Я РАБОТАЮ ЛИФТЕРОМ МЕЖДУ РАЕМ И АДОМ

Эксклюзивное интервью комиссара Европейского союза по окружающей среде

Н

а плечах миниатюрной блондинки — груз заботы о природе Старого континента, и не только его. Одна из 20 членов высшего конклава еврократии, героиня баталий с вашингтонской администрацией за ратификацию Киотского протокола о «парниковых газах», комиссар Европейского союза по окружающей среде Маргот ВАЛЬСТРЁМ встретилась с корреспондентом «Новой газеты» в преддверии своего визита в Москву.

— Окружающая среда, как и права человека, всегда была второстепенным предметом в государственной политике. Вот и сегодня главная тема новостей — Ирак, надвигающаяся война. Как получилось, что в странах Евросоюза, где от войн погибли десятки миллионов человек, экологическая тема с 70-х годов занимает одно из ведущих мест в политической повестке дня? Что должно было так встряхнуть европейцев, чтобы они осознали ее важность?

— Европейцам стало очевидно, что дальнейший экономический рост невозможен, если не защитить среду, в которой живем. Возникло понятие «устойчивого развития». Оно и стало направлением нашей политики, потому что мы хотим создать гармоничную систему на трех столпах развития человечества: экономическом росте, социальном развитии и сохранении здоровой окружающей среды. Экологическое сознание выросло из кризисов и катастроф.

— В Советском Союзе нас учили, что только всеохватывающая государственная собственность может обеспечить защиту окружающей среды. Как удается решать экологические проблемы в ЕС, где господствует частная собственность?

— Проблема не в идеологии, а в осознании проблемы обществом. Теперь и крупный бизнес начал понимать, что экология должна стать частью корпоративной деятельности.

— Как можно влиять на частные компании, движимые заботой о прибыли, а не о воздухе, растениях и птичках?

— У нас в ЕС более 200 законодательных актов, покрывающих весь спектр проблем, — воду, воздух... Это работающий механизм воздействия на частный бизнес. Есть и добровольные соглашения с крупными корпорациями.

Например, с производителями автомобилей мы договорились о сокращении вредных выхлопов у новых машин. Есть и экономические рычаги — налоги, льготы... Деньги — лучший аргумент, а окружающая среда имеет цену. Корпорации поняли, что чем больше тратят на чистоту производства, тем большей экономической выгодой это обернется в конечном счете. Вкладывая в экологию, потом выигрывают на сокращении затрат. Дешевле покупают энергию, сырье, меньше платят за очистку ... Конечно, трудно до этого дойти самим, и часто в начале процесса лежит законодательное принуждение.

— Техногенные катастрофы, какой можно считать аварию танкера «Престиж», случаются не впервые. Какие профилактические меры принимает комиссия?

— Еврокомиссия отреагировала беспрецедентно быстро. Речь идет о выводе из эксплуатации танкеров с одинарным корпусом.

— А ответственность хозяев груза? В случае с «Престижем» это был мазут российского происхождения…

— Чтобы использовать механизмы санкций, мы напечатали «черный список» танкеров, которые нежелательны на морях ЕС. Экспортер должен выбирать суда, которым доверяет свой груз.

— Индустриальные методы в сельском хозяйстве создали чудеса производительности, но привели Европу к «коровьему бешенству», ящуру, диоксину, гормонам, генетически измененным продуктам. А «зеленые продукты», произведенные без «химии», стоят дороже, и вид у них неказистый.

— Пока большинство выбирают более «аппетитный» и дешевый продукт. Но все больше людей, конечно относительно обеспеченных, согласны платить дороже за этикетку с указанием, что там нет гормонов, что это выращено на органике. Наша задача — изменить сельское хозяйство ЕС, чтобы не было стимула для химии и генетически измененных продуктов.

— Видимо, экологическое сознание возникает все же на определенной стадии сытости. Часто оно принимает и радикальные формы. Как вы относитесь к радикальным экологическим движениям — «Гринпис», «Рейнбоу» и т.п. Они ваши противники или союзники, и есть ли сотрудничество с ними?

— Они порой нам просто необходимы для подкрепления амбициозности природоохранных проектов. Они всегда ругают меня за то, что делаю мало. Но в итоге оказываются союзниками, потому что активны, компетентны. Они вскрывают те или иные экологические проблемы, о которых мы не знали или знали мало. Мы материально поддерживаем эти организации, которые менее богаты, чем индустриальные лобби. А выслушиваем обе стороны.

— В 92-м я освещал экологический саммит в Рио-де-Жанейро, где лидеры стран мира обязались спасти планету. США там представлял президент Джордж Буш-старший, Россию — вице-президент Александр Руцкой. Что изменилось с тех пор? Что сделано за десять лет, и стал ли прошлогодний саммит в Йоханнесбурге новым шагом вперед?

— После Рио «зеленые» объявили о провале, неспособности большинства государств решать проблемы планеты. А Йоханнесбург стал действительно вехой. Принято несколько обязывающих конвенций, выдвинут целый ряд предложений, которые могут стать основой международных договоров. Например, мы формируем коалицию воли из стран ЕС и некоторых других государств, которые хотят развивать и внедрять возобновляемые источники энергии. С другой стороны, Йоханнесбург невыгодно отличался от Рио совершенно иной политической ситуацией с ее экономическим спадом, конфликтами, ощущением раскола мира на победителей и побежденных.

— Евросоюз ратифицировал Киотский протокол, невзирая на отказ США. Не потерпит ли он ущерба на мировом рынке? Ведь США отказались от Киото ради своих экономических интересов. Почему российские парламентарии должны рассматривать ратификацию этого документа как важный приоритет?

— Из беседы с Лукиным я поняла, что Россия, в принципе, за ратификацию Киотского протокола и вопрос лишь о сроках. Я верю, что Россия выполнит политическое обещание, которое в Йоханнесбурге дал премьер Касьянов. Тогда она окажется в неплохой компании. Сейчас уже 105 стран ратифицировали протокол.

Конечно, без участия США он слабее, чем мог бы быть. США — крупнейший производитель «парникового газа». Но в чем альтернатива? Изменение климата — это глобальная проблема, которая касается будущих поколений, требует глобальных рамок решения. Надо работать вместе. Россия получила немало выгод в результате переговоров как в Бонне, так и в Марракеше. Мы, европейцы, пошли на большие уступки, чтобы она не выпала из киотского процесса. Допускаю, что она потеряет (в лице США. — А.М.) одного потенциального покупателя ее кредита на выброс «парникового газа». (Речь идет об установленных Киотским протоколом «квотах» каждой страны на порчу атмосферы; Россия сейчас не полностью выбирает свою «квоту» и может остаток продавать тем странам, которым не хватает своих. — А.М.). С другой стороны, Япония может частично восполнить эту потерю, как и потенциальные покупатели в Европе. России надо посчитать и сделать выбор: находиться в международных договорных рамках или надеяться на прямые двусторонние сделки в торговле экологическим кредитом. Ратифицировав протокол, она входит в международные рамки с ясными правилами, которые дают ей явные экономические преимущества.

— Ваша оценка сегодняшнего состояния окружающей среды в России?

— Очень плохое. Значительная часть территории, по мнению российских же экспертов, непригодна для жизни человека. Это «подарок» предыдущих поколений, но мы не должны дарить еще более тяжелого своим детям и внукам.

— Многие оракулы предрекают вселенские катастрофы. Людей пугают озоновой дырой, таянием айсбергов и потопом. Грозит ли миру экологический апокалипсис? Можно ли его избежать?

— Я часто определяю свою работу как работу лифтера между раем и адом, но не верю в апокалипсис или иные мрачные предсказания судьбы рода человеческого. Не люблю гадания и думаю, что человечество способно придумать решение самых сложных проблем для самосохранения. Но надо найти середину между ожиданием фатальной вселенской катастрофы и полной беспечностью человека в розовых очках; имея на руках факты и цифры, думать о проблеме роста народонаселения и сокращения запасов чистой воды. Мы отравили так много грунтовых вод, что чистой воды не хватает растущему населению. Надо думать и о том, откуда брать энергию в будущем.

Трудно объяснить людям, желающим жить в комфорте сегодня, что мы производим вещества, которые влияют на нашу функцию биологического воспроизводства. Но экологическое сознание уже внедрилось в широкие круги населения ЕС, входит в повестку дня крупных промышленных компаний, и в этом я вижу возможность решения проблемы.

— Трудно ли быть европейским комиссаром женщине? Вы почти со школьной скамьи в политике, с 25 лет — депутат парламента Швеции, были министром, главой телевизионной компании. И в то же время — семья, двое детей.

— Для себя я не вижу альтернатив.

— А как семья?

— Мы привыкли много лет ездить туда-сюда — из Стокгольма в другие города мира. Я решила, что хватит, и соединила семью в Брюсселе. Дети учатся в Европейской школе (школе для работников руководящих учреждений ЕС. — А.М.). Это важно для семьи — жить нормально.