по-прежнему верой и правдой служит делу смертной казни.