Советская фотография 1960-х созвучна постмодернизму Жана Бодрийара

М

ожете считать меня скудоумной ретроградкой, отставшей от мирового прогресса, но мне тошно, скушно и страшно от нынешней фотобиеннале, которая виновата только тем, что отражает современные процессы фотоискусства. Из всего увиденного в самое сердце меня поразили только две выставки, и обе они родом из шестидесятых годов ушедшего века. Висят себе в общем потоке на торгово-пешеходном мосту «Багратион», тихие, незаметные, ни одним пресс-релизом подробно не отмеченные. Но от них одних только и веет теплом и светом, этой диковинной по нынешним временам эмоцией, какой-то окончательно экзотической в окружении блестящего гламурного вакуума и отточенного бездушного формализма.

Нина Свиридова и Дмитрий Воздвиженский – серия «Советское детство» — и поддельный, монтированный в сложной технике винтадж Галины Москалевой, нарочно состаренные фотографии «Воспоминания детства». Я не жила в шестидесятых, я туда не хочу, но я отчаянно завидую: я так не сниму, друзья не снимут, так тепло и радостно снимать уже не будут никогда. Я отсекаю исторический контекст – если так прозрачно, доверчиво и солнечно видели – значит, это было, камеру не обманешь. «Я учусь считать» — шелковая девчоночья пятилетняя щека, щербатый молочный рот, пальцы-горошины и круглые пятки косолапых еще ног, осовелые от напряжения глаза. «На страже» — три совершенно одинаковые бабушки, как три богатыря, караулят внуков, растянувшихся на асфальте с мелом в руках. «Солнышко. У «Детского мира» — банты в хлипких косичках, курносый, крошечный, подставленный солнцу нос, зажмуренные от долгожданного счастья прогулки и солнца глаза. Так просто. Так здорово. Никаких перверсий.

И у Москалевой: на века сработанные отечлегпромом зонты от солнца, бодрое советское тело, и слыхом не слыхавшее про 90-60-90, молодой отец, даже на отдыхе не снимающий погон, бравый до ужаса, и улыбки, улыбки, улыбки… Итог просмотра — нарастание тоски по простоте.

Парадоксально, но лекция французского философа-постмодерниста Жана Бодрийара, прошедшая в Музее Пушкина в рамках биеннале, в первую очередь соответствовала этим двум вполне архивным, ностальгическим выставкам. «Изображение становится тотальным, — печально и жестко констатировал философ. — Но мы хотим разрушить его вслед за реальностью не только за это. Мы злы, и нам больно: изображение отражает нас самих, а за нами уже ничего не стоит. Там нет Бога, мы пусты.

Компьютерные технологии опрокинули базовый принцип фотографии — останавливать мгновение. В виртуальности нет ни измерений, ни времени — прошлого, будущего, настоящего. Переживая ностальгию по настоящему, тоску по реальности текущего события, мы не в состоянии предаться ностальгии по прошлому.

Секрет фотографии — в изначально заложенной в ней тишине, противостоящей множащемуся движению вокруг, в рождающейся из тишины возможности обрести настоящее. Эта тишина — аллегория существования иного, параллельного, дружественного человеку мира».

Нет никакого сомнения в том, что сморщенный от солнца девчачий нос (как у Свиридовой и Воздвиженского) бывает в этом тихом и дружественном мире очень часто, а холодные, совершенные, обезображенные или утонченные тела, разнообразно представленные в центровых выставочных залах, никогда не были в этом прекрасном мире и даже ничего о нем не слышали. Бедные жертвы анорексии и булимии, рекламы, насилия и ускорения, они не смогут изменить код своих ДНК. Но мы-то можем дойти до моста «Багратион».