Без политического разрешения конфликта наша уязвленность будет повышаться с каждым днем

Т

еракт состоялся.

Да, не так, как хотели боевики. Но и мы надеялись на другое: кто сказал, что существует процент допустимых потерь?

Нас заставили задуматься о последствиях. Больно — что не мы сами и так поздно.

Можно еще долго препарировать детали штурма «Норд-Оста». Суть не в том.

В любой войне не бывает победителей. Бывают только те, кто выжил и кто — не смог.

Об этом нужно говорить прямо.

И каждый раз просить прощения, как это сделал президент.

Это достойнее, чем поднимать тосты за победу, как это делают силовики, заполонившие в выходные московские кабаки. Достойнее, чем врать, как это делают чиновники, пытающиеся спихнуть вину за жертвы друг на друга.

Вместо «простите» они теперь уверяют нас, что подобных ошибок больше не повторят.

В каком смысле? Теперь при штурме будут действовать более согласованно?

Они хотят нас уверить, что в следующий раз спасать будут лучше.

А можно сделать так, чтобы никого не нужно было спасать?

Можно. Для этого нужно объединиться. И президент в своем обращении — о том же.

Только вот — на основе чего?

Генералы жаждут реванша — реванша за наш счет. Но у нас другая профессия — жить. И жить достойно. А еще — растить детей.

Генералы, как всегда, готовятся к прошлым баталиям. А война, любая война теперь — не войсковые операции и удары с флангов. Это — прежде всего страх, живущий за стеной, — оружие самого массового поражения.

Тыла нет. Есть только штрафные батальоны. По обе стороны линии фронта. Впрочем, и линии нет.

Можно, конечно, рассуждать о правде, национальной идее и справедливости. Но на войне правда одна — только когда кого-то хоронишь. И идея одна — достойная жизнь своих соотечественников. И справедливость одна, не имеющая национальности, — мир называется.

Вот о мире говорить и пристало. Пусть даже с позиции силы, которую доказали ценой многих оплаканных и еще неоплаканных жертв. Пусть — если только в этом проблема.

Ответят: не только. Ведь существует еще мировой терроризмом, с которым мы, как уверяет наш президент, и столкнулись.

Существует? Да, существует.

И пусть о том же твердят Маргелов, Рогозин, Квашнин — придется принять это как данность. Но выводы сделать иные.

Мы стали мишенью не потому, что в Чечне орудуют чьи-то наймиты. Это наймиты орудуют там потому, что Россия так долго, так позорно и так жестоко воюет в Чечне. И чем дольше воюет, тем мишень желаннее, четче и ближе.

Ее сердцевина уже не в Грозном.

На Дубровке.

В каждой нашей квартире.