На экранах Москвы — самый скандальный фильм Каннского фестиваля «Интимные сцены»

Е

ще в те недавние времена, когда в нашей стране секса не было вовсе, а по домам ночами кипели на видео запретные страсти «Последнего танго в Париже» и все тайные желания граждан советской державы готова была исполнить эротоманка Эммануэль, вспыхивали вопросы по поводу разделения понятий «порно» и «эротика». Правда, будировались они не с точки зрения общей культуры, а Уголовного кодекса.

Теперь можно все. Магазинчики с некогда запрещенной, в том числе и видеопродукцией, пестрят вовсе не в укромных местах. А сакраментальный вопрос, можно сказать, так и повис в воздухе. В последнее время европейское и азиатское кино арт-хауза столь рискованно зависает над запретной пропастью «Х», что не только прокатчики, но и устроители фестивалей, лишь зажмурившись, разрешают публичные показы. Фильм «Интимные сцены» оказался главным скандалом Каннского фестиваля. И в контексте данной темы имя его автора Катрин Брейар — самое что ни на есть подходящее. На протяжении более чем четверти века эта дама неустанно раздвигает рамки дозволенного, приличного, отвоевывая у цензуры территорию за границей «только для взрослых».

В новом фильме Катрин Брейар ставит знак равенства между творчеством и сексом. Сюжетная фабула определяется местом действия – съемочная площадка. Для автора съемки фильма — способ стробоскопического взгляда на жизнь. Рассматривая мир через глазок камеры, считаешь время по отснятому материалу, воспринимаешь людей через крупные и общие планы, монтажными ножницами режешь действительность, как хочешь.

Итак, режиссер Катрин Брейар снимает кино про то, как режиссер Катрин Брейар снимает кино «Толстушка». (Несколько лет назад этот фильм о юном создании, летящем в бездну первого соития, вызвал целую бурю страстей и негодования.) В общем, у попа была собака, а у Катрин — профессиональная страсть к многократно вербализированной эротике. Сюжетная пружина нового нетривиального фильма – та же: движение к постельной сцене. Режиссер по имени Жанна (альтер эго самой Брейар), подобно Овидию, ведет юных актеров-слепцов к кульминационному эпизоду будущей картины. Режиссер их заводит, раздражает, привораживает, оскорбляет — в общем, играет с ними, как кошка с глупыми мышками.

По мнению Катрин Брейар, работа режиссера с актерами — процесс таинственный: мучительный и сладострастный. Своеобразный путь соблазнения, когда ненависть прорастает любовью. Качели взаимоотношений взлетают от власти к повиновению. Роли беспрестанно трансформируются. Режиссер – деспот, он же – самое слабое, беззащитное существо, от растерянности и смятения надевающий маску тирана. Актер – робкий проситель на кинопробах, на площадке – капризное, бессмысленное чудовище.

Однако именно режиссеру отводится амплуа хищника. Он должен вырвать из актеров эмоции и подписать их собственным именем. В глазах режиссера актеры – всего лишь сырой материал для собственных творений. С человеческой точки зрения, это отвратительно (хотя похоже на правду). Стоит ли удивляться, что звезды недолюбливают Брейар.

Общеизвестно, что звезды в самом деле избегают сниматься у нее, боясь непредсказуемости режиссера–фурии. Кроме того, актеры никогда не знают, насколько смелыми будут фантазии завзятой перфекционистки на сей раз. Ее фильмы с шокирующими постельными сценами, мучительными конфликтами на почве секса отличают прежде всего не эпатаж, а почти научные дискуссии на табуированную тему.

Герои фильмов периодически походят на участников «круглого стола», а действие лишь иллюстрирует их многословные выступления. В самом скандальный опусе, порно-эротике «Романс Х», любовь между мужчиной и женщиной оказывается ужасной битвой, поединком без победителей. И героиня-нимфоманка, по замыслу автора, вынуждена спать со всеми встреченными мужчинами лишь для обретения собственного «я». Секс Брейар рассматривает как очищение, путь самоидентификации, сражение между красотой и уродством, столкновение тривиального и божественного. Для персонажей Брейар постель – способ примирения с собственным телом и разумом.

Особенно нелегко приходится героиням Брейар (и актрисам, их играющим). Быть женщиной — смертельный и мучительный недуг. Женщина в ее картинах – лишь жертва, нужная мужчине для воплощения своей грешной ипостаси.

Крупный теоретик по вопросам киносекса, Катрин Брейар воспринимает и сам фильм как форму любовного акта с некоторым оттенком насилия.

Одно из рабочих названий «Интимных сцен» — «Секс – это комедия». Трудно оспорить: сама обстановка съемочной площадки рождает много смешных моментов. Любовную пляжную негу приходится снимать на продуваемом ледяным ветром взморье. Страстный поцелуй, произведенный стылыми губами ненавидящих друг друга актеров, снимается лишь с 44-го дубля. Автору удается с юмором проходить по лезвию запретных тем. Для самой заветной финальной постельной сцены герою предлагают воспользоваться искусственным пенисом. Эти пластиковые члены в разнообразии хранятся в яуфе у специально приставленного к ним человека. Половой орган становится сценическим костюмом. А фривольные действа вокруг него превращаются в игру в духе Боккаччо.

С помощью этого муляжа Брейар объявляет свой вызов цензуре. Как быть с запретами, если при всей раскованности (почти распущенности) на протяжении всей картины не отыскать ни одной натуральной непристойности? Явно преувеличенный пластиковый муляж не рифмует (как задумала режиссер Жанна) его владельца с образом древнеегипетского бога плодородия, а становится острой пародией на идиотское дешевое немецкое порномыло. Вот она — маска непристойности, органично существующая в карнавале Катрин Брейар. Смеются не только члены съемок, смеются зрители.

Что и говорить, мадам Брейар – несомненно, режиссер, неплохо освоивший основы профессии и фрейдистского психоанализа. (Недаром когда-то сам Феллини пригласил ее в сценарную группу незабываемого фильма «А корабль плывет».) Несомненно также, что Катрин Брейар – великолепный менеджер. Понимая, что в современном кино легко потеряться, она выбирает путь одиозного разоблачения, рискованного эпатажа.

Что касается «Интимных сцен», то при всем блеске интеллектуальных игр на почве секса, точно сформулированного «анамнеза», в быту называемого «съемочный процесс», — фильм смотрится скучновато. Иной раз сам процесс дискуссии увлекает режиссера настолько, что она забывает о действии. Актеры превращаются в рупоры авторских идей. Беда фильма — в явной перегруженности текстом. При всей раскованности режиссера такое кино напоминает «секс по телефону».

Что же касается самого режиссера, то она продолжает многолетнюю осаду не очень-то стойкой цензурной крепости. Она даже изобрела термин «порнократия» и в будущем фильме планирует рассуждать на тему «роль порно в жизни общества». При изобретательности, которую мадам проявляет в своих картинах, скоро ограничения зрителей на показах этих рискованных кинолент снизятся лет так до семи…