Для наших эмигрантов в Америке она иногда превращается в «русскую рулетку»

Р

аньше я был твердо уверен, что резидент — это нечто опасно-шпионское, как в том фильме с Банионисом. Сейчас знаю, что в переводе с английского это слово имеет обыкновенно-приземленное, невыдуманное значение: постоянный житель. Если хочешь — обыватель, бюргер, самодостаточный буржуа. Стыдно признаться, но я теперь, с несколькими исключениями, почти соответствую такому названию...

Р

аботаю пять дней в неделю по десять как минимум часов каждый. Что делаю? Выбирать особо не приходилось: как только приехал, сдал на профессиональные водительские права, научился водить большие машины, по-здешнему — траки, да так пока и вожу. Закончил, правда, одни компьютерные курсы, пару семестров поучился в колледже. Поднабрался английского, которого теперь хватает для работы, для магазинов, для общения с американцами на улице и в гостях, для чтения газет или хождения в кино… Не так уж и много для пятилетнего стажа в Америке. Но возможно, не так уж и мало. Поначалу снимал квартиру, сейчас два года как живу в собственном доме (он, впрочем, больше банковский, поскольку мы с женой взяли ссуду на тридцать лет и теперь платим полторы тысячи каждый месяц). Таким же образом купил две новые машины (для жены и дочки): одну «корейку», вторую — фордовский джип, а двумя другими, старыми, пользуюсь сам.

Что еще? Начало июня, а у нас еще холодно. Градусов 60—70 по Фаренгейту, которого они (вернее, мы) обзывают «Фаренхайт». Трава на моем газоне растет медленнее обычного — так что косить не спешу. Такая же история с бассейном: добавлять воду до уровня и подсоединять фильтр буду только через пару недель.

День за днем наше «резидентство» обогащается чем-то новым. Вот, к примеру, письмо из службы социальной безопасности начинается словами: «Если ваш супруг умрет в этом году, вам полагается 364 доллара в месяц пожизненно…» Или сообщение из банка: «Вы зарекомендовали себя хорошим кредитоплательщиком и теперь заслуживаете понижения процентной ставки…» И это несмотря на то, что в течение почти всей зимы, «мертвого сезона» в нашей компании, я получал пособие по безработице (замечу в скобках: быть американским безработным тоже не очень плохо).

Кстати, а смог бы узнать и «прожить» это все специально командированный репортер? Черта с два! Потому что если человек уехал в чужую страну насовсем, то это, бляха, не редакционное задание.

…Р

усских в Америке намного больше, чем вам бы хотелось. В моей строительной компании их, к примеру, добрая половина работников. Кто откуда. Игорь — из Крыма. Василий — с «Западэнщины». Алексов уже столько, что бедные американцы стали вынуждены давать им «царские» приставки: Алекс Первый, Алекс Второй… Алекс Двенадцатый. Двое — из Средней Азии, третий — из Риги. Был один из Ростова, не прижился, уехал в другой штат. «Узбека» Бориса мы похоронили в прошлом году, и к этому июлю на его могилке хотим вскладчину поставить памятник. Борис так и не освоил английского, так что надпись на камне скорее всего будет кириллицей… Он тоже приезжал сюда со своей надеждой.

Расскажу про своих друзей — Игоря и Ларису. Их незаконченная история есть, наверное, лучшая иллюстрация к нашему разговору о том, как нелегко Америка достается. Если спросите: «Ради чего?» — это отдельная тема.

Папа у Игоря командовал атомной подводной лодкой. Пару месяцев назад я видел этого восьмидесятилетнего седого «морского волка» на видеокассете, которую мой товарищ получил посылкой. «Отец все такой же бравый солдат», — комментировал Игорь, увидев его впервые за шесть с половиной лет.

Они прилетели с туристской визой, оставив двухлетнего сына на попечение родителей. Прилетели с намерением не возвращаться. Права на работу у них, конечно, не было, зато платить за комнату у своих родственников следовало сполна. Те крохи, что привезли, закончились очень быстро. Словом, пошли выпускники института мыть посуду в ресторане за наличные доллары.

Для общения с тарелками и ножами английского вовсе не требовалось. Зато нужна была машина, хоть драндулет, чтобы каждый день преодолевать расстояние в пять с небольшим миль до работы, а потом обратно. Зима не зима, метель не метель, а к шести утра успевали без опозданий. Закутавшись в самое теплое, что привезли, они шли больше часа по обочине скоростного шоссе и от страха шарахались в сторону от настигающих монстров-грузовиков.

В то время туристам еще позволялось сдавать экзамены на «любительские» права и водить автомобиль. А поскольку водительское удостоверение личности и сегодня есть главный «паспорт» рядового американца, дающий ему право на труд, на съем квартиры, на открытие своего счета в банке и тому подобное, то уже глубокой ночью Лариса и Игорь садились зубрить пособие по вождению. И сдали-таки экзамен, и получили заветные пластиковые карточки. Тогда Лариска плакала-ревела первый раз и кусала подушку, чтобы не слышали родственники в другой комнате.

Ресторан платил им по пять долларов в час. Считали, огромные деньги. Экономили, на чем могли. Продукты не покупали. Менеджер разрешал им обедать бесплатно, даже что-то уносить с собой. Одежду не покупали, носили привезенное, купленное за рубли. Через полгода Игорь нашел другое место, на стройке, где его основным рабочим инструментом стала лопата — бери больше, кидай дальше.

Это он, конечно, шутил, что от лопаты у него мозоли не на ладонях, как у всех остальных, а в подмышках, потому что, мол, подставит ее под руку да так и стоит. Нет. Руки его, особенно поначалу, трескались и кровавили, пальцы ныли в суставах, а сам он возвращался домой в рубашке, белой от семи потов. «На лопате» он стал зарабатывать вдвое больше.

Главные расходы у ребят были впереди. Жизнь в Америке только начиналась.

Сняли квартиру из двух комнат, купили потрясающее авто семилетней свежести и вроде вздохнули. Только вот срок туристской их визы подходил к концу. Настала пора платить адвокатам. Нашим, русскоговорящим, конечно.

Тысячу положили «за правильное оформление документов». Еще по тысяче отдали «за поиск и предоставление работодателей». Затем Яше и Грише, работодателям, на столике в ресторане по случаю знакомства отсчитали другие две. Дело, как водится, затянулось, а чтобы его все же продвинуть, деньги надо было приносить снова и снова. Год, второй, третий, пятый бумаги отсылались и присылались, в них вносились исправления и дополнения, а Игорь и Лариса по-прежнему боялись каждого полицейского, который в два счета мог надеть на них наручники и сдать службе иммиграции и натурализации.

К началу шестого года «пребывания» в стране они, уже изуверившись, получили нужные документы. Игорь подсчитал: они обошлись в 28 тысяч. Но и это еще не все. А сын? Он знает родителей по голосу в телефоне, ему уже восемь лет, он любит бабушку и дедушку и уезжать в какую-то Америку совсем не хочет. Да и не в хотении только дело. Полгода мои друзья добивались по инстанциям, чтобы им разрешили вывезти Антошку. И теперь осенью они полетят сначала в Крым, затем в варшавское посольство с сыном и только потом — за океан. Домой, в Америку.

Они и правда уже купили дом. Очень хороший, просторный и светлый, в два этажа, с газоном стриженой травки, цветником перед окнами и парой совсем наших стройных грустных берез, какие растут где-нибудь под Рязанью. Мечтают, как привезут сына, как заведут его в его собственную комнату, как в первый раз посадят его в блестящий джип «Мицубиси» и поедут полной счастливой семьей в обыкновенный Диснейлэнд покататься на железных горках. В перерывах между аттракционами Лариса будет пичкать Антошку своим любимым лакомством. Я пробовал не раз те сладкие зеленоград-

ские печенья с названием «Ушки слоеные». Буква «Е» на коробке с ними очень напоминает повернутую наоборот «З», что, очевидно, и дает нашей подружке право называть их по-своему, вкладывать собственный горьковатый, выстраданный смысл: «ушки слозные». Соленые от слез.

Я буду рад, если у Игоря и его жены исполнятся их мечты.

…В русском магазине на Орчард-Лэйк одна веселая коробочка со ста граммами «слозных ушек» стоит 1 доллар 59 центов. Для кого даром, а для кого — очень-таки и нет.