Шумит камыш... осетр идет на нерест

—

В

от Волга, вот Каспий, — сказал водитель, — вся Азия – на ладони…

У берега, накренившись набок, застрял заброшенный баркас. На обшивке «Инт…», а дальше ржавчина, не иначе, с интернационалом что-то связанное… В небе пролетела стая бакланов. Мы на одном из рукавов Волги, в дельте у самого Каспия. Граница с Казахстаном — в двух шагах.

По этому пути шел Афанасий Никитин торговать с Индией. Когда-то бурлачил Шаляпин, закаляя голос. Народ здесь шумный. Даже рыбы разговаривают…

О гостинице «Астрахань» Вертинский написал: «Ресторан есть, но все мясные блюда зачеркнуты, зато есть рыба — из Волги».

В путину рыба подплывает сюда, под Астрахань, к самому Каспию для любви и продолжения рода.

Астраханец рождается с крючком. Ловля для него и уклад, и стиль жизни.

До нас в Астрахани побывал президент России.

Шумит камыш… Осетр идет на нерест…

Принято считать, что сам акт любви проходит молча. Осетринки выбрасывают из себя самое сокровенное – икру. К ней подплывают осетры-мужики. Доподлинно неизвестно, знакомы ли парочки друг с другом до этого момента.

В пять утра по еще не нагретой южным солнцем воде ступают ноги астраханского рыболова. Чтобы забросить невод. Казалось бы, весь люд округи вышел на ловлю рыбы. Гуськом, парами — кто в резиновых латах, кто в рыбацкой робе, кто в чем…

В камышах мелькнула хрупкая девичья фигурка. Блестели обнаженные бедра. «Девушка, девушка..!». Рыбачка ускорила шаг… Мы — вдогонку, прыгая через ямы. Беглянка оглянулась: из-под платка испуганно смотрело на нас морщинистое старушечье лицо. В руках старуха держала большую рыбу. «С хорошим уловом, бабушка,— сказали мы,— какой у вас осетр?»

— Хвазан, — поправила рыбачка. Она поймала сазана.

Сазан—рыба из семейства карповых. Морской брат его — кефаль. Чешуя с пятак, позвонок крепкий, эдакий речной поросенок. Для рыболова высший пилотаж — вывести сазана на берег без шума, чтобы не распугать стаю.

Бабка ловила сеткой. «Самоходная»,— сказала она о снасти, то есть самодельная.

От нее узнали, что браконьерят тут все. В рыболовном хозяйстве за килограмм рыбы платят полтора рубля. А перекупщики дают десятку за обычную рыбу, четырнадцать рублей — за килограмм сазана.

…Нам попался мужчина в панаме. На плече у него лежал кнут. Пастух тоже нес авоську чешуйчатых. «На что ловите?» — полюбопытствовали мы. Панама кивнула на кнут. «А спортивные удочки, спиннинги — не то, — сказал кнутоносец. — У меня и леска крепче».— «Сазанов ловите?». «Все, кроме сазана», — ответил грустно рыбак.

Рыбак оказался археологом.

Отряд копателей старого могильника послал археолога за рыбой: деньги, запасы кончились — изголодался народ. Как-то на утренней зорьке до работы стоял он в камышах с кнутом. Попался ему на крючок здоровенный сазан. «Килограмма два с половиной весу». Положил его в мешок, а тот стал биться из стороны в сторону и кричать. «Как так?» — удивились мы. «А так, натурально», — и он открыл рот и изобразил что-то похожее на чавканье. «Смотрю, а на его звук ко мне подплывает стая и тоже как бы ему в ответ кричит». Он, наверное, у них был главный, как король.

Пожалел рыбак сазана, выпустил его. Так после этого рыба стала прибывать прямо к крючку. Косяк за косяком. А это стая подгоняла плотву, лещей, щурят. Как бы в благодарность за свободу своего короля.

На следующий день пришел — повторилось то же самое. Так освобожденный от работы археолог и кормит весь раскоп. А сазанов ловить перестал…

Он дал нам пару рыбешек, и мы пошли по полю маков к хуторку.

Возле дома стоял мотоцикл с индюком. Байкер подмигнул глазом и вытянул клюв.

Домик выложен из сырой глины-самана. У серой стены в песок кто-то воткнул железную кровать. Курили и о чем-то говорили два казаха. Из их речи мы разобрали лишь одно слово. «Бр…бр…бр…йел-да», — говорил один, кивая головой, как китайский болванчик. «Гр…гр…гр… — кивал головой второй, растягивая то же слово, — йел-да-а…». За стаканом мужики отправили нас в дом.

В устланной коврами комнате ворсяные узоры висели даже на потолке. На коврах сидела дюжина казахов. «Стаканчик не дадите, ребята?».

«Йел-да!»—громко закричали мужики. Из-за ковра в дверном проеме показалась молодая казашка.

Принесла стакан и ушла за ковер. За окном раздался протяжный крик. Мужики, благодаря, пошли во двор.

Прямо возле дома расхаживали верблюды. Их было так много, что мы испугались, не нашествие ли это, не атака ли обозленных животных? Казахи объяснили нам на ломаном русском, что верблюды сейчас занимаются любовью. Стадо из их хозяйства, а сами они — стригуны. Бригада сдавала верблюжью шерсть.

В профессии верблюжьего парикмахера главное — увернуться от плевка клиента. Верблюжья слюна пениста и обильна. Стадо хранителей мегалитров воды может потушить пожар. Мужики вывели из стада верблюдицу. Самцов всего пятеро, их трогать нельзя, на каждого — по тридцать самок.

Верблюды занимаются любовью очень часто и громко. Если рыбы лишь открывают рот, то эти животные ревут. Когда мы были в доме, как раз один из них ревел рядом с самкой. Которую теперь и стригли казахи, вооруженные железными машинками.

Цирюльники уложили силой несчастную, и она уже кричала от приставаний людей, сопротивлялась что есть мочи, плюясь в разные стороны. Оплеванные парикмахеры тем не менее продолжали свое дело. Наконец мужики обнажили женское существо и, раздетую, отпустили в стадо, где на нее недоуменно посмотрел любовник.

Верблюжья шерсть греет и лечит. А мясо верблюда сытно и вкусно. После работы мужики опять сели на ковры — за бишбурму и кумыс.

В этих местах сложно со спиртным.

— Может, слетаем, — кивнули мы на железного коня с индюком.

Нам ответили: до Астрахани далеко, а за границей, в Казахстане, водка паленая. «А тэньга есть?» — полюбопытствовали казахи. «Вот рубли», — показали бумажник. «Н-э-эт, — замотали головами казахи, — руб отдельно, тэньга отдельно». Они уже пытались взять, отправив ходока в соседнюю деревню — за границу. Там рубли не приняли.

— Не видели ли здешние жители президента страны, который только что посетил Астрахань? – спросили мы. Нет, отмахнулись казахи. Правда, вертолет какой-то кружил над стадом верблюдов. Низко опускался…