Владимир Руга: Ленин утонул в 1917 году, а кризис среднего возраста наступил в 30 лет

Н

азвание этой книжки «Золото Кайзера», изданной «ОЛМА-Пресс» и издательским домом «Нева», и ее обложка с парящими над белыми куполами золотыми монетами меня не отпугнули. Аннотация: «В апреле 1917 года Ленин не добрался до России – погиб во время кораблекрушения» — заинтриговала. Авторов оказалось двое. Одного, Андрея Кокорева, я прежде не знала, а вот второго, Владимира Ругу, моего бывшего коллегу (в 26 лет зама главного редактора «Вечерней Москвы», недавнего пресс-атташе Бориса Абрамовича Березовского, а ныне топ-менеджера компании «Сибнефть»), никак не ожидала встретить на книжной полке в качестве не героя, а автора детективного романа. Решив, что это ошибка, я позвонила, а потом и пошла к нему, чтобы (как в песне про калину красную) удостовериться…

— Володя, после отъезда Березовского в изгнание у тебя как у его бывшего пресс-атташе высвободились некий творческий потенциал и время?

— Да нет, работы всегда хватает. Кроме работы в «Сибнефти», я уже второй год веду мастер-класс по пиару в МГИМО. А чтобы писать, много времени не нужно.

— Я это заметила. Если первая часть книги написана основательно, то во второй чувствуется некая торопливость. Это связано с какими-то проблемами в «Сибнефти» или просто с желанием скорее закончить?

— Это взгляд профессионала. А большинство читателей таких тонкостей не заметили, и, судя по раскупаемости тиража, им нравится.

— Как вы писали вдвоем?

— Андрей Кокорев – мой старый товарищ. Он специалист по архивам, в 90 – 91-м годах мы делали совместные журналистские материалы.

— Неужели для приключенческого триллера нужен архивист?

— Конечно. Это ведь все-таки историческая фантастика.

— Вы отодвинули, вернее утопили, одну из самых значительных фигур начала века – Ульянова-Ленина. Однако Сталина и Троцкого оставили. Вы стоите на марксистских позициях? По-вашему, роль личности в истории важна, но не на столько, чтобы роковым образом повлиять на ее ход?

— Когда мы писали, не задавались такого рода вопросами, просто попытались выдумать героя, поручика Шувалова, и моделировали его поведение в зависимости от наших взглядов на жизнь. Мы писали то, что нам нравилось писать, сделав попытку создать новый срез истории, которой не было, но которая могла бы быть.

— Книга закончилась девятнадцатым годом. Ваш Сталин нашел немецкие деньги, торгует вином и оружием. А потом, видимо, все равно приходит к власти.

— Нет, не приходит. Скоро выйдет вторая книга, продолжение. А потом, надеюсь, и третья.

— А кто придет к власти после или вместо Путина?

— Так далеко мы не пошли. Только начало двадцатых годов. Действие второй книжки разворачивается в Крыму.

— Это у Аксенова – в Крыму. Но там, отрезав Крым от остального мира, он создает некую буржуазную республику. У вас будет что-то подобное?

— Нет.

— А почему Ленин в историческом контексте вам неинтересен? Разве он тянет на героя романа меньше, чем поручик Шувалов?

— Ленин — настолько мощная махина, что без серьезного образования ее не осилить.

— А как же твой исторический факультет МГПУ?

— И тем не менее…

— На работе не считают, что топ-менеджер «Сибнефти» сошел с ума?

— Нет, я ведь писал не в рабочее время. И потом, я в компании отвечаю за связи с общественностью. А читатели и есть общественность... У меня нет иллюзий по поводу моего таланта. Я не Акунин, не Пелевин, не Сорокин, но мне за этот роман не стыдно. У каждой книги есть свой читатель.

— А что, Пелевин и Сорокин – это круто?

— Не могу оценить их по достоинству, так как для прочтения, к примеру, Сорокина или того же Пелевина нужна более серьезная подготовка, а я даже никогда не дышал мухоморами, не говоря уж об остальном.

— А вот главные современные авторы в «Хрестоматии» для старшеклассников – Валерия Нарбикова и Галина Щербакова?

— Сочувствую школьникам. Впрочем, на вкус и на цвет…

— А что бы ты порекомендовал Министерству образования?

— Я? Ну Фадеева – прежде всего «Разгром», Катаева, Бакланова, Каверина, Нагибина и однозначно Ильфа и Петрова. «Бендериада» — настольная книга бизнесменов начала 90-х годов.

— Среди перечисленных тобою авторов много тех, кто писал или пишет о войне и армии. Такое сильное впечатление от службы? А ведь, наверное, мог не пойти?

— Была возможность. Но посчитал, что это как-то мелко, стыдно. Сейчас эти понятия не работают, а тогда казалось: вот откошу, получу белый билет, а потом буду всю жизнь ходить со статьей по дурке. Тем более отец мой – летчик, дед — военно-летный инженер, бабушка — военврач.

— А мама – балерина?

— Да, мама всегда скрашивала наш «непростой суровый быт».

— И куда ты полетел служить?

— Я, как ни странно, остался на земле. Защищал в наземных ПВО наши южные кавказские рубежи в Грузии, после чего полюбил эти края с их музыкой, кухней и гостеприимством. Это были 88—89-е годы.

— Время саперных лопаток. У тебя тоже была?

— Наверное, была. Но в событиях, на которые ты намекаешь, впрямую не участвовал. Хотя и сопереживал товарищам.

— Грузинским или однополчанам?

— Тем ребятам, которые бежали с лопатками два километра за так называемыми девяностолетними спринтерскими бабушками. Было много лжи как с той, так и с другой стороны. Мы слушали официальные сообщения, сравнивали их с прочисткой мозгов, которую устраивало командование, и понимали, что ничего не понимаем. Мальчишки, оказавшиеся в этом горниле, мы считали себя то героями, то изгоями. Как потом ребята в первую чеченскую. Я им очень сочувствовал.

— А ребятам во вторую чеченскую?

— А разве что-то изменилось? Впрочем, с возрастом, как известно, меняется восприятие жизни. Не ценности, а отношение к ним…

— Насколько я помню, тебе всего 30 лет.

— Уже 32. Это много. Потому что в период перестройки и последующей демократизации год шел за три, и нервная потрепанность нашего поколения гораздо сильнее, чем у молодых людей тех же беззаветных 60-х. Мои ровесники-коллеги уже переживают кризис среднего возраста. Распадаются их романтические ранние браки, а новые серьезные отношения даются с большим трудом… Вот я так и не женился.

— Напряженка со временем?

— С воспитанием. Впитал с молоком матери, что жениться нужно только один раз, и по любви. А любить тяжело.