Суд на Будановым — такой же бессвязный, как сама чеченская война

С

реди забавных, подлых и комичных судебных процессов, посредством которых господствующее российское сословие олигархов обналичивает свои претензии друг к другу и отправляет естественные жизненные потребности, как-то: захватывает предприятия, объявляет конкурентов в федеральный розыск, есть один общеполитический процесс, который потрясает своей государственной бессмысленностью. Я имею в виду процесс над полковником Юрием Будановым.

Вот выяснилась пикантная подробность из жизни героического борца с молодыми чеченскими снайпершами. Его признали невменяемым. Как выразился один из адвокатов, наконец с него будет снято клеймо насильника и убийцы, которое кто-то на него хочет налепить.

Надо же. Я думала, что когда Чикатило признаю€т невменяемым, это не снимает с него клеймо насильника и убийцы.

Вдумайтесь: зачем вообще затеяли этот процесс, бессвязный и страшный, как сама чеченская война? Кому не ясно, что командование не видит преступления в том, что сделал Буданов, по одной простой причине: так делают все?

Так делают все, потому что это война. Это не напудренная в буклях война XIX века, с первой колонной, которая марширует в обход, и второй, которая марширует во фланг. Это не чистенькая небесная война американцев, которые из безопасного далека расстреливают талибов и занимаются спортом на авианосцах, потому что физической нагрузки им не хватает, а военнообязанные особи жиреют.

Это война средневековая, мрачная, в которой утеряно понятие добра и зла, права и беспредела и в которой все сводится к очень первобытным и очень человеческим максимам: они убили моего друга – я буду мстить. Они убили мою мать, мою сестру, мою дочь – я буду мстить.

Это не война, это месть. Большая совокупность множества мелких местей, возведенная в квадрат бездарностью российских генералов, себялюбием российских политиков и жадностью чеченских полевых командиров, состоявших в прошлой советской жизни механизаторами, врачами и студентами. Только война вознесла их наверх, дала полномочия распоряжаться жизнью и смертью, и в продолжении этой войны они, естественно, заинтересованы любой ценой, даже ценой собственной жизни.

Скажите мне, пожалуйста, зачем мы судим Буданова?

Чтобы показать Западу, что у нас есть правосудие? Но мнение Запада о чеченской войне вовсе не зависит от процесса над полковником Будановым. Оно зависит от тысячи причин – от текущих политических отношений с Западом, от американского военного присутствия в Средней Азии, от российских пошлин на импортные иномарки, от умственных способностей сытого британца лорда Джадда и иных столь же уважительных причин – но от нашего кукольного процесса оно не зависит.

Чтобы показать чеченцам, что Россия относится к преступлениям против них, как к преступлениям против других своих сограждан?

Но мы этого никогда не докажем, поскольку это неправда.

Мы воюем с Чечней. И в глубине души каждый русский солдат относится к любому жителю Чечни точно так же, как любой житель Чечни относится к русскому солдату — как к бешеной собаке, которую лучше всего пристрелить, но так, чтобы не попасться на глаза свободной прессе. Что, впрочем, не мешает ни тем, ни другим торговать друг с другом оружием, водкой и пленными. Месть есть месть, а бизнес есть бизнес. Война – это смесь мести и мелкого бизнеса.

Можно уважать врагов. Но враг есть враг, и на войне он всегда будет по ту сторону автомата, закона и сострадания. Я прекрасно понимаю, какие чувства, будучи чеченкой, я испытывала бы по отношению к России. Но я русская, и я имею право испытывать те же чувства по отношению к Чечне.

Если бы убийц и насильников судили, как Буданова, зоны и тюрьмы бы обезлюдели. Каждый бы по-простому объяснил суду: «А тут эта сучка начала на меня кричать. Ну я не выдержал и ударил, просто чтоб замолчала. А кто изнасиловал? Не помню, точно не я…»

В отношении же Буданова — полное двоемыслие: все патриоты знают, что произошло на самом деле, и все делают вид, что бедного замороченного войной полковника облыжно обвиняют родственники чеченской снайперши. Они не считают происшедшее преступлением по той же причине, по которой чеченцы не считают преступлением то, что боевики совершают с русскими.

Но стоит ли пытаться легализовать это отношение протоколами от нашей послушной психиатрии, когда-то успешно признававшей невменяемыми советских диссидентов?