Д

митрий Врубель и Виктория Тимофеева представили в галерее «Муха» Владимира Путина и «Черный квадрат» — ни больше ни меньше. Главный менеджер государства и главное произведение авангарда в сумме дают достаточно бледный поп-арт с традиционной для данных авторов «нулевой степенью письма». Предыстория картины более увлекательна...

Л

истая прессу, художники наткнулись на фотографию ельцинского кабинета, где над столом президента красовался откровенно лубочный пейзаж с березками. Более того, снимок Путина на рабочем месте показывает, что порочащий честь и достоинство пейзаж достался ему в наследство от предшественника.

В своей картине концептуалисты скорректировали имидж президента, изобразив над его головой знаменитое произведение Малевича. Лицо Владимира Владимировича не по-доброму напряжено, с губ слетают руководящие указания. Черный квадрат, как всегда, более уравновешен. Такой видят авторы свою Родину: хорошая мина при плохой игре на фоне великой культуры. Другой аспект: страх и надежды России — между властью и Малевичем. Еще ракурс: символ страны и эмблема авангарда. Вариантов интерпретации — тьма, но слушать вдохновенные «прогоны» Врубеля и его супруги интереснее, чем находить идеи на самом полотне.

По словам художника, власть и некогда опальное искусство прекрасно уживаются на одном холсте. Тем более что картина одобрена «великим мифотворцем» Владимиром Сорокиным. …И что-то такое — ледяное, голубое, сальное — в ней действительно чувствуется. И это не модель навеяла. Это творческий метод такой. Боттеги Сорокина, если угодно.

Выставка в галерее «Муха» — продолжение Путинианы семейно-творческого тандема. Подарочный календарь «12 настроений президента» стал самым модным подарком среди «особо приближенных», украсил кабинеты чиновников и затмил успех другого «политического» произведения Врубеля — запечатленного на Берлинской стене поцелуя Хонеккера с Брежневым. А сами художники считают, что привили вакцину современного искусства высшим эшелонам власти. После Путина в образе дзюдоиста и Деда Мороза стало понятно: деятели поп-арта нашли свою банку супа «Кэмпбелл».

Путин от Врубеля и Тимофеевой якобы противопоставлен придворным портретам кисти Никаса Сафронова. Художники чуждаются не только подхалимажа, но и стеба. На голубом глазу Врубель говорит в телекамеры, что Путин, мол, главное лицо, народный президент, выбор свободной России, близкая и понятная народу речь — и абсолютно ничего личного…

Их творчество — с приставкой «миф» — деперсонализирует объект. Путин-политик и Путин-человек поп-арту неинтересен: ведь народ сталкивается только с образом, официальным ликом государства, и никто не знает, что в публичной персоне осталось от живого человека. Личина эта, созданная политтехнологами, транслируется с помощью СМИ, откуда художники и черпают фактуру. Недаром произведение обрамлено рабочими материалами — коллекцией газетных вырезок, на которых художники демонстрируют свою незамысловатую технику.

С помощью масштабной сетки (презираемой не то что в художественных школах — даже на уроках рисования) журнальная фотография переводится на холст и раскрашивается, а потом вновь попадает на печатную полосу — как иллюстрация к статьям. Сувенирные поделки художников украшают не только полосы культуры, ими любят иллюстрировать политические статьи — вроде бы с юмором, но не карикатура. Единственной целью «путинской» эпопеи является сама дурная бесконечность репродукции — тысяча первой, две тысячи второй… И нет дела до утраты идентичности — как президента, так и художника.

Можно спорить с тем, что размножающийся с помощью сеточки миф власти состоит из того же материала, что и мантия голого короля; можно опровергнуть антисозидательную, паразитическую сущность таких работ аргументами Дерриды и Барта. Но это не поможет ни разглядеть лица художников за растиражированным ими ликом, ни обнаружить новые пластические идеи, изобретенные в поп-арте после Энди Уорхола. Ни отличить коммерческий, идеологически нейтральный поп-арт от самопиара.

Пока журналисты на вернисаже транслируют образ Путина, Дмитрий Врубель рассказывает о специфике ремесла: «Президента писать очень трудно. Чуть в сторону повернешь — уже не похож. Неуловимые какие-то черты. Может, это связано с предыдущей профессией».