Я

уже знал, что на рабочем столе генерала всегда стоит маленький бюст Владимира Высоцкого. Не Наполеона, не Суворова и не Жукова, а именно Высоцкого. Когда в июне 1992-го, в самый разгар приднестровской войны, я вошел в его кабинет, сразу обратил на это внимание и поинтересовался, почему именно Высоцкий.

— Потому что наш человек, — мрачно бросил генерал.

Но через год он удивил меня еще больше. В маленькой комнатке отдыха, пристроенной к его кабинету в штабе 14-й армии, Лебедь самозабвенно изучал Платона. Я сразу понял, что запланированного интервью не получится, потому что Александру Ивановичу совершенно не хотелось опускаться с небес на землю. Ему хотелось говорить о Платоне, о том утопическом правильном государстве, которое, видимо, не прочь был построить и сам Лебедь.

Мне кажется, что он так и остался утопистом и романтиком, несмотря на свой грозный вид. Конечно, когда он ввязался в политику, в предвыборные гонки сначала на президентском, а потом на губернаторском уровне, у него на многое открылись глаза. Однако, общаясь с ним время от времени на протяжении восьми лет, я остался при своем первоначальном убеждении: политика для него была только средством, инструментом для воплощения идей Платона. Не вышло. И выйти не могло.

А тогда наш разговор прервал комендант гарнизона полковник Бергман. Кратко о чем-то доложив, полковник удалился. А Лебедь, покосившись одобрительно вслед, с нескрываемым удовольствием заявил:

— Первый раз в жизни вижу такого «отмороженного» еврея. Представляешь, берет двух здоровенных казаков за шиворот, приподнимает, стукает лбами и штабелями укладывает в машину.

Уже став знаменитым, он сохранял массу пробелов в своем образовании, а потому учился стремительно, охотно. Однако резко пресекал тех, кто пытался снисходительно его поучать. В начале сентября 1996-го, в Хасавюрте, во время переговоров с Масхадовым один из западных наблюдателей все время пытался влезть в разговор и научить переговорщиков переговариваться. В конце концов Лебедь не выдержал:

— Тебя зачем сюда прислали?

— Наблюдать.

— Так сядь в углу и наблюдай.

Однако если ему подсказывали тактично, сразу запоминал и ошибок не повторял. Все помнят, как на одной из пресс-конференций он вдруг неожиданно обрушился на мормонов. Отчего — неясно. Видимо, кто-то «подсказал». Через несколько дней я принес ему краткую разработку по гуманитарным вопросам, в том числе и по религиям. Он молча взял. А уже через неделю в Новых Атагах, когда его забросали вопросами об отношении к религии, твердо произнес:

— Бог един. Для всех.

А проходя мимо меня в узком коридоре, тихо добавил:

— Вот так. И мормоны здесь ни при чем.

Некоторые фразы Александра Лебедя

У

никальный «Словарь выразительных средств языка политика» издан в Красноярске. В него вошли афоризмы и необычные цитаты из официальных речей бывшего губернатора Красноярского края Александра Лебедя, занявшие 185 страниц печатного текста. По словам составителя словаря профессора Людмилы Самотик, язык Александра Лебедя свидетельствует, что он был «человеком ироничным и своенравным, его речь очень выразительна». В сборнике напротив многих из его выражений стоит пометка: «МАС — нет», которая означает, что в Малом академическом словаре таких языковых оборотов еще не зафиксировано. Словарь вышел тиражом всего 150 экземпляров, что сулит книге сразу же стать раритетом. Предлагаем фрагменты из нее...

Глупость — это не отсутствие ума, это такой ум.

Летящий лом не остановить.

Коней на переправе не меняют, а ослов — нужно.

Генерал-демократ — все равно что еврей-оленевод.

Потряси любого россиянина, так обязательно пять-шесть лет тюрьмы из него вытрясешь.

Необходимо, чтобы кто-то постоянно дышал в затылок, а не на полметра ниже. (Про роль СМИ.)

Наше нормальное состояние — это ползти и выползать. Это уникальная способность России выползать из пропастей с перебитыми костями, иногда на зубах, если зубов нет — на деснах.

Одна ракета даже — фрагмент показали — в Македонию угодила. Это ж надо было по стране промазать, а? (О бомбардировках Югославии авиацией НАТО в 1999 году.)

Cидят с видом задумчивой гири. (О депутатах Госдумы.)

Последним смеется тот, кто стреляет первым.

Не спеши, а то успеешь.

В России веками продолжается синдром динозавра: пока сигнал от маленькой и часто безмозглой головы извилистыми путями дойдет до хвоста, его уже откусили и съели. А голова все равно продолжает поворачиваться, так как сигнала в обратную сторону не предусмотрено вообще.

За последнее десятилетие людям нашей страны навешали такое количество лапши на уши, что она уже больше там не помещается — соскальзывает.

У нас всегда так: как какая-нибудь большая свалка, так обязательно стоит красивенький деревянный заборчик. Снаружи — заборчик, а внутри — Боже ж ты мой!

Мы пережили в прошлом веке две мировые войны, гражданскую, революцию, репрессии, расказачивание, раскулачивание. Мы потеряли огромное количество людей, мы не страна, а сплошная демографическая дыра. Нам просто нельзя больше драться, у нас не хватит генофонда, чтобы восстановиться.

Мне, как человеку неверующему, трудно рассуждать о религии. Ну не научили меня Богу молиться, а лицемерить я не умею. Хотя, как крещеный христианин, с большим уважением отношусь к православию, ибо это вера моего народа, и я готов за нее сражаться. Но все-таки не могу держать в церкви свечку перед объективами телекамер, изображая на физиономии вид задумчивой гири.

На одни и те же грабли мы привыкли наступать, то по лбу, то по затылку сами себе врежем. Еще, по-моему, Чехов писал, что русский человек не может без того, «чтобы не сунуть в рот что-нибудь этакое, необыкновенное». Вот и суем все без разбору. Умные люди сначала считают, а потом режут, мы же сначала за ножницы, откромсаем, потом в затылке чешем — лишнее отмахали. Тут мы неисправимы.

Работать, работать и еще раз работать. Помнить, что мы умнее многих, сметливее, трудолюбивее, нас просто годами приучали трудиться с «угнетенной винными парами головой», с «гнетущей потребностью опохмелиться», чтобы мы не особенно задумывались над причинами своего скотского бытия. Потому и делали все на авось да тяп-ляп. Вот и наляпали, что самим стыдно. Не нужно казнить себя за то, что мы не родились немцами или французами, нужно сделать так, чтобы и мы, и наши потомки гордились высоким званием русского человека.